Точка невозврата
Шрифт:
Вдруг совсем рядом затопали тяжелые каблуки, дверь открылась, и в купе ввалился крепкий розовощекий мужик в меховой куртке нараспашку. В руке он держал рюкзак. С улыбкой посмотрев на Резаева, он объявил:
– Фу, насилу успел! Думал, без меня уйдет! Тоже на юга собрались? Не поздновато? Вот и я думаю, что пораньше бы надо было… Ха-ха! Ну, давайте знакомиться, что ли? – Он протянул широкую ладонь. – Стас!
– Антон, – буркнул Резаев, пожимая протянутую руку. – А вагон не перепутали сгоряча? Похоже, здесь уже все места заняты. – Он кивнул на вещи, разложенные по полкам.
– Разберемся, – заявил Стас. – Главное,
– В каком смысле – позвонили? – странным полусонным голосом спросил Резаев, с деланым безразличием выглядывая в окно.
То, что он там увидел, произвело такое же действие, как если бы в лицо ему плеснули стакан кипятка. На перроне, растянувшись цепочкой вдоль вагона, в напряженном ожидании расположились несколько милиционеров. Толпа огибала их, как вода огибает пороги на реке.
Резаев сжал зубы и с разворота ударил Стаса локтем под ребра. Одновременно он рванул из заднего кармана пистолет. Щелкнул затвор.
Стас блокировал удар и, внезапно и резко наклонившись, боднул Резаева в переносицу. Антон на секунду ослеп от боли, но, превозмогая себя, рванулся вперед и нажал на спуск. В купе грохнуло так, что у обоих заложило уши. Пуля вспорола пластиковую обшивку и застряла в чьем-то багаже.
Стас ударил по руке, сжимающей оружие. Пистолет с грохотом полетел на пол и закатился далеко в угол. Резаев из последних сил отпихнул противника и рванул на себя дверь. Прямо у выхода его ждали.
Он еще сумел отправить в нокаут одного милиционера, но второй поймал его на противоходе и, сделав подсечку, опрокинул на пол. Тут же из купе вырвался Стас и навалился всем телом на поверженного врага.
Вдвоем с милиционером они надели на Резаева наручники. Вокруг наступила такая тишина, словно все пассажиры разом покинули вагон. У дверей тамбура, не допуская в вагон любопытствующих, стояла бледная рыжеволосая проводница.
– Почему не отправляемся, почему не отправляемся! – сурово отвечала она притихшим пассажирам. – Вот сейчас задержат человека – тогда и отправимся.
Резаеву помогли подняться. Он был ошеломлен, но уже начинал успокаиваться. Теперь не нужно было никуда бежать, не нужно было бить морды и искать пристанища. Теперь наступала пора интеллектуальной работы. Нужно было выбирать линию защиты, уклоняться не от ударов, а от вопросов, искать шанс выкрутиться. Шанс всегда есть. Утопающий хватается за соломинку.
Он понимал – раз его взяли, значит, где-то он прокололся. Судя по тому, с каким рвением и с какой поспешностью его брали, речь должна идти о чем-то серьезном. Этот Стас не врал, когда говорил, что мчался сюда на всех парусах. Ему действительно позвонили – скорее всего, те двое сержантов, что так тщательно проверяли у Резаева документы. Значит, его фотографию где-то все-таки срисовали. Но где? Откуда ждать подвоха?
Розовощекий и веселый Стас пристально осмотрел Резаева с головы до ног.
– Как живой! – жизнерадостно констатировал он. – Ряшку я ему малость попортил, а так все на месте! Давай, сержант, забирай его вещи! А то людям ехать надо, а мы тут копаемся…
Его деловитый тон Антону очень не понравился. Чувствовалось, что этот человек не вслепую действует. И сержант был тот самый, с площади – Родимов. Значит, все правильно – когда Антон спокойно отправлялся на вокзал, его уже здесь поджидали. И не только здесь, наверное. У них есть его портрет – но откуда?!
Его вывели из вагона на перрон. Толпа пугливо расступалась перед хмурым человеком в наручниках, которого поддерживали под руки два дюжих милиционера. А Резаева мучил один вопрос – откуда им известна его внешность? Неужели больница? Неужели произошло что-то невероятное, и там он попался на глаза кому-то, кто его знает в лицо? Но он мог поклясться, что не видел ни одного знакомого человека.
У вокзала дожидался милицейский автомобиль с зарешеченным окошком. Резаева втолкнули внутрь, зажали с двух сторон плечами.
– Куда поедем, товарищ полковник?
– Прямо в МУР! – распорядился Стас, который, оказывается, был полковником. – Хочу сразу показать его одному человечку.
Зарычал мотор, хлопнули дверцы, побежала назад привокзальная, присыпанная снежком площадь. Свобода для Резаева закончилась.
Можно было повалять дурака в надежде, что кто-то из ментов обронит хотя бы намек на неизвестные Резаеву обстоятельства. Что-нибудь вроде: «Начальник, что за понты? Я на юг ехал, никого не трогал. За что взяли?» Но, подумав, Резаев решил пока помалкивать. Еще неизвестно, какому человечку его хотят показать. Он ведь тоже увидит его морду – и тогда все станет ясно. Ждать осталось совсем недолго.
В МУРе его, и правда, не стали мариновать. Привели в какой-то кабинет, силой усадили на стул и дочиста обшарили карманы. Кстати, послали за каким-то Шабельником. Фамилия эта Резаеву ни о чем не говорила. Он держался подчеркнуто спокойно и окончательно решил ничего не предпринимать, не узнав, в чем дело. Только попросил разрешения намочить платок и вытереть кровь с лица – разбитая переносица давала о себе знать.
С него сняли наручники, но после этого один из милиционеров демонстративно навел на него дуло укороченного «АКМ» и так и держал на прицеле, пока Резаев приводил себя в порядок. Потом браслеты снова оказались на его руках, а в кабинет вдруг вошел еще один милиционер, полноватый, немного смущенный, с куском лейкопластыря на лбу. Резаев посмотрел на него и все понял.
– Вы Шабельник? – деловито поинтересовался полковник. – Посмотрите-ка на этого человека. Раньше его нигде не видели?
Полный милиционер всмотрелся в равнодушное лицо Резаева, окинул взглядом всю его фигуру с головы до ног. Лицо его потемнело.
– Похож, – процедил он, обходя Резаева. – Морды я его, конечно, не видел, а комплекция, фигура – один к одному. Сдается мне, что это он и есть, товарищ полковник.
Полковник Стас удовлетворенно кивнул, взъерошил короткие русые волосы.
– Я так и думал! – заключил он. – Еще один шар в лузу! Скоро партия наша будет…
– Минутку, начальник! – негромко сказал Резаев, глядя в потолок. – Что у нас здесь – служба знакомств? Вроде он – вроде не он… Опознания так не проводятся. Не знаю, что вы собираетесь на меня повесить, только процедура не соблюдена. Выражаю протест.
– Выражай, милый! – дурашливо сказал полковник. – Это теперь сколько угодно выражай. Только не обольщайся, родной, – это еще не опознание. Это я просто мысль одну проверял. Опознание чуть попозже будет – по полной процедуре. Сейчас мы тебя в камеру отправим, все как следует подготовим, а там, глядишь, и нарисуем тебе лет десять.