Шрифт:
Афанасий Лазаревич КОПТЕЛОВ
Точка опоры
Роман в двух книгах
В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян "Семья Ульяновых" - "Четыре урока у Ленина" и роман в двух книгах А. Л. Коптелова "Точка опоры" - выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.
________________________________________________________________
СОДЕРЖАНИЕ:
Книга первая
Книга вторая
________________________________________________________________
...МОЖНО БЫЛО
ИЗВЕСТНОЕ ИЗРЕЧЕНИЕ, СКАЗАТЬ: ДАЙТЕ
НАМ ОРГАНИЗАЦИЮ РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ И МЫ
ПЕРЕВЕРНЕМ РОССИЮ!
В. И. Л е н и н
К Н И Г А П Е Р В А Я
______________________________
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Мартовским днем 1901 года две женщины подымались по скрипучей лестнице деревянного дома. Молодой, похожей на курсистку, хотелось взбежать на второй этаж, но она оглядывалась на пожалую, закутанную в пуховую шаль. Та шла медленно, дышала тяжело.
Сверху прорывались сквозь закрытую дверь знакомые звуки фортепьяно.
– Это - у них!
– обрадовалась молодая. Пожилая молча кивнула.
Бесшумно переставляя ноги по ступенькам, они поднялись на лестничную площадку, взглянули на табличку. Не ошиблись - та самая квартира, куда спешили они.
Прислушались.
– Бетховен!
– сказала Надя полушепотом.
– "Лунная соната"!
– добавила мать.
– Сама Марья Александровна... Три года прошло... Вот так же тогда играла...
Да, минуло три года с той поры, когда они - тоже проездом останавливались в Москве. Но как все изменилось! Тогда остановка для свидания была разрешена полицией, а теперь... Наде запрещено появляться в университетских городах и фабричных районах. Заехали нелегально. Хорошо, если никто не тащится по следу... Тогда Ульяновы жили возле Собачьей площадки, теперь - неподалеку от Бутырской пересыльной тюрьмы. Тогда они, Крупские, ехали в Сибирь. Надя - в ссылку, к жениху, Елизавета Васильевна - к будущему зятю. Теперь едут на запад, и впереди неминуемая разлука. Тогда в каждом неторопливом и проникновенном звуке "Лунной сонаты" чувствовалась грусть матери. Митя, ее младший, сидел в Таганке, а Володя томился в неведомом Шушенском, в тюрьме без решеток. Но с Марией Александровной были обе дочери и зять. А теперь?..
Тогда шаги по лестнице услышала Фрида, залаяла басовито, как все сенбернары, и, подбежав к двери, стала принюхиваться через притвор. И залаяла еще громче.
Сейчас даже шороха не слышно. Только - музыка, полная глубокого душевного чувства.
И мать с дочерью тревожно переглянулись: неужели они расстались с ласковой и уютной собакой? Марк Тимофеевич так любил чесать пальцами у Фриды за ухом. Аня и Маняша ходили с ней на прогулку...
Теперь Мити нет дома. Марк по утрам отправляется слушать лекции в инженерном институте... А Аня с Маняшей? Где они?..
И что известно им о Володе?
Среди лета он приезжал в Уфу повидаться, намеревался отдохнуть, но праздность не в его характере. Что ни день, то встречи с изгнанниками и ссыльными революционерами, жаркая полемика о путях борьбы, о будущем страны. Так промелькнули две недели. А с Марией Александровной он расстался позднее. Что сказал ей на прощанье?
Затаив дыхание, Надя снова прислушалась. И тут же еще раз переглянулась с матерью. Похоже - Мария Александровна играет в пустой квартире...
Может, случилось что-то недоброе...
Не позвонить ли немедленно?..
И рука Елизаветы Васильевны потянулась было к кольцу проволоки, можно ведь тронуть слегка, чтобы в передней колокольчик звякнул чуть слышно...
Нет, нельзя... Мария Александровна все равно вздрогнет от неожиданности. А в ее возрасте волнения опасны.
Мать с дочерью заслушались. И им уже не хотелось торопить время. Три долгих года они не слышали ничего похожего.
Тихие звуки фортепьяно будили раздумье. И Надя представила себе лесные дали в ночную пору: серебряный диск луны бесшумно катится по небу, на секунду прячется за тучки; поникшие ветки деревьев, охваченные ростепелью, роняют льдинки в озерную гладь... Володя рассказывал: в окрестностях Шушенского бывало так в его охотничьи зори.
Где теперь Володя? Чем он занят в эту минуту?
У нее в памяти пражский адрес. А у Марин Александровны? Как-то в письме свекровь делилась радостью: получила весточку из Парижа. Сейчас у нее, вероятно, тоже есть письма из Праги.
Еще минута, и они войдут в квартиру, расцелуются с Марией Александровной, примутся расспрашивать о жизни, о родных. И первым делом о Володе.
Узнают все, все.
2
Часом раньше Мария Александровна вернулась из Таганки. Впервые не снимая ни шали, ни пальто, прошла в свою комнату и, тяжело вздохнув, опустилась в кресло, усталые руки уронила на колени. Голова часто вздрагивала.
Одна. Совсем одна.
Вот уже четырнадцать лет, как пролегли ее тропки-дорожки к тюремным воротам. Сначала к Саше, старшему мальчику... Он ведь был еще таким юным... Для нее, матери, мальчик... Душевный и упрямый, сердечный и настойчивый... Так рано загубленный.
Две крупные слезины покатились по щекам. Она приподняла уголок шали, чтобы утереть их. После растаявшего снега шаль была влажной, и лицо вздрогнуло от холодка.
Мария Александровна выпрямилась в кресле и снова вздохнула.
И к Саше, и к Ане, и к Володе, и к Мите, и к младшенькой Маняше - ко всем ходила в тюрьмы на свидания. Носила передачи...
И вот снова. Теперь уже по два узелка: один - Мане, другой - Марку. В одно и то же окошко проклятой Таганки.
Пошла третья неделя с той черной ночи, когда увели дочь и зятя. Говорят, по всей Москве хватали смелых, непреклонных, почитающих борьбу с царизмом делом своей жизни. И приурочили аресты к первому марта. Значит, опасались, что подпольная Россия даст о себе знать в двадцатилетие первомартовцев. Но ведь у наших, у социал-демократов, иной путь. Еще в год гибели Саши Володя сказал: "Мы пойдем другим путем". Пока они копят силы... А тюрьмы вместительны... И велика Сибирь, бесконечен кандальный звон...