Точка невозврата
Шрифт:
Резаев и сам понимал, что сработал неважно, но сделал попытку оправдаться.
– Я там все время в маске был, шеф, и в белом халате. В лицо меня никто не видел. А врачи, они все одинаковые, как огурцы. Не думаю, чтобы меня опознали. Тем более что, сами говорите, про Лидию никто не знает. Да и с делом полковника это все никак не связано. С чего ему радоваться?
– До сих пор я считал тебя умным человеком, – зло оборвал его шеф. – А теперь вижу, что ошибся. Или ты просто ваньку валяешь, надеешься от ответа уйти. Только отвечать все равно придется. Так что молись, чтобы вся эта история побыстрее
Резаев знал, как шеф сводит счеты, поэтому никакой доброты и ласковости в своей душе не ощущал даже тридцать первого. Да и в окружающих людях ничего такого ему не виделось. Просто все жили в предвкушении скорого застолья, веселья ночь напролет и из-за этого не слишком напрягались на работе. Кто-то становился чуть веселее, кто-то, наоборот, больше дергался, но в целом картина жизни большого города не очень изменилась. И менты, кружившие вокруг вокзала, совсем не выглядели дедами морозами.
Впрочем, как раз ментов-то Резаев и не боялся. Ничего на Резаева у них не было. Хотя ликвидация Будилина и не прошла гладко, хотя шеф и кипятился по этому поводу сверх меры, один плюс в активе у Резаева имелся. Никто не мог зафиксировать его приметы, а тем более составить словесный портрет. Мужчина среднего роста, плотного телосложения – вот и все. Таких, как он, в Москве можно найти миллион, а может, и больше. Лица его никто не видел, а фотороботов в марлевой повязке Резаев до сих пор что-то не видел.
Тем не менее из привычной осторожности Резаев, прежде чем войти в здание вокзала, остановился возле газетного киоска и, делая вид, будто рассматривает обложки, внимательно оглядел площадь. Не узрев ничего подозрительного, он купил газету и, помахивая небольшим чемоданчиком, неспешно отправился к дверям вокзала.
– Гражданин! Задержитесь на минуточку! – вдруг прозвучало у него за спиной, и по старательно-вежливому тону Резаев понял, что милиция все-таки заинтересовалась его персоной.
Он обернулся. Сзади стояли два милиционера, оба сержанты, молодые, в ладных форменных полушубках, на щеках – румянец, на поясе – кобура, наручники, рация и «демократизатор», как говорят в народе. «В общем, наряжены, как елка на Новый год, – с черным юмором констатировал про себя Резаев. – И, наверное, сюрприз мне приготовили. Не дай бог!»
– Вы меня? – спросил он с доброжелательной улыбкой. – Учтите, я спешу. У меня поезд через двадцать минут уходит.
– Мы вас недолго задержим, – пообещал один из сержантов и, вспомнив наконец про азы милицейского этикета, пробубнил, поднеся ладонь к шапке: – Сержант патрульной службы Родимов! Документики ваши попрошу!
– Сию минуту, – спокойно отозвался Резаев и полез в карман за паспортом. – А в чем, собственно, дело?
– Обычная проверка, – сурово сказал второй милиционер. – Сами знаете, какая сейчас обстановка, а спрашиваете!
– Обстановка, точно, сложная, – кивнул Резаев. – Я не против. На поезд только
– Успеете, – сказал сержант Родимов, листая его паспорт. – Если у вас все в порядке, не о чем и волноваться. А железнодорожный билетик ваш можно посмотреть?
– Ради бога, – сказал Резаев, доставая и билет. – За просмотр, как говорится, денег не берут.
– Это точно, – подтвердил милиционер, рассматривая железнодорожный документ. – В Адлер, значит, едете? Вроде не сезон?
– А у меня там мама, – пояснил Резаев. – Скучает старушка. Вот решил порадовать. Сюрприз к празднику.
– Родители – дело святое, – согласился сержант.
Он вернул Резаеву документы, снова отдал честь.
– Извините за беспокойство – служба.
– Понимаем, – ответил Резаев. – Бдительность сейчас дело не лишнее. С наступающим вас!
– И вам всего хорошего, – сказал сержант.
Резаев прошел через здание вокзала, вышел на перрон, опять внимательно оглянулся по сторонам. «Черт его знает, что за новый год наступает! – в сердцах подумал он. – Еще и за стол не садились, а настроение уже испорчено. Говорят, как праздник проведешь, такой и весь год будет. Скорей бы уж отправление. Оторваться и забыть про все это фуфло. Хотя бы на время – совсем-то забыть не дадут».
Он нашел свой вагон, предъявил проводнице билет. Проводница была рыжая и симпатичная, но на Резаева отреагировала равнодушно. Так к нему относились почти все женщины, и Резаева это вполне устраивало. В молодости он завидовал дружкам, на которых бабы сами вешались, а потом понял, что ничего, кроме лишних хлопот, от этого не бывает, и успокоился. То, что ему требовалось, он всегда мог купить, зато никто и никогда не совал нос в его дела, и он сам решал, как ему следует поступать. Ну разве что за малым исключением, когда это решал за него шеф.
В купе, где должен был ехать Резаев, уже кто-то обосновался. Самих соседей в наличии не было, но на полках стояли их вещи. Резаев спрятал свой чемодан и присел на скамью. Ожидание начинало нервировать его. Стрелки на его часах будто замерли. Антон поймал себя на том, что то и дело поглядывает на циферблат. Откуда взялось это беспокойство, он не понимал. По его мнению, все шло как надо, и волноваться было глупо. Но сейчас, несмотря на все свое хладнокровие, Антон не находил себе места. Внешне это никак не проявлялось – разве что он слишком часто и слишком подозрительно выглядывал в окно и рассматривал людей на перроне.
Но никому не было до него дела. Люди провожали родственников, искали свой поезд, занимались еще тысячей дел, но ни один из них не обращал ни малейшего внимания на Резаева. И все же Антон не выдержал. Ощущение близкой опасности не отпускало его, и, воспользовавшись тем, что в купе он пока был один, Резаев быстро открыл чемодан, достал из тайника пистолет и переложил его в задний карман брюк.
Между тем наконец объявили отправку. За дверью купе происходила обычная суета – кто-то торопливо шагал по коридору, кто-то хлопал дверями, проводница предупреждала, что провожающие должны покинуть вагон. К удивлению Резаева, его соседи по купе все еще не появлялись. Он встал и, повинуясь внутреннему порыву, накинул пальто. Уже пора было отправляться, но поезд стоял.