Токийский полукровка. Дилогия
Шрифт:
Взгляды присутствующих внимательно наблюдает за Токугавой, который, вернувшись обратно — на пригретое место, читает послание Императора. С каждой секундой глава клана мрачнеет все сильнее. Нацукава замечает пульсирующую венку на виске седого самурая — Токугава в бешенстве. Дочитав, глава клана с почтением сворачивает свиток и аккуратно кладет тот на стол перед собой, при это никак не выражая своего недовольства ни словом, ни делом. После собрания секретарь вернет свиток обратно на стойку, до следующего акта недовольства или неповиновения.
— Небесного государя смущает, что его верные вассалы устремили взор не туда. — вновь берет
Есть недовольные, есть несогласные, но все они молчат, потому что, когда звучит голос Императора слуги обязаны смиренно внимать.
— Небесный хозяин Востока верит в своих верных вассалов и вверяет в их руки будущее нашей великой родины. — решает подсластить пилюлю Нацукава, прежде чем переходить к теме основного собрания. — Но в этот знаменательный день мы собрались здесь, не для обсуждения внешней политики. Сегодня мы оцениваем успехи министерства боевых искусств в сфере популяризации будзюцу*.
Со своего места в первой трети стола поднимается сухопарый, престарелый мужчина в круглых, роговых очках, облаченный в строгое, черное кимоно, украшенное пятью камонами* на груди и плечах с изображением листьев адамова дерева.
— Приветствую достопочтенных. — кланяется он. — Приветствую председателя. — Нацукава удостаивается отдельного поклона.
Но председатель не обманывается на свой счет — министр и по совместительству один из лучших японских мастеров дзю–дзюцу недолюбливает его. И на то есть свои, достаточно веские причины.
— Не все из здесь присутствующих входили в совет, когда в Дайдзёкане утверждалась новая молодежная политика, поэтому начну издалека. Около тридцати лет назад аналитики министерства заметили очень тревожную тенденцию. С каждым годом желающих встать на путь боевых искусств становилось все меньше. А заставить их насильно мы не могли, философия должна быть принята добровольно. Основной причиной спада оказался, как ни странно, резко возросший уровень жизни. Новые технологии значительно упростили быт и вывели нашу экономику на новый уровень, а вместе с тем появилось множество новых, доступных развлечений. Нужно ли говорить, что молодежь в подобных — тепличных условиях резко охладела к боевым искусствам?
Министр делает небольшой перерыв, дабы дать информации устаканиться в головах слушателей.
— Это был переломный момент для нашего национального достояния, поэтому мы приняли экстренные меры, о которых большинство из вас знает или, как минимум, догадывается. Но я все же их озвучу. Мы начали с малого: были введены новые льготы и послабления для бойцов, затем государственный аппарат стал популяризировать боевые искусства, используя радио, телевидение, свои внутренне каналы и даже начавшую набирать популярность мангу. Была еще целая куча мер, но, как бы мы ни старались, итог был один — статистика продолжала ухудшаться. Мы настолько отчаялись, что всерьез обсуждали возможность обучения боевым искусствам детей хафу. — министр вновь делает паузу, словно перед прыжком в холодную воду. —
— Мы пожертвовали безопасностью детей ради безопасности родины и это принесло плоды. Уровень подростковой преступности резко скакнул вверх и детям пришлось учиться выживать в новой реальности. Тогда–то мы и столкнулись с первыми проблемами: додзё были забиты, мест для обучения не хватало. Нам откровенно повезло, что под руку подвернулся молодой Масутацу Ояма*, по крайней мере в те времена мы искрение в это верили. Разработанный им новомодный стиль каратэ Кёкусинкай и личная харизма, как нельзя лучше подходили для популяризации боевых искусств среди молодежи. Государство спонсировало его школу и дела пошли в гору. На данный момент, только в Токийских представительствах стиля насчитывается более тридцати тысяч учеников и эта цифра с каждым годом только растет.
— Продолжайте министр. — Нацукава без всякой жалости подталкивает замолчавшего министра к краю пропасти.
— Но все, что мы делали изначально — было ошибкой. — выдыхает министр, плотно сжав кулаки. — Мы избрали неверный путь, предпочли качеству количество. Но не учли, что не сможем соперничать с Индией и Китаем в численности населения. Качество наших бойцов за эти годы сильно упало и стало соотносится с бойцами Индии и Китая. При этом количественный показатель наших сил не сопоставим на данный момент, на одного нашего бойца они могут выставить с десяток. Да, у нас все еще есть самурайские кланы, семьи шиноби, которых не коснулся спад, редкие семейные школы, немногочисленные стили старого образца, выжимающие из своих учеников все соки, но этого мало, преступно мало. Тогда — тридцать лет назад нам нужно было выбрать иной путь: частично отказаться от земных благ, как в Королевстве Таиланд или ввести аналог кровавых турниров Атцлана. А сейчас, сейчас уже поздно — настолько резкие меры могут привести лишь к восстанию, мы упустили момент для подобных реформ. Япония в тупике, мы даже не можем инициировать военный конфликт, чтобы закалить в крови тех, кто у нас есть сейчас. Враги почувствуют нашу слабость и попросту сомнут.
— Ваши предложения? — разорвал гробовую тишину Нацукава, такого откровения от министра никто не ожидал.
— Информация, которую вы услышали была у меня на столе еще три года назад, я скрывал ее до сегодняшнего дня. — министр глубоко кланяется. — Я совершил ошибку, принес горе любимой стране и ее народу, поставил суверенитет Японии и благополучие Великого Императора под угрозу. — поясница министра сгибается еще сильнее, словно под грузом вины. — Мне нет оправдания! Но я должен был рискнуть — три года назад я запустил механизм, который уже не остановить!
— Тишина!!! — перекрикивает поднимающийся ропот со стороны остальных присутствующих Нацукава. — Что вы сделали три года назад, бывший министр?
— Поджог фитиль и бомба вот–вот рванет. Молодежные банды уже начали делить теневую Японию. Голодные, злые волки будут грызться за каждый клочок нашей великой родины до последнего вздоха и вы не станете их останавливать, ведь они единственная надежда, что у нас осталась. Боль отсеет нерешительных, кровь — слабых, а те, что выживут станут карающим мечом в руках Великого Императора!