Точная Формула Кошмара
Шрифт:
— Сидим, Брук, посиживаем, — так начал беседу мистер Глесс.
Старик злобно покосился на него и просюсюкал:
— Не знаю вас… Сосем не знаю.
— Зато я отлично вас знаю… Ага! Ножища-то прямо как у верблюда, — фыркнул бакалейщик, вспомнив, что мистер Брук страдал мозолями.
— Какого се… серта… Я вам ни… нисего… Я…запре…сяю…
Мистер Брук волновался, заикался, сюсюкал.
— Заткнись, подлая, старая клешня! Прошло времечко запрещений. Я — Дэвид Глесс, вспомнил теперь?
— Нет! Уйдите! — фальцетом завопил почтенный джентльмен.
Но
— Ну-ка, дружок, пора и получить по счетику. — Мистер Глесс сжал пальцами левой руки цыплячью шею бывшего начальника.
— Ах, р… р… р… — захрипел мистер Брук.
Но Дэвид не дал пальцам воли: внимание привлекли ноги его жертвы, обутые в полусапожки — мягкая кожа там и сям была вырезана, дабы дать простор ужасным наростам мозолей.
— Получи! — Мистер Глесс изо всех сил ударил пяткой по его правой ноге.
Старик скрючился и медленно пополз боком на скамейку.
— И комиссионные! — присовокупил Дэвид, аналогичным образом бухнув по левой.
На сей раз мистер Брук закричал или, вернее, защебетал не сильней пролетающей ласточки. Тонкая струйка слюны потекла на его жилет.
— Некоторые люди, я слышал, даже умирали, если им неожиданно наступали на мозоль, -рассудительно произнес Дэвид Глесс, покидая скамейку.
И действительно, мистер Энтон Брук, убивший его мечты тридцать лет назад, лежал мертвый. Совершенно мертвый.
Вечером мистер Глесс старательно крутил точильное колесо, обрабатывая специальный нож для болонской колбасы, кожура коей отличалась необыкновенной твердостью; чтобы ее проколоть и нарезать, необходимо было тщательно заточить острие.
Не успел он закончить, как сильный удар потряс ставни и мальчишеский голос издевательски пропел:
— Старая сосиска! Ногастая сосиска!
— Ах ты, шалун! Удачно попал! — улыбнулся бакалейщик.
Хэнк Хоппер обычно проводил вечера в кабаре неподалеку, где одну комнату специально отвели под игральные автоматы. Возвращаясь домой, он всегда обходил пустырь, пересеченный каналом, куда вливались сточные воды со всего квартала.
Заслышав насвистывание дурацкого модного блюза, мистер Глесс выступил на дорогу.
— Красивая песенка, Хэнк!
Хо… хо! — поперхнулся юный насмешник. — Сэр…
На этом респектабельном слове он закончил свое существование: специально отточенный нож буквально прорезал его сердце.
Полиция и газеты отнесли смерть Хэнка Хоппера на счет таинственного убийцы, так как характер преступления вполне соответствовал манере этого монстра: удар в сердце тонким, длинным, заостренным лезвием, случайная жертва ночной встречи, никаких признаков ограбления. Удивлял следующий факт: той же ночью в ста ярдах от места первого происшествия была убита пьяная старуха, у которой в мешке, помимо разного барахла, лежало несколько банкнотов. По своей привычке, убийца ничего не тронул.
Но до сих пор этот последний довольствовался одной жертвой за ночь и никогда не изменял кровавому правилу.
Когда Дэвид Глесс прочел в газете, что труп Хэнка Хоппера выловили из канала, он удивился в свою очередь, поскольку безусловно оставил тело на дороге, огибающей пустырь.
Весна перестала улыбаться: подул северозападный ветер, затеялись упрямые холодные дожди. Дэвид решил разжечь печурку-саламандру, и в заднем, жилом помещении лавки сразу стало уютно, особенно когда отсветы пламени запрыгали по стенам и розовому абажуру лампы. Устроившись в глубоком мягком кресле, Дэвид рассеянно прислушивался к затихающему уличному шуму.
Кукушка шварцвальдских часов прокуковала полночь и закрылась в своем домике. И здесь мистеру Глессу почудилось несколько осторожных постукиваний.
Сначала он подумал про капризы ветра, но удары повторились с большей настойчивостью. Мистер Глесс, крадучись, прошел торговое помещение и приложил ухо к двери: ему послышалось дыхание, немного прерывистое. Дверная ручка шевельнулась.
— Кто там? Приглушенный голос ответил:
— Откройте, прошу вас, и не зажигайте света. В любой другой период своей жизни мистер
Глесс наверняка попросил бы ночного визитера не беспокоиться и продолжать прогулку, но сейчас… сейчас он решительно распахнул дверь.
Фигура неказистая и мрачная проскользнула в лавку.
— Спасибо. Вы гостеприимны.
Мистер Глесс провел гостя в жилую комнату. Это был мужчина средних лет, в очках, худой, бедно и опрятно одетый: с его черного пальто стекала дождевая вода. Мистер Глесс любезно предложил:
— Снимайте пальто и садитесь ближе к огню. Хорошо бы выпить чего-нибудь горячего, не так ли? Стакан грога, допустим, или пунша?
— О, благодарю… мне так неловко… видите ли, я не употребляю крепких напитков… чашку чаю, если позволите…
— Сахару побольше, я полагаю?
— О да!
Гость выпил чай с видимым удовольствием и даже причмокнул; потом, отставив чашку, решил представиться:
— Шейп. Служу в страховом обществе.
Весьма скромный служащий, судя по обтрепанному пиджаку и мятому, линялому галстуку.
— Погода отвратная, — вздохнул Дэвид. — На барометр лучше и не глядеть.
Мистер Шейп с удовольствием поддержал светскую беседу.
— Три дня назад, нет, пардон, четыре, было хорошо. Восхитительный, теплый вечер. Я любовался молодым месяцем, который взошел тут неподалеку за пустырем и блестел, как… как…
— Как свежеотточенный нож, — завершил сравнение Дэвид. — Вот этот, к примеру…
И он взял с буфета нож, предназначенный для болонской колбасы.
Щеки мистера Шейпа слегка порозовели.
— Верно. Очень хороший нож.
— Почему вы бросили тело Хэнка в канал? Мистер Шейп несколько смутился.
— Я предполагал, что его найдут два или три дня спустя, но одна нога запуталась в цепких прибрежных водорослях. Я… хм… не убиваю двух человек за одну ночь. Это принцип. Для меня нет ничего выше принципа, и даже мысль о возможном нарушении приводит меня в дрожь.