Точка возврата
Шрифт:
Наружная дверь затрещала, от мощного толчка. Избушка, казалось, покачнулась. Лиза вскрикнула, а Невская бросилась к брату и оттащила его от окна.
Анисимов вытащил пистолет и стал у дверей сбоку.
– Ворвется, стреляй в ухо или под лопатку, – сказал Белухин. – Или дай мне, у меня рука верней.
– Ничего, я сам.
Белухин, надев рукавицу, достал из печки тлеющую головешку и стал рядом.
От сильного удара дверь, видимо, сорвалась с петель.
– Мама родная… – обмерла Лиза. Все притихли, только Шельмец надрывался от лая. Анисимов поднял пистолет.
– Не стреляйте! – вдруг закричал Зозуля. – Это жестоко и бессмысленно, даже опасно! Раненый медведь…
– В ухо или в лопатку, как сподручней, – напомнил Белухин, отмахнувшись от Зозули.
– Его нельзя провоцировать! – кричал Зозуля. – Илья Матвеич, ни в коем случае не стреляйте!
– Погоди орать! – оборвал его Белухин. – Заснул он там, что ли? Не видать из окошка?
Гриша вырвался из рук сестры, подбежал к окошку. Тут, под тяжелыми шагами затрещала крыша, с потолка посыпалась труха.
– Ждешь, пока избу развалит? – набросилась на мужа Анна Григорьевна.
Белухин схватил горсть заготовленных для освещения лучин и швырнул их в огонь, потом еще и еще. Донесся рев, по крыше снова прогромыхало, послышался тяжелый шлепок, и все стихло.
– В морду полыхнуло, – удовлетворенно сказал Белухин. – Очень они этого не любят, когда, дымом в морду. Цыц, Шельма, побереги горло!
– Дверь цела, – доложил из сеней Кулебякин. – Треснула только.
– Зоя, смотри, как он бежит! – восторженно кричал Гриша, не отрываясь от окна. – Какой огромный!
– Не такой уж и огромный, – успокоенно проговорил Зозуля, присаживаясь рядом с Гришей. – Самец-трехлеток, по-видимому. Ширина следа сантиметров под двадцать пять, не так ли, Николай Георгиевич?
– Пожалуй, – сказал Белухин. – Зверь средний.
– Чтоб он провалился, – в сердцах пожелала Лиза. – Думала, умру от страха.
– И я, – обнимая Лизу, призналась Невская. А он не может вернуться?
– Дима, взгляни, не оставил ли он там записки? – дурашливо выкрикнул Солдатов.
– Огромный! – не мог остыть от пережитого волнения Гриша. – Михаил Иванович, а мне показалось, что он больше трех метров.
– Ну, это показалось, – снисходительно сказал Зозуля. – Метра два с половиной, не больше.
– Но ведь все равно огромный! – настаивал Гриша. – И как здорово, что мы его не убили!
– К сожалению, не все это понимают, – обращаясь как будто бы к Грише, с вызовом сказал Зозуля. – Бывает, что иные люди обдуманно и хладнокровно лишают жизни этого в общем и целом безобидного для человека зверя.
– Безобидного? – возмутилась Анна Григорьевна.– А если б дверь выломал, ты бы ему лекцию читал или за ухом чесал?
– Во-первых, – менторским тоном возразил Зозуля, – дверь он все-таки не выломал, а во-вторых, если бы даже это и сделал, у нас не было никакого морального права столь жестоко наказывать зверя за любопытство.
– Мишка просто хотел познакомиться, – вставил Белухин, – так, мол, и так, не имеется ли у вас, граждане, чего пожрать, а то неделю не емши.
– Николай Георгиевич, – с упреком вымолвил Зозуля, – вы не хуже меня знаете, что медведь нападает на человека в исключительных случаях и лишь тогда, когда принимает его за нерпу.
– Теперь понятно! – Белухин хлопнул себя по лбу. – Мать, помнишь, как на Голомянном мишка тебя в торосы потащил? За нерпу принял!
– Какой кошмар! – ужаснулась Невская.
– Я тебе покажу нерпу, старый морж, – пригрозила Анна Григорьевна.
– Мы все подобные случаи регистрируем, – оживился Зозуля. – В какое время года произошло нападение?
– Весной, как раз под Восьмое марта, – Белухин прищурился. – С женским днем решил поздравить.
– Остается порадоваться, что все хорошо закончилось, – Зозуля придал своему лицу сочувственное выражение.
– Как для кого, – усмехнулся Белухин. – Про медведя я бы этого не сказал.
– Вы его… убили? – Гриша затаил дыхание.
– Ну, так уж сразу и убил, штраф за это положен, голубчик. За что его убивать? Природа его такая: видит, нерпа из бани выходит…
– Язык оторву! – пообещала Анна Григорьевна.
– Ну, а что дальше? – настаивал Гриша.
– Дальше? – Белухин наморщил лоб. – Вспомнил. Подошел я к нему, стал совестить, некультурно, брат, поступаешь, паспорт, если хочешь, могу показать, баба она, а не нерпа.
– Не слушай его, брехуна, – заулыбалась Анна Григорьевна. – Жаканом он ему объяснил, Гришенька, под самую лопатку.
– В данном случае это была самозащита, – решил Гриша. – Что ж, жизнь человека дороже.
– Однако медведь занесен в «Красную книгу», – сухо напомнил Зозуля. – Я, конечно, не берусь судить, была ли ситуация критической, но…
– Это не медведей, а полярников нужно заносить в «Красную книгу», – сердито сказала Анна Григорьевна. – Вот, видел? – Она сорвала платок, показала глубокий шрам на шее. – Тоже защитник нашелся, медвежий адвокат!
– Однако вы согласитесь… – обескуражено возразил Зозуля, оглядываясь в поисках поддержки.
– Не соглашусь! – твердо сказала Анна Григорьевна.
– Хотя бы выслушайте…
– Не выслушаю!
– Но я…
– Ученый осел ты, вот кто!
Зозуля обиженно махнул рукой и подошел к Грише, единственному, кто сочувственно относился к его любимым медведям.
– Зря с моим драконом связался, Михаил Иваныч, – проговорил Белухин, вытирая слезы. – Ой!
– Скрючило, – с удовлетворением сказала Анна Григорьевна. – Бог наказал.