Только когда мы вдвоем
Шрифт:
— Именно это мне и надо... или что-то ещё, — бурчу я.
Щёки Уиллы розовеют. Она держит стопку тарелок и сжимает их до побеления костяшек пальцев. Когда я подхожу к ней, её грудь тяжело вздымается, шея и уши темнеют от румянца.
— Можешь остаться после ужина? — спрашиваю я.
Её глаза выпучиваются.
— Эм, что?
— Просто останься после того, как они уйдут. Хочу тебе кое-что дать.
У неё вырывается очередной хрюкающий смешок. Я уже понял, что это её нервный смех.
— Это прозвучало
Приподняв бровь, я забираю у неё тарелки.
— Извращенка. Припаркуй свою попу и ешь тако.
Она прикусывает губу, и впервые за долгое время она улыбается как Уилла, которую я знал раньше. У которой в жизни были поводы для улыбок.
Такер и Бекс — студенты колледжа, так что они уничтожают серьёзное количество еды. Руни от них не особо отстаёт, но я наблюдаю за Уиллой — как она ковыряет бобы, кладет их в рот так, будто приказывает себе поесть. Мои глаза снова сосредотачиваются на ней, время и пространство меркнут на периферии. Мне нужно, чтобы все ушли, и я смог предложить ей кое-что. А потом мне нужно, чтобы она согласилась.
Глаза Уиллы встречаются с моими. Сначала они расширяются в духе «на что ты смотришь?». Но когда я удерживаю её взгляд, они сужаются до раздражённых щёлочек.
Бекс достаёт телефон.
— Таймер.
— Ставки, — кричит Такер.
Руни с отвращением бросает своё тако.
— Неа. Я больше не буду этому потакать. Мне надоело, что мама и папа ссорятся, — встав, она вырывает телефон из рук Бекса, засовывает деньги Така обратно в карман рубашки и дёргает их обоих за руки. — Выметайтесь. Этим двоим нужно преодолеть это астрономическое сексуальное напряжение и разобраться с этим по старинке.
У Уиллы отвисает челюсть, пока она смотрит на Руни.
— Серьёзно, Рустер?9
Руни качает головой.
— Мне это так надоело. Вы двое. Поговорите. Потрогайте друг друга. Потрахайтесь. Пожалуйста, Господи, положите конец пыткам. Я уже тону. Я заражаюсь от вас перевозбуждённостью...
— С этим могу помочь, — вклинивается Такер.
Бекс шлёпает его по макушке.
— Завязывай.
— Я и сама прекрасно справляюсь, парни, — говорит Руни, после чего обращается к Уилле и мне. — Суть вот в чём: довольно. Разберитесь с этим.
Руни вытаскивает парней за дверь вместе с собой и захлопывает её.
Уилла следит за ними, но в итоге её голова поворачивается ко мне, и черты искажаются неверием. Она выглядит так, будто ей ужасно некомфортно, а когда Уилле Роуз Саттер некомфортно, она об этом не говорит.
— Ну, это было вообще внезапно.
Поправочка. Она поговорит об этом, если это приведёт к приуменьшению или отрицанию.
— Да не особо, Уилла, — я встаю и собираю тарелки, ставя их друг на друга, пока они не превращаются в накренившуюся башню объедков.
Уилла опешивает,
— О чём ты говоришь, чёрт возьми?
Я обхожу её, с грохотом ставя тарелки в раковину. Уилла аккуратно ставит свою ношу рядом, затем поворачивается лицом ко мне.
— В Рождество я сказал тебе, чего я хочу.
— Да, — рявкает она. — А потом моя мама умерла, уж извини.
— Я не имел в виду это, — у меня вырывается вздох. — Я лишь говорю, что Руни констатирует очевидное.
Уилла стискивает челюсти, и её глаза искрят свирепой медью.
— Это не очевидно. Мы не очевидны.
— О? — я медленно иду к ней. Уилла пятится синхронно со мной, пока её задница не натыкается на кухонный шкафчик. Я опираюсь ладонями на его поверхность, расположив руки так, чтобы она оказалась в ловушке моего тела. Ей приходится выгнуть шею, чтобы посмотреть на меня. Её пульс бешено бьётся у основания горла. К щекам приливает румянец. Соски явно напряглись под поношенной футболкой с Мией Хэмм, и она сжимает бёдра.
— С головы до пят, Солнце, всё говорит, что ты меня хочешь. Посмотри на меня и скажи, что не видишь того же.
Она приподнимает подбородок, глаза встречаются с моими. Никакая борода не скрывает мой собственный румянец или движение кадыка, когда я пытаюсь сглотнуть. Рубашка никак не маскирует учащённое дыхание. Мои джинсы — вообще безнадёжный случай. Никакой материал не сумел бы скрыть, что я твёрд как камень для неё. Мои пальцы сжимают столешницу кухонного шкафчика до побеления костяшек. Мы — взрывная реакция за мгновение до встречи двух стихий.
Я опускаю голову, провожу губами по раковине её уха.
— Скажи, что ты этого не видишь, Уилла.
Она дрожит.
— Я вижу.
— Потому что ты хочешь этого, — шепчу я в её шею, затем оставляю лёгкие поцелуи вниз по её горлу.
— Я не хочу этого... не больше, чем ты.
У меня вырывается сухой смешок.
— А что, если я скажу тебе, что хочу этого так сильно, что едва могу думать связно?
Она сглатывает.
— Ну, тогда я признаюсь, что хочу этого настолько же сильно, но только не в таком виде, как ты.
— А в каком виде этого хочу я? — шепчу я, не отрываясь от её шеи.
Она раздражённо фыркает, но подаётся навстречу моему касанию.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Ты хочешь тёплого и нежного. А я хочу только секса.
— Чушь собачья, Уилла, — я выпрямляюсь и прижимаюсь к ней пахом. Уилла буквально скулит. — Ты хочешь большего. Просто ты боишься.
— Неправда, — хрипит она.
— Как тебе такой вариант? Поезжай со мной в хижину в Вашингтоне на весенних каникулах. Дай мне это время, чтобы показать тебе, что бояться нечего. Ты. Я. Лес. Четыре дня.