Тоха
Шрифт:
За все дерьмо, вылетающее изо рта Быкова, я и сам с удовольствием разукрасил бы его фэйс. Ладно у тебя память хорошая и ты не можешь забыть детскую обиду, которую давным-давно пора закопать, но при каких делах здесь все остальные? Тем более с Горшковой Наськой Быков повстречался не больше двух месяцев и сам же, стандартно, кинул ее. Какие претензии?
Я представил на минуточку себя на месте Боброва. Меня, по сути, вполне может ожидать подобная ситуэйшн. Если Златовласка надоест Руслану, я не буду ждать, пока ее течением не занесет в сети другого придурка не понимающего, как ему повезло. Но если у Боброва все происходит впервые - первые отношения, первая драка, первые настоящие эмоции, то мне не привыкать. За Нику Любимову я буду драться с чертом, не то что с Быковым и не дай Бог
– Рус, избавь меня от своего словесного поноса. Честно, блевать хочется. Ты скажи, тебя в самом деле Горшкова покоя не дает?
– Нет, конечно, - брезгливо проговорил Быков.
– Тогда в чем проблема? Или ты с каждым, кто начинает мутить с твоими бывшими будешь устраивать разборки? Если так, то мне тебя жаль. У тебя на личную жизнь и новых телочек времени совсем не останется. Ты ж практически со всеми старше двенадцати, хоть на одном свидании, но бывал. Что скажешь?
– Да плевать я хотел на всех своих бывших.
– Тогда дело в том, что Боря счастлив с той, с кем не сложилось у тебя, или как?
Я преднамеренно выводил беседу на важную не для Боброва, для меня тропинку. Я был уверен на 99%, что Руслана на длительные отношения с Никой не хватит. Интересно узнать, чего ждать, когда я попытаюсь завоевать Нику, бывшую страсть лучшего друга.
– Нет, конечно. Я только рад, что он, наконец, расчехлился. Просто… Даже не знаю, что на меня нашло. Это было на столько неожиданно… Думаю, моя реакция объясняется шоком, я просто от Борюсика не ожидал подобного выбора.
– Ну, это не нам решать. Мало ли, может мне тоже когда-то кто-то из твоих бывших приглянется…
– Фууу, Тоха, ты же не такой. Нафиг тебе телки б.у.? Вокруг ходят толпы незнакомых цыпочек - работы не початый край, хватит всем. Так что не думаю, что ты позаришься на кого-то из моих бывших, когда есть огромнейший выбор совершенно не тронутых никем телочек. Пусть Бобров, и ему подобные, за нами подбирают.
Все в той же высокомерной манере Быков продолжал делиться со мной своими мыслями. Я смотрел на товарища, и мне реально было его жаль. Для Быкова девчонки были просто куском плоти не больше. Из-за таких как он, нас все и ровняют под одну гребенку. Да, я был раньше почти таким же, хотя и уважительнее относился к чужим чувствам. Но если разобраться - кто виновен в том, что он вырос именно таким? Кто, с беззубой улыбкой во весь рот, впервые в жизни указал ему на недостатки? Кто заставил его почувствовать себя ниже другого и породил желание доказать всем «телкам», что он может быть самым-самым для каждой, относясь при этом к ней как к мусору?
16
***
Октябрь пролетел на одном дыхании. Руслан помирился с Борей уже через день после драки, и наша тройка успешно продолжала общаться дальше.
У Бори все прекрасно срослось с Настей, она полностью завладела нашим Бобровым и даже со своей хиленькой конструкцией тела, Борис готов был носить ее на руках. И таки носил, пусть даже в воде. К слову сказать, он с удовольствием записался в бассейн и превратился прямо таки в человека-амфибию. Любовь и не такое с людьми делает. Еще он, наконец, поставил на зубы скобы, стремясь к идеальной улыбке. С Настей Боря узнал, что значит «любовь окрыляет». Он даже внешне похорошел и стал привлекать к себе внимание тех девчонок, которые раньше в его сторону никогда не смотрели. Но теперь все изменилось, кроме своей Анастасии, наш Борюсик не замечал, да и не хотел замечать никого.
Быков встречался с Никой профессионально продолжая играть роль юного Есенина. Ну, или что-то в этом роде.
Я… Я бесконечно радовался за Борю. Но искренне порадоваться отношениям Руслана у меня не получалось. В тайне от всего мира, ежедневно перед сном я мечтал только об одном - дне, когда Руслану окончательно надоест возиться с моей Златовлаской. Попыток забыть ее в чужих объятиях после истории с Горшковой, я больше не предпринимал. Я старался забыться в творчестве. Часто ночь напролет я писал стихи, которые иногда превращал в песни. Я выплескивал на бумагу все, она ведь все стерпит. Десятки белоснежных листов были в те дни мне ближе любого живого существа. Я доверял только им. Я открывался только им. Я показывал настоящего себя только им.
Иногда мы гуляли впятером, но подобных прогулок я старался избегать. Играть роль придурка, которым я прикидывался в день нашего с Вероникой знакомства, смысла уже не было. Быть настоящим не пялясь при этом на нее, не стараясь прикоснуться, не иметь возможности зарыться в золото ее волос и насладиться ее вкусными губами, было выше моих сил. Да и в те редкие дни, когда я соглашался быть пятой ногой в телеге любовной идиллии, мне слишком часто приходилось сдерживать себя чтобы не сломать Быкову нос. Он вел себя с Никой не так, как она того заслуживала; не так, как относился бы к ней я; не так, как ведет себя по настоящему влюбленный человек с предметом своего обожания. Всякий раз когда я становился невольным свидетелем фальшивого счастья, мне хотелось плакать и выть от боли, проклиная себя за трусость и слабость. А еще меня часто посещало желание биться головой о стену, сдерживало только то, что это вряд ли чем поможет. Мне было бы легче, если бы рядом с Вероникой был Боря, искренний и любящий. Я бы смирился с победой друга. Быков же играл с ней и как долго он собирался это делать, я понятия не имел.
– Знаешь, мне что-то поднадоело таскаться с Никой по музеям да театрам, хочется реально оттянуться с телками и бухлом.
День, когда я услышал это заявление от Руслана, я запомнил на всю жизнь - ноябрь восьмое. Первое чувство - радость; второе - ненависть.
Я был безгранично рад тому, что Быков оставался собой до конца. На нем абсолютно никаким образом не отразилось общение с нежной, романтичной, чистой особой. Он как был бычарой, так и оставался.
Когда первое радостное чувство притупилось, я понял, что начинаю ненавидеть уже не себя, а Руслана. У Вероники к нему чувства были реальными и искренними, возможно даже первыми настоящими. Что же должна почувствовать такая солнечная и наивная девушка, когда ей сообщат, что в ее обществе больше не нуждаются; что прошла любовь; что все кончено? Как я, утверждавший, что люблю это солнце, мог выжидать подобного момента, что б наброситься на нее, словно стервятник? Как она сможет поверить в искренность моих чувств, после того, как разочаруется в словах и поступках другого? Кто виноват в том, что из ангелов на свет появляются стервы?
Мы стояли в нашем дворе. Руслан курил. Я пытался собраться с мыслями.
– Ты же вроде говорил, что у вас с Никой все в полном шоколаде?
– Говорил.
– В чем тогда дело?
– Чувак, понимаешь, когда каждый день у тебя на завтрак обед и ужин один шоколад, начинает подташнивать. У меня весь Никин «шоколад» во где сидит.
– Руслан медленно выпустил изо рта огромное кольцо дыма, той же рукой, в которой дымилась сигарета, Быков прикоснулся к своему кадыку.
– Таких нудных отношений у меня в жизни не было. Эти все ее ахи и вздохи за давным-давно подохшими дядьками с их внеземной поэзией жесть как задолбали. Ее невинность и наивность уже не соблазняют, а раздражают. Ее сиськи и задница, которые она великодушно позволяет мне лапать, не стоят тысяч нервных клеток которые она убила во мне своим «Руслан, не надо» и «Руслан, еще не время». Достала блин! Целка фанатичка! А я нормальный пацан с отлично функционирующим детородным органом, который скоро начнет забывать о своих прямых обязанностях и потребностях. Да ну на фиг!
Быков плевался в разные стороны, а я торжествовал. Умница моя. Хорошая моя. Моя Златовласка смогла устоять перед соблазном разделить постель с любимым. Я знаю, у девчонок есть пунктик по поводу своего первого раза, который почти всегда должен быть по большой любви. Маничка у них такая, и неважно случается эта любовь в тринадцать, шестнадцать или двадцать. Девочки слишком серьезно относятся к своему первому разу, по крайней мере большинство, и я рад, что в лице Быкова, Ника не разглядела ТОГО САМОГО. Честно, будь она моей, мне было бы наплевать, сколько у нее до меня было парней; я бы сделал все возможное, чтобы после меня больше не было ни единого. Но не могу не отметить, что мысль о том, что я могу стать первым и единственным, не могла не заставить полюбить ее еще больше. Если это вообще возможно.