Тогда, в Багио
Шрифт:
Среди них, к счастью (и для будущего чемпиона мира, и для шахмат вообще), оказался совсем еще юный Толя Карпов.
С. А. Фурман вспоминал:
«Я познакомился с Анатолием Карповым в конце 1968 года накануне командного первенства СССР. Армейские шахматисты проходили тренировочный сбор, в котором Анатолий, игравший на первой юношеской доске, также принимал участие.
Маленький, бледнолицый юноша с несколько флегматичным видом. Казалось, что он передвигает шахматные фигуры на доске с трудом. Как можно было представить, что он в состоянии добиваться самых высоких спортивных достижений?
Природа наградила Анатолия Карпова редчайшим
С этого события я как тренер армейских шахматистов взял Карпова под свое наблюдение и помогал ему в течение всего года».
Они словно присматривались друг к другу в течение года. Проверяли, насколько сходятся характерами, могут ли плыть на одном плоту по бурному шахматному морю. Семен Фурман был тем человеком, который помог Карпову показать все лучшее, что есть в нем, сохраняя при этом почти неприкосновенной редкую шахматную индивидуальность Карпова.
«Наставникам, хранившим юность нашу…» Эти пушкинские слова обретают особый смысл. Как бережно сохранить юность, если так возросли нагрузки, если современный юноша с еще неокрепшим характером обязан отдавать так много времени работе, учебе, дороге… если так мало времени остается на увлечения! Разве он сумеет реализовать себя, утвердить свое «я», если не научится распределять и ценить время?
С этого, кажется, у них и начиналось: с умения уплотнять тренировки. К уплотненным тренировкам, когда за единицу времени молодой человек получает неизмеримо больший запас информации, чем раньше, С. А. Фурман пришел исподволь, убедившись в способности Анатолия схватывать идеи на лету (что, в общем-то, так мало вязалось с «несколько флегматичным видом» ученика).
Эта интенсифицированная, построенная на абсолютном взаимном доверии тренировка и была, на мой взгляд, той отправной точкой, от которой все и пошло. Тренер задался целью слить чисто юношеские качества Анатолия — энергию, честолюбие, готовность везде, при всех обстоятельствах отстаивать свое мнение с мудростью… научить этой мудрости Анатолия, придать ему спокойную уверенность бойца.
Искусство тренера поверяется долгими годами занятий и не менее долгими турнирными днями: о, как медленно течет иногда турнирное время!
А еще это искусство поверяется в пору подготовки к соревнованию.
Кто как подходит к нему?
Один ждет не дождется, душа рвется в бой, он верит всем своим существом, что предстоящее испытание сил поможет ему стать на ступень выше, утвердить себя, предстать в новом качестве и перед товарищами и перед соперниками. Он считает часы до начала, но они бегут медленно; он видит во сне, как неторопливо выходит на сцену, заставленную шахматными столиками и демонстрационными досками, приближается к своей партии, обменивается рукопожатием с партнером, один только мимолетный взгляд бросает на партнера и, будто со стороны посмотрев на себя, радуется достоинству и уверенности, которые переполняют его.
А другой видит во сне, в тревожном тягучем сне, что начался турнир, но только он знает, какие опасные соперники выпали ему по жребию в первых турах, он скован, ему плохо дышится и еще хуже думается за партией, он хочет дотронуться до одной фигуры, но рука не слушается его, машинально берется за другую… кошмар… проигрыш… как это случилось… он просыпается в холодном поту… долго приходит в себя… с радостью убеждается, что это был сон.
Если можно верить снам, то такие — к явной неудаче, ибо приснились человеку, может быть, и умеющему руководить шахматным войском, да не умеющим руководить собой.
Но пока тренер ни о чем не догадывается. Он не знает, каков его новый ученик в трудном соревновании, как он ведет себя после победы, после поражения, достаточно ли в нем силы, чтобы критически отнестись к себе (не у всех в душевных запасниках этот клад!).
Семен Фурман нашел ученика, который был не по годам спокоен, выдержан и рассудителен, хотя и казался со стороны человеком, не сразу и нелегко вступающим в контакты.
Анатолий Карпов нашел учителя, который, хоть и казался человеком неразговорчивым, умел понимать, предвидеть и выбирать из множества слов, приходивших на ум, только те, которые годились именно в эту минуту, именно «для этого состояния».
Счастливое сложение характеров, неброских, но в решительные минуты достаточно резких, дало не сложение — умножение сил!
Рано ушел из жизни Семен Абрамович Фурман. Ушел незадолго до того, как ему предстояло, быть может, проявить свое шахматное и учительское искусство с особой силой. Когда он, как никогда, был нужен своему ученику и другу. И шахматам вообще.
ГЛАВА IV
А матч в Багио разворачивается неторопливо.
В таком поединке очень важно первым выиграть партию. Создать настроение. Овладеть инициативой. Заставить соперника потратить много часов на то, чтобы отшлифовать вариант или… вовсе отказаться от него. Тот гроссмейстер, который уверяет, что спокойно переносит поражение, говорит неправду. Нет таких гроссмейстеров сегодня. Возможно, они появятся завтра, но это будут кибернетические гроссмейстеры.
Первые семь партий матча завершились вничью.
В одной из них, пятой, чемпиона едва не подстерегла неудача. Получив тяжелую позицию, Карпов при откладывании записал, быть может, не лучший шахматный, но зато безукоризненный психологический ход, который, похоже, при домашнем анализе вообще не рассматривался штабом претендента. Во всяком случае, при доигрывании уже скоро Корчной оказался в цейтноте (на десять ходов у него оставалось пять минут). Но когда ничья была близка, Карпов сделал неудачный пятьдесят второй ход. Корчной не просчитал до конца варианта, форсированно приводившего к мату. И дал не тот шах слоном. Черный король смог выпутаться из матовой сети.
Кто имел моральное преимущество после той пятой партии, длившейся 124 хода: чемпион ли, который спас очень трудное окончание, или претендент, который довел партию до победы, но достичь ее так и не смог?
Чаша весов пока колебалась.
Две другие партии также завершились ничьей. Наступил черед восьмой…
Сделано всего лишь семнадцать ходов, но позиция черных, которыми играет претендент, уже очень сложная. Король, застрявший в центре, не имеет перед собой ни одного пехотинца, который был бы способен прикрыть его грудью. Один лишь офицер из штабного охранения спасает его от готовящегося неприятельского удара. Белая конница вышла на ближние подступы к лагерю, дальнобойные орудия белых простреливают из конца в конец дороги, ведущие к нему.