Толчок восемь баллов
Шрифт:
— Вы, уважаемый Родион Иванович, не очень ясно представляете себе все тонкости издательского дела…
И тут Родик вложил в руку Фаддея Бенедиктовича пачечку денег:
— На нужды отечественной литературы, дорогой Фаддей Бенедиктович. — Родик смотрел на Булгарина ясными, безгрешными глазами.
Они остановились у входа в редакцию «Северной пчелы».
— Надеюсь, завтра вы сможете уже прочесть статью, любезный Родион Иванович, — поклонился Булгарин и вошел в подъезд редакции.
Оставшись
Войдя в свой кабинет, Булгарин увидел следующую картину: в кресле для посетителей, не по-русски раскованно, сидел чрезвычайно симпатичный, худенький и элегантный человечек с длинными вьющимися волосиками и ангельским лицом с большими голубыми глазами.
Это был Иван Иванович.
В левой руке Иван Иванович держал дамскую дымящуюся пахитоску, а в правой — длинную сверкающую шпагу. Острие клинка упиралось в горло огромного швейцара Семена, пригвожденного к стене. Руки Семен держал на затылке.
— Что?.. Что такое?! — ошеломленно спросил Булгарин.
— Ну, что же ты, Семен? — очаровательно улыбнулся Иван Иванович. — Докладывай, шалун. Докладывай…
— К вам пришли, Фаддей Бенедиктович… — сдавленно произнес Семен, боясь шелохнуться.
— Кто пришел? — игриво спросил Иван Иванович и пощекотал горло Семена клинком шпаги. — Проказник!..
— Господин Иванов… — в ужасе прохрипел Семен.
— Умница, — похвалил его Иван Иванович. — А теперь ступай на место и, пока я не выйду отсюда, к Фаддею Бенедиктовичу никого не впускай. И убегать не вздумай — зарежу, как кролика.
Он убрал шпагу от горла Семена и сообщил ему начальную скорость легким уколом в зад. Семен пулей вылетел за дверь.
Иван Иванович положил на стол толстую пачку ассигнаций и вежливо указал клинком шпаги на редакторское кресло:
— Присаживайтесь, Фаддей Бенедиктович. Садитесь, садитесь. У меня тут возникло к вам одно маленькое, ну буквально крохотное дельце…
В пригостиничном трактире Герстнер потрясал свежим номером «Северной пчелы» и кричал:
— Я его на дуэль вызову!..
— Нет! Это я его вызову на дуэль… — Родик вырвал газету у Герстнера. — «Светоч российской словесности…» Мать его за ногу! Извини, Машенька…
— Как же это он?.. — Пиранделло смял оловянную кружку в комок.
— «Как, как»! Взял деньги, чтобы написать статью за железные дороги, а написал против! — Родик бросил газету под стол.
— Не ожидал я от Фаддея Бенедиктовича, — вздохнул Зайцев. — С ним сам Алесандр Христофорович на короткой ноге…
— Я б им обоим ноги из задницы выдернул… Извини, Манечка, — сказал Пиранделло.
— Федор! — вскричал Зайцев. — Я этого не слышал! Наш Александр Христофорыч…
— Ваш Александр Христофорович еще две недели назад обещал устроить мне аудиенцию у царя, — желчно проговорил Герстнер. — Где эта аудиенция?! — Герстнер выругался по-немецки и тут же галантно извинился: — Простите меня, Мария.
— Нужен прямой выход на самого царя! — решительно сказал Родик, но тут же сник и честно признался: — А как это сделать — ума не приложу…
— Но это-то проще всего! — воскликнула Маша и поднялась из-за стола. — Чего же вы раньше-то молчали?! Эх, вы…
В Летнем саду на берегу пруда Николай в окружении фрейлин кормил лебедей. Каждая держала в руках кулек с кормом, и государь вот уже несколько раз подряд воспользовался услугами одной и той же фрейлины. Это было тут же замечено стоявшими наверху придворными.
— Поздравляю. Сегодня государь особенно благосклонен к вашей дочери… Я искренне рад за вас.
— Спасибо, мой" друг! Ваше последнее повышение в чине благодаря очарованию вашей жены меня тоже очень радует!..
Вдруг все лебеди как по команде повернулись и поплыли к другому берегу. Царь растерянно посмотрел им вослед и увидел на противоположном берегу Машу. Лебеди подплыли к Маше, вытянули к ней шеи, что-то залопотали. Маша рассмеялась. Лебеди тоже…
Николай грозно крикнул Маше:
— Сударыня! Благоволите подойти ко мне!
— С удовольствием, ваше величество, — ответила Маша и легкой, грациозной походкой направилась к царю.
Лебеди поплыли за ней. Царь невольно залюбовался Машей, расправил усы, придал лицу томность и спросил:
— Кто вы, дитя мое?
— Меня зовут Мария, ваше величество, — улыбнулась Маша.
Фрейлины презрительно разглядывали Машу. Одна достаточно громко сказала по-французски:
— Она даже реверанс не может сделать!..
— А что такое «реверанс»? — тут же спросила по-французски Маша, чем привела царя в неслыханное удивление!
— И одета как чучело!., — сказала другая фрейлина по-немецки.
— Что вы говорите? — огорчилась Маша на немецком языке. — А мне казалось, что вполне прилично… Очень жаль.
— Она вообще выглядит отвратительно! — по-английски сказала третья фрейлина.
Маша совсем было расстроилась, но посмотрела на царя и спросила его по-русски:
— Это действительно так, ваше величество? Николай оправился от изумления и поспешил успокоить Машу:
— Что вы! Что вы, дитя мое!.. Это шутки… — Николай гневно повернулся к фрейлинам: — Это недобрые и недостойные шутки!
Он любезно взял Машу под руку и повел по аллее Летнего сада.
— Откуда вы знаете языки, дорогая Мари? — спросил Николай.