Только хорошие умирают молодыми
Шрифт:
— Это песня, да?
— Точно. — Теперь и Олег по-новому посмотрел на Дениса. — Это «Айрон мэйден». Я ими до Катастрофы заслушивался.
— «Мэйден» — вещь. Надеюсь, Музыкант, у нас найдется еще что-нибудь общее. Музыку-то мы с тобой, похоже, почти одну и ту же слушаем… — Денис вздохнул. — Мне кажется, что с тобой что-то должно быть связано.
— Что? — удивился снайпер.
— Пока не знаю. Но о тебе очень много говорят, ты об этом в курсе?
— Конечно. — Музыкант пренебрежительно отмахнулся. — Много. Всякого. Музыкант то. Музыкант се. Я слышал, будто
— Я не о том. Это все треп. Словесный мусор. Новому обществу нужна новая мифология. Если наши потомки одичают и станут зверями, закутанными в шкуры, они сохранят легенды о глухом боге с волшебным оружием, поражающим врага на расстоянии. Но согласись, что ты и на самом деле особенный. Вот поэтому я и хочу поговорить с тобой. И еще… кое с какими людьми. Штаб, Музыкант, хорош, пока он решает текущие задачи. Но Штаб не сможет дать нам стратегии.
— Значит, ты против Штаба? — прямо рубанул Музыкант.
— Нет, почему же. Просто однажды его время кончится. И лучше бы, если бы к тому моменту были люди, которые имеют хоть какое-то видение ситуации.
— Ну, — расслабился Олег, поняв, что его не зовут участвовать в перевороте, — я на эту роль не гожусь. С видением ситуации у меня всегда было плохо. Разве что когда я вижу эту ситуацию через оптический прицел. Ты мне вот что скажи: а почему тебе Вась-Палыч что-то про меня рассказывал?
— А… — Денис покачался на стуле туда-сюда. — Он мой отец.
— Вот как?
Членов Штаба редко называли по фамилиям — вот Музыкант сразу и не сообразил, почему фамилия Дениса показалась ему знакомой. Значит, сынок Вась-Палыча? Так-так. По внешнему виду и не скажешь. Тот плотный, с румяным круглым лицом, слегка переваливающимся через ремень брюшком, истребить которое не смогли даже тяготы Катастрофы. Сын же — какой-то субтильный, с тонкими артистическими пальцами, наверняка до Катастрофы его папа с мамой отправляли учиться играть на скрипке или пианино. И ни малейшего намека на знаменитые вась-палычевские усы. Честно говоря, лучше бы отцом Дениса оказался кто-нибудь другой. Штабист с пшеничными усами Музыканта недолюбливал и при каждой встрече это демонстрировал. Снайпер платил ему той же монетой. Другое дело — Доцент. Но там ведь действительно другое дело. Ладно, не будем об этом, мысленно сказал себе Олег.
— А ты что думал? У лидеров детей не бывает? Он не прочь пристроить меня в Штаб. По праву наследования. — Денис улыбнулся. — Кое-кто «против». Кое-кто «за». Все как всегда.
— Ну ладно, — Снайпер встал. — Пойду я, наверное. Вроде познакомились. Поговорили немножко — и хватит. Устал я, Денис. Тяжелый день выдался.
Денис, казалось, был вполне удовлетворен и коротким разговором, и тем объяснением, что дал Олег своему уходу.
— Согласен, — сказал он. — Главное — познакомились. Я бы хотел, чтобы мы стали друзьями, Музыкант.
— Да? — Олег изучающе посмотрел на Дениса. — Тогда зови меня по имени, что ли… приятель.
Однако, покинув дом новообретенного знакомого, Олег не отправился домой отдыхать. Сказав Денису, будто он устал, снайпер ничуть его не обманывал. Но в Музыканте вспыхнул какой-то потаенный азарт. Ему вдруг захотелось еще покопаться в истории с таинственной крысой. Поэтому от бывшего коттеджа Лехи Петли Музыкант отправился не в сторону проспекта Мира, где он жил, а свернул на Зареченскую и, пройдя пару кварталов, пересек площадь Труда и поднялся на четвертый этаж обычной панельной девятиэтажки.
Олег не успел еще поднять руку к кнопке звонка, как дверь распахнулась. На пороге стоял грузный седой мужчина в мятых домашних брюках и клетчатой рубахе навыпуск, небрежно застегнутой на случайно угодившие под пальцы две пуговицы.
— Ну заходи. — Хозяин кивнул в знак приветствия.
— Ты что, Данил Сергеевич, мысли читаешь? Я и позвонить-то не успел, а ты уже у дверей.
— Да нет. Просто увидел с балкона, как ты по площади топаешь. Ну, думаю, Олег ко мне собрался, не иначе. К кому ему сейчас еще идти, как не к Кравченко. Кстати, я уже в курсе твоих новых россказней.
— Быстро ты.
Снайпер, не разуваясь, прошел в комнату, сел на край потертого дивана, укрытого грубым пледом в зеленую и черную клетку. Кравченко, пропустив гостя вперед, уселся на скрипнувший под его немалым весом стул.
— Ну, рассказывай, — велел он.
— Что рассказывать? Ты же говоришь, что уже в курсе.
— Это я от других людей в курсе. Теперь хочу тебя послушать.
Снайпер коротко пересказал все, что с ним случилось сегодня. Про двух крысюков в лодке. Про человеколова с флейтой. О том, как покорно шли за ним люди. О том, как — редкий случай — он промахнулся, стреляя в крысу-флейтиста. Он умолчал лишь о непонятном таинственном чутье, которое вдруг проснулось в нем.
— Спасенные тобой люди ничего не подтвердили, — сказал Кравченко, выслушав его рассказ.
— И не опровергли.
— И не опровергли. — Хозяин, соглашаясь, важно покивал седой головой. — Но, как ты догадываешься, в расчет берется первое.
— Они и не могли подтвердить. Крыса их заколдовала, — упрямо сказал Музыкант.
Кравченко тяжело вздохнул и откинулся на спинку стула, сцепив руки на затылке. Стул опять заскрипел. Снайпер вспомнил, как совсем недавно хозяин квартиры жаловался ему, что стулья приходится часто менять: не выносит хлипкая мебель его манеры сидения.
— Ну что мне с тобой делать? — спросил он. — Олег, ты говоришь вещи, в которые очень трудно поверить. При этом «очень трудно» — это еще мягко сказано.
Музыкант тоже вздохнул:
— Десяток лет назад, Данил Сергеевич, вряд ли кто поверил бы, что нам придется воевать с крысами в рост человека. С крысами, которые навострились строить блиндажи и ловко шмалять из автоматов. Что на это скажешь?
— Скажу, что разница есть. Крыс с автоматами мы видим каждый день. Это давно стало привычным. А вот крысы с флейтами, зачаровывающие людей с помощью музыки, — это уже граничит с бредом.