Только этот мужчина

Форсби Джорджина

— Да, конечно.

Но когда он ушел, Палому покинуло самообладание. Она в изнеможении упала на сиденье. В таком положении ее и нашли врачи.

Через два часа с забинтованной рукой и пакетиком лекарств в сумке она сидела в просторном «мерседесе» Джона, спокойная и почти счастливая. В больнице неподалеку от Тунеатуа ей сделали рентгенографию, тщательно осмотрели, прежде чем окончательно убедились, что самая тяжелая травма, какую она получила, это сильное растяжение запястья.

— Что теперь будет

с моей машиной? — спросила Палома, глядя в окно на едва освещенные холмы.

Домики вдоль дороги стояли темные, и ни одной машины не попалось им на пути. Казалось, они находятся на краю света.

— Я сделал все необходимые распоряжения. Механики уже забрали ее и доставили в ремонтную мастерскую. В какой компании застрахована твоя машина? — Выслушав ответ, Джон закончил: — Завтра я позвоню им. Не беспокойся об этом.

Может быть, в будущем это сыграет против нее, но Палома решила принять заботы Джона.

Они уже подъезжали к «Голубиному холму», когда Палома вдруг поняла, что происходит, и решительно сказала:

— Я не останусь здесь.

— Боюсь, что тебе придется.

Глядя на Джона, нельзя было сказать, что он мечтал об этом. Голосом, лишенным всякого выражения, он продолжил:

— Ты слышала, что сказал доктор? Полностью ты придешь в себя дня через два. А потом это то, о чем ты мечтала, не правда ли? Судьба дает тебе шанс сблизиться с детьми.

Да, я мечтала об этом, но не в такой ситуации, лихорадочно думала Палома. Это дом Анны, весь пропитанный ее духом. Грусть и вину — вот все, что можно ощутить здесь.

— Я не хочу доставлять тебе неудобства, — сказала она проникновенно. — Лучше я найму сиделку.

— Не будь дурочкой. И к тому же неудобство ты доставишь не мне, а Марте.

— Марта Стерн? Она до сих пор здесь?

— Да, и часто остается в усадьбе по ночам, с тех пор как этопроизошло. Она помогает мне управляться с девочками.

Палома понимающе кивнула, ресницы ее дрогнули. Вдруг она почувствовала, что невыносимо устала. Подавляя зевок, она откинула голову на подголовник и расслабилась.

— Кроме того, ты в шоке, — спокойно продолжал Джон.

Конечно, что-то в этом роде с нею произошло. Когда Палома выбралась из машины, ноги отказались ей служить. Проклятие, сорвавшееся с ее губ, было едва слышным, но Джон все понял. Сильная рука, обнявшая ее за плечи, помогла устоять.

Он проводил ее в дом. Внутри было тепло, пахло цветами, медом и чем-то еще, как ни в одном другом доме. Этот запах всегда ассоциировался у нее со счастливой семьей. Когда-то она хотела, чтобы у нее в доме пахло так же.

Теперь ей казалось это недостижимым. Она не могла представить себя в окружении мужа и детей. Запас ее чувств истощился здесь, в «Голубином холме».

Джон проводил

Палому в ее небольшую спальню с видом на холм. Ничего не изменилось в комнатах, которые она видела раньше, но эта стала совсем другой.

Джон остался стоять в дверях. Его глаза странно блестели, но он только произнес:

— Ну, спокойной ночи. Наверное, утром мы не увидимся. Я уеду по делам. Хорошего тебе сна.

Просидев неподвижно минут пятнадцать, Палома принялась раздеваться. Сняла золотую цепочку с медальоном и стала бороться с одеждой, в которую, казалось, вселился дьявол, потому что она так и норовила задеть ее больное запястье.

Нужно было пойти умыться. Палома сидела на краю кровати и собиралась с силами, когда кто-то тихонько стукнул в дверь. Она мгновенно вскочила на ноги.

— Одну минутку! — крикнула она и, заметив истерическую нотку в голосе, ужаснулась.

Палома заметалась в поисках чего-нибудь, чтобы прикрыть наготу. Она попыталась сдернуть с кровати покрывало, но оно не поддалось. Если бы Джон открыл дверь, то увидел бы ее почти голой.

Схватив шелковую блузку, Палома загородилась ею, как щитом, и приблизилась к двери, намереваясь приоткрыть щелку. Но тут тяжелая деревянная дверь резко отворилась, придавив ей босую ногу. Задержав дыхание, чтобы превозмочь боль, Палома отскочила назад, ударившись при этом коленом о кресло, и повалилась на кровать.

— Какого черта… — Джон шире распахнул дверь, и Палома увидела его рассерженное лицо.

— Ничего страшного, просто моя нога попалась тебе на дороге, — стараясь быть непринужденной, произнесла Палома, не переставая прикрываться блузкой, что, в сущности, было бессмысленно.

Лицо Джона казалось непроницаемым. Окинув ее взглядом, он задержал его на длинных, стройных ногах. По телу Паломы пробежали мурашки. Неуверенно, запинаясь, она пробормотала:

— Все в порядке, спасибо.

Джон держал в руках полотенце и ночную рубашку. Бросив их на спинку кровати, он дотронулся до ее ноги.

— Ну вот, уже синяк. — В его голосе послышалась нотка сострадания.

Прикосновение было теплым и удивительно бережным. Сердце Паломы бешено заколотилось. Скомкав злосчастную блузку в одной руке, она постаралась прикрыться полотенцем.

— Мне не больно, — солгала Палома, глядя на его склоненную голову.

Вдруг она заметила каштановые завитки на его сильной шее, выбивающиеся из строгой, аккуратной прически.

Что-то сладкое и одновременно запретное шевельнулось в глубине ее души, когда пальцы Джона, скользнув по ее ноге, нашли место, которое пострадало от удара двери.

— Почему ты приехала сюда, Палома? — внезапно спросил он серьезным тоном:

— Ты же знаешь: чтобы повидаться с детьми, — рассердилась она.