Точка взрыва. Россия, Кавказ и Ближний Восток
Шрифт:
В похожие условия сегодня ставится Армения через интенсивное провокационное воздействие на карабахский фактор. Чудовищная по цинизму операция с экстрадицией из Венгрии и дальнейшим освобождением в Азербайджане Рамиля Сафарова, зарубившего спящего армянского офицера топором, — сигнальный выстрел США и НАТО, символизирующий новый этап карабахского урегулирования. Руководство Армении стоит перед сложнейшим выбором — капитулировать политически, продолжая переговоры с бескомпромиссным противником, награждающим за убийство спящего и поэтому беспомощного армянина, — или же проснуться и вступить в войну. Армения пытается отбиться от попыток Запада навязать ей войну, но сумеет ли ее власть удержать под контролем внутреннюю ситуацию?
Внешний фактор всегда имел ключевое воздействие на внутреннюю ситуацию в Армении, а Карабах — цементирует государственный строй страны. Но даже если войны удастся избежать, предстоящие в 2013 году президентские выборы пройдут в условиях крайней напряженности — между угрозой внешнего вторжения и внутренней дестабилизацией. «А сможет ли Россия сегодня и в будущем послужить надежным щитом и поддержкой для своих союзников и сателлитов в регионе?» — задается вопросом таджикский эксперт Муллоджанов и многие его армянские коллеги, с тревогой наблюдающие за ситуацией вокруг Карабаха. Ответ ясен: нет, не сможет. Это и заставляет Рахмона в буквальном смысле строить мосты в Афганистане и сдавать свои территории Китаю, а Армению — идти на диалог с Турцией, играть в конструктивизм в Карабахе и перенимать грузинский «опыт реформ» едва ли не прямо из рук Саакашвили.
Между тем «эпидемия распада» подкатывает к Ирану, а Сирия и Карабах — последние заслонки на ее пути. Иллюзий нет. Статус-кво в зоне карабахского конфликта будет нарушен, поскольку он противоречит стратегическому курсу Запада, ориентированному не на замораживание даже конфликтного статус-кво, а на активный хаос и дробление. Плацдарм в Тбилиси дает США мощные рычаги воздействия на две другие закавказские столицы — Баку и Ереван. А это верный признак того, что армяне и азербайджанцы будут в конечном итоге столкнуты лбами в новой кровопролитной войне. Убрав «карабахское бревно» и открыв армяно-турецкую границу, Запад получит всю широту регионального маневра, укрепится на площадке между Россией и Ираном, одинаково деструктивно воздействуя и на иранский север, населенный этническими азербайджанцами, и на российский Северный Кавказ.
Иран, северная часть которого уже объявлена американцами «Южным Азербайджаном», — одна из основных мишеней наступающей «эпидемии». Тегеран уже втянут в сирийскую войну. Открытие нового фронта дестабилизации на северной границе Ирана, то есть в Карабахе, станет настоящим вызовом для России и страшной трагедией для всех кавказских народов. Но пока Иран готовится принять удар, сирийская война уже выгоняет тысячи беженцев в Закавказье, задает новый импульс и новую динамику курдскому движению, в корне меняет ситуацию вокруг Ирана и Турции.
Сегодня речь идет, ни много ни мало, — об угрозе полноценной межконфессиональной войны регионального масштаба, о которой прямым текстом предупреждал или же которой угрожал вице-президент США Джо Байден во время визита в Турцию в декабре 2011 года. США готовы к этой войне. Готова ли Россия?
Константин Казенин
Северный Кавказ: внутренние проблемы и их внешнее эхо
Северный Кавказ на сегодняшний день известен крайне острыми внутренними проблемами. Здесь речь пойдет лишь о тех из них, которые могут оказать или уже оказывают существенное влияние на политическое положение России, то есть, по сути, выходят за пределы региона, хотя и являются результатом его собственного, во многом уникального пути развития.
Само употребление термина «Северный Кавказ» в российском политическом дискурсе имеет сегодня достаточно условный характер: территория, обозначаемая этим термином, не характеризуется сегодня ни единством управления, ни единством внутреннего устройства. Чтобы убедиться в этом, достаточно даже беглого взгляда на шесть «национальных» субъектов, входящих в состав СКФО. В палитре, которую они образуют, есть регион с крайне авторитарным типом правления (Чечня); регион, управляемый на основе сложного консенсуса элитных группировок (Дагестан); регион, лидер которого осуществляет «ручное управление» в постоянном контакте с неформальными авторитетными представителями местного населения (Ингушетия). Три других республики СКФО — Северная Осетия — Алания, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия — используют процедуры управления, более близкие к стандартным для российских регионов, однако и эти республики довольно существенно отличаются друг от друга по политической «повестке дня».
Фрагментированность Северного Кавказа, обособленность его субъектов хорошо видна и при сопоставлении религиозной ситуации в них, прежде всего — ситуации в местном исламе. Здесь можно найти, например, регион, где в мусульманской среде имеются два примерно равных по влиянию течения (салафизм и суфизм в Дагестане); регион, где Духовное управление мусульман, имеющее ограниченное влияние, в союзе с силовиками противостоит экстремистским течениям (Кабардино-Балкария); регион, где под эгидой Духовного управления объединены мусульманские сообщества различного толка (Карачаево-Черкесия). Координационный совет муфтиев Северного Кавказа — структура, созданная в 1998 году, функционирует в основном только как консультативный орган, не вмешивающийся во внутренние дела мусульманских сообществ в республиках. Роль Координационного совета также снизилась после того, как в апреле 2012 года Духовное управление мусульман Чечни покинуло его ряды.
Еще одно проявление крайней раздробленности сегодняшнего Северного Кавказа — отсутствие единого информационного поля. В последние десять лет не появилось ни одного успешного СМИ, которое было бы ориентировано на общекавказскую аудиторию, — при активном росте интернет-ресурсов и газет внутри регионов. По-видимому, «объединительные» СМИ такого рода просто не востребованы. Точно так же не стал объединителем проект туристического кластера на Северном Кавказе, выдвинутый в 2010 году по инициативе полномочного представителя президента РФ в СКФО Александра Хлопонина и поддержанный на высшем федеральном уровне. По состоянию на первую половину 2012 года, было уже совершенно ясно, что в разных северокавказских республиках этот проект имеет разные перспективы. Так, в Карачаево-Черкесии началась его реализация (курорт Архыз). В Кабардино-Балкарии идет подготовка к строительству новых объектов в Приэльбрусье, включающая не всегда простые консультации с местным населением по земельным вопросам. Что же касается, например, Дагестана, то там осуществимость курортных проектов по-прежнему вызывает очень серьезные сомнения из-за оперативной обстановки в регионе. Слабость связей между большинством северокавказских республик подтверждается и низким миграционным оборотом между ними. Например, по официальной статистике, число лиц, прибывших из Дагестана в любую другую республику СКФО (кроме Чечни) или из любой из этих республик в Дагестан, в 2010 году не превышала ста человек, что на два порядка ниже уровня миграции между Дагестаном и многими регионами русского Юга, Центральной России и Сибири.
Такая внутренняя раздробленность делает Северный Кавказ крайне уязвимым в качестве форпоста России. Возникает существенное противоречие: в геополитическом отношении Северокавказский регион — это единый территориальный узел, прочные позиции на котором могут дать России козырь в будущей борьбе за передел сфер влияния на Большом Кавказе и вокруг него, а во внутриполитическом отношении Северный Кавказ — это множество республик, расположенных компактно по отношению друг к другу, но имеющих друг с другом мало общего, кроме границ.
На протяжении 1990-х годов Северный Кавказ (вне известной истории двух войн в Чечне) был известен как территория с сильными межэтническими противоречиями, которые либо выливались в силовое противостояние (конфликт в Пригородном районе в октябре — ноябре 1992 года), либо удерживались на его грани благодаря активной деятельности государственных или негосударственных посредников (конфликт в Новолакском районе Дагестана в 1991–1993 годах; противостояние власти и этнических общественных организаций в Кабардино-Балкарии в 1992–1993 годах; конфликт в ходе выборов главы Карачаево-Черкесии в 1999 году). Общей чертой всех этих конфликтов является то, что они касались либо территориальных претензий одного региона к другому, либо борьбы за власть в отдельном регионе.