Точка Зеро
Шрифт:
Я не видела его лица, но голос Тони вдруг изменился, стал напряженным.
— Ия хотел тебя дико, безумно. Это было просто невозможно терпеть, казалось еще немного — просто разорвет в клочья. И ты тоже хотела, но почему-то мы не могли. Нет, могли, но не должны были. Ни в коем случае. Надо было сдержаться. Это было похоже… на ураган. Света, это было по-настоящему ужасно. Но знаешь, когда я проснулся, подумал, что хотел бы испытать что-то подобное наяву. Только, конечно, чтобы было можно.
Вот теперь я проглотила уже не леденец, а здоровенный
Нет. До встречи с Мартином Маргарет была хоть и не слишком целомудренной, но все же девственницей, не знакомой с подобными страстями-мордастями. И даже потом… Нет, ничего подобного не было. Тогда откуда?
Я повернулась и посмотрела на Тони. Его лицо было таким же напряженным, как и голос. Он лежал, закрыв глаза и сдвинув брови, как будто пытался что-то вспомнить.
— И что? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно и весело, может, даже насмешливо. — Наяву так не получается?
Но Тони шутку не принял.
— Наяву… Боюсь, наяву такое испытать просто невозможно. Может, это и к лучшему. Я сейчас пытался вспомнить, когда мне это приснилось. Мы ведь всего три ночи провели врозь, не считая этой. И не могу. Такое чувство, что это был вообще не сон. Но что? Видение? Галлюцинация?
Я не ответила. Часы на башне пробили пять.
— Ничего себе время бежит, — удивился Тони. — Тебя там, наверно, потеряли к чаю.
— Не потеряли. Я предупредила, что не буду пить чай.
Потом мы просто лежали молча, в полудреме, но что-то меня насторожило. Я приподнялась на локте и посмотрела на Тони. По его лицу словно тень пробежала. Впрочем, и на самом деле пробежала — за окном собирались тучи, солнце еще сопротивлялось, но все чаще терялось в серой мути.
— Погода портится, — сказал Тони со вздохом.
— Что-то не так? — насторожилась я.
— Нет. Просто… omne animal post coitum triste est[1],
— Кроме петуха и женщины, — пробормотала я, в очередной раз испытывая тянущее чувство дежавю.
— Меня всегда привлекали умные женщины, — Тони взял мою руку и галантно поцеловал. — Даже если им весело после секса.
— Я не очень умная. Я даже не знаю точно, кто это сказал.
— Утешься, точно никто не знает. И не обращай на меня внимания. Все хорошо, Света. Все… хорошо.
Я подцепила эту секундную заминку и добавила ко всему остальному, сложенному в стопочку.
[1] (лат.) «Всякая тварь после соития печальна», — крылатое выражение, приписываемое древнеримскому писателю I в. Петронию Арбитру, а также греческим ученым Аристотелю и Галену.
19. Продолжение рода
Похоже, он собирался куда-то ехать: в коридоре на полу стояла дорожная сумка. Люси, в халате поверх ночной рубашки, прислонилась к дверному косяку и смотрела на него. И на маленького мальчика, которого он держал на руках. Мальчику было месяцев шесть, не больше. Светловолосый, сероглазый. Он улыбался и хлопал его ладошками по щекам. Поцеловав мальчика в лоб, он отдал его Люси, подхватил сумку и пошел к двери.
«Пожалуйста, поосторожнее!» — попросила она.
«Не волнуйся, все будет хорошо. Я позвоню».
Питер проснулся словно от толчка. Во рту пересохло, сердце отчаянно колотилось, грудь сжало так, что было трудно дышать. Светящийся циферблат часов показывал начало шестого. Люси рядом не было.
Приподнявшись, Питер прислушался. Откуда-то доносились тихие всхлипы.
Открыв дверь ванной, он увидел ее, сидящую на коврике. Уткнувшись лбом в поднятые колени, она горько плакала.
— Что с тобой, Люс? — испугался Питер и осекся, увидев на раковине коробочку с тестом на беременность. — Нет?
— Уже не надо, — сквозь слезы сказала Люси, и он сообразил, что коробка не распечатана.
Сев рядом на пол, Питер обнял ее и принялся молча поглаживать по спине, покачивая, словно убаюкивал ребенка. Слова не шли, да они были бы и лишними. Разочарование казалось таким острым, что ему тоже хотелось плакать.
А ведь надежда вовсе не казалась призрачной — напротив, она была такой ясной, солнечной. Та ночь в маленькой гостинице рыбачьего поселка, куда их привезли на экскурсию… Почему-то им обоим казалось, что в этот раз все должно получиться, что наконец у них будет ребенок. Прошла неделя, вторая, потом побежал другой отсчет-день, два, три… Глаза Люси сияли каким-то совершенно неземным светом: неужели?!
Он просил сделать тест, Люси отказывалась. «Понимаешь, тогда уже все станет ясно — да или нет. А я хочу еще… надеяться. Еще немного. Пусть пройдет неделя».
Неделя прошла, Люси купила в аптеке тест. Сказала: «Завтра утром…»
Наконец она перестала всхлипывать, только изредка судорожно переводила дыхание. Питер поцеловал ее в макушку, встал, помог подняться.
— Пойдем, Люс, надо поспать.
— Иди, я сейчас.
Он вернулся в комнату, лег. Сон, такой яркий, отчетливый, теперь казался подлой насмешкой. Но не только. Было что-то еще. Черное и горькое, как перестоявший чай. Непонятное. Пугающее…
Открылась и закрылась дверь ванной, щелкнул выключатель. Люси легла с ним рядом, прижалась крепко. Питер думал, что не сможет уснуть, но незаметно провалился в дрему без сновидений.
Завтрак заказали в номер, но есть не хотелось. Люси рассеянно ковыряла омлет, Питер ограничился тостом и чашкой кофе.
— Мне пора на заседание, — сказал он, стряхнув с брюк крошки. — Погода хорошая, я не стал машину вызывать. Не хочешь со мной пройтись? Потом можешь пешком вернуться или взять такси.