Точка орбитального удара

Дорога уносилась километр за километром, водитель, уставившись на дорогу, казалось, пребывал в состоянии окаменевшей статуи, а Оберсту хотелось какого-то общения, однако общения не было. Даже Штуцер, которого он прихватил с собой для компании, вдруг переменился, осознав, что на нем костюм за двадцать тысяч чаков.

Двадцать тысяч за костюм для Штуцера, конечно, перебор, но Оберст нервничал. Хотелось что-то

предпринять, как-то выступить в свою защиту, но он сам не знал, как нужно выступать и в чем его прегрешения.

Была, разумеется, мысль сбежать. Имелся на этот случай и маневр отхода, и достаточно средств на всяческих скрытых схемами счетах.

Имелись даже закладки с драгоценными камнями, золотом, платиноидами и баллонами со свободным газом «Ид-Ео», который на закрытых биржах стоил в сотни раз дороже золота.

Одним словом, варианты отходов имелись, но почему-то Оберст ими не воспользовался? Почему? Он и сам не знал.

Ночью ему позвонили и назвали код «Жужелица».

Он чуть с кровати не упал.

Это означало срочный вызов на встречу с шефами. С настоящими высокопоставленными шефами в их шефской иерархии.

Для встречи с другими представителями хозяев площадки имелся другой код – «Зимородок». Но и его Оберст ни разу не слышал. Только код «Оригами», что означало – прибытие курьера с указаниями.

Когда в свое время Оберст попал на это местечко, с ним разговаривал какой-то субъект, которого Оберст на тот момент и принял за крутого хозяина, однако позже стал догадываться, что это также был один из посредников.

В силу каких-то причин хозяева в город не совались. Может, опасались чего, а может, у них и других дел хватало. Одним словом, у Оберста сложилось мнение, что пока все шло хорошо, они не появятся. А если появятся, значит, наступило время последней раздачи.

Никакой вины за собой Оберст не чувствовал, потому, наверное, и не рванул, заметая следы. Никому из подчиненных он тоже ничего не сказал, и «Заводской пустырь» продолжал работать как часы. Только вот Штуцера позвал съездить «на встречу с друзьями» и приказал надеть костюм, который, почти не глядя, заказали по каталогу «Чуи», как потом оказалось – самого респектабельного и дорогого бренда.

Впрочем, на тот момент Оберст не особенно различал цены и каталоги, а Штуцер, получив такой «подарочек», заметно струхнул.

Он мог в одиночку выйти с ножом на десяток врагов, но… Но тут было другое, и теперь он ехал, поджав коленки и выпучив глаза, и Оберст решил его не беспокоить, чтобы не вызвать приступа истерики.

«Чует опасность, сволочь, чует, как животное».

После объявления кода предельной важности Оберст воспринимал все как во сне:

– Мистер Корн?

– Да, это я…

– Мистер Корн, я уполномочен пригласить вас для участия в важном обсуждении. Беседа состоится через девятнадцать часов в мотеле «Чика-Мокко», на северо-восточной окраине города. Вам известно это место?

– И… Известно…

– Правильно ли вы посчитали время встречи?

Последовала пауза, во время которой Оберст лихорадочно переводил взгляд то на настенные часы, то на электронный будильник.

– Я разберусь, – ответил он.

– Замечательно. До встречи, мистер Корн.

– До встречи.

И уже после того, как абоненты разъединились, Оберст еще какое-то время сидел, слушая стук собственного сердца.

«Вот и началось», – подумал он после того, как к нему вернулась способность мыслить.

Прежде он только представлял, что подобное может случиться, однако за точку отправления выбирал какую-то свою огромную ошибку, но сейчас за ним ничего такого не было.

Голос разума говорил ему: беги, ты обеспечен, ты опытен, они тебя не найдут. Однако гордость требовала объяснений: за что?

Не побежал сам и никому ничего не сказал. Так и доехал до «Чика-Мокко», находясь в подвешенном состоянии.

В конце концов, за время своей криминальной карьеры Оберст попадал в ситуации и похуже и ходил на разборки, когда понимал, что накосячил.

Территория мотеля оказалась закрыта. Водитель остановил машину перед натянутой между столбиками цепочкой, на которой болталась табличка «Санитарная обработка».

Впрочем, за цепочкой на просторной парковке находилось несколько внедорожников элитных марок, с мощными литыми бамперами и молдингами.

Только водитель собрался спросить, что делать, как рядом с машиной возникли двое рослых секьюрити в цивильных костюмах. Один из них осторожно постучал в окошко, и водитель опустил стекло.

– Мотель сегодня не работает, воспользуйтесь тем, который в семнадцати километрах дальше по шоссе.

– Скажи, что приехал мистер Корн, – сказал Оберст.

– Я привез мистера Корна, – добавил водитель.

– Ах вот как?

Секьюрити наклонился, чтобы заглянуть внутрь.

– Это я, – поднял руку Оберст, презирая себя за это раболепие. Ну кто еще мог сидеть на заднем диване с микроклиматом и акустической регулировкой, если не главный пассажир?

– Мистер Корн, мне приказано проводить вас…

– Я не один, со мной помощник, – сказал Оберст, и секьюрити взглянул на сидевшего рядом с водителем Штуцера.

– Как его имя?

– Шту… Э-э… Как твое имя?

– Соболевский, сэр.

– Да, Казимир Соболевский! – вспомнил Оберст.

– Одну минуту…

Секьюрити распрямился и стал докладывать своему старшему. Через полминуты пришел ответ.

– Хорошо, сэр, – снова заглянув в окно, произнес секьюрити. – Вы и ваш помощник можете пройти со мной. Выходите, а ваш водитель поставит машину на площадке.