Только любовь
Шрифт:
– Кто из нас может вслух назвать то, что мы поняли? Свой главный страх, обнаруженный нами в последние дни? Страх, внушавший стыд и причинявший нам боль? – вдруг спросил Горад. – Не колеблясь? Не думая, как мы воспримем признание?
Задав вопрос, Горад не был уверен, что его поддержат. Он ждал, что Ионн снова замнется, потом начнет спорить, а Руни опустит глаза, не желая при всех назвать то, что помимо воли открыла ему прошлой ночью. Реакцию Эрла Горад не пытался предвидеть.
– Страх
Слова прозвучали легко, без намека на скрытую боль. Эрл теперь удивлялся, как эти обычные звуки могли будить бурю эмоций, заставить терзаться, страдать и упорно бороться с собой.
– Да уж, быть Ливтрасиром – тяжелый крест, – с легким сарказмом сказал Ионн. – Какие красивые страхи!
– Ты вновь провоцируешь?
– Я? Я смеюсь. Над собой. Над тем, как я воспринял твое «назначение», – просто, без всякой рисовки, ответил Ионн. – Мой главный страх порожден катакомбами. Я долго был с Мастерами, и это оставило след. Он куда глубже, чем мы считали. Мой страх – быть последним. Лишиться того, что дано остальным. Я боюсь упустить Силу, славу, любовь, потому что считаю себя недостойным иметь их. И очень боюсь, что об этом узнают другие.
– Боялся, – поправил Эрл. – Больше уже не боишься.
– Моя болезнь – зависть. Почувствовав мой главный страх, я не смог погрузиться в него. Я боролся, и это мешало мне быть собой, не позволяло дойти до конца и очиститься.
– Ты принял первый удар. Самым первым из нас испытал на себе, как воздействует страх, поселившийся рядом. Ты смог растворить его сам, без поддержки и помощи, – мягко закончила Руни.
– Я? Вряд ли. Когда Эрл сжег сущность, воздействие резко ослабло, и я смог опомниться. Вот и все, Руни.
– А я не смогла бы сама войти в страх. Я настолько закрылась от боли, что почти поверила: с ней можно жить. Если бы не Горад, я несла бы боль в сердце, как острый кусок льда, боясь прикоснуться к нему, и не в силах его растопить.
– У тебя был страх, Руни?
– Был, Ионн.
– Никогда не подумал бы!
– Я хорошо его прятала, мой страх… Я всегда боялась дать повод любить… Потому что считала, что я разрушаю жизнь тех, кто со мной. Думала, что недостойна любви, не могу давать счастье. То счастье, которое должна давать независимо от моих чувств… Смешно, правда? Как будто бы можно дать то, чего не ощущаешь сама… Верить в то, что другие, куда лучше, чем ты сама, знают, в чем твое счастье… И счастье тех, кто с тобой рядом…
– А ты, Горад?
– Я? Я обычно всегда в стороне, потому что…
Горад не успел завершить
– Не ждали? – спросила она, одарив магов пристальным взглядом зеленых сияющих глаз и надменной улыбкой. – Я здесь!
Изумленные взгляды мужчин, в первый миг не узнавших Илану, наполнились странным сочувствием. Гостья двигалась гордо и плавно, как будто любуясь собой, представляя себя королевой, явившейся к подданным.
В праздничной зале Лонгрофта, среди ослепительных дам, в полумраке, Илана влекла бы к себе взгляды всех, как пылающий острый язык огня. Здесь, среди магов, в ярких лучах солнца, она смотрелась артисткой, играющей главную роль на высоких подмостках. Она себе верит, а зрители видят котурны, раскрашенный холст вместо бархата, и блеск сусального золота ее фальшивой короны.
Горад раньше всех понял правила «новой игры», предлагаемой гостьей. Встав, он предложил ей свое кресло. Илана гордо опустилась в него, не сочтя нужным даже отметить подобный пустяк.
– Я пришла! – повторила она, выразительно глядя в глаза Ливтрасиру.
– Я рад, что ты вновь полна сил. Оптимизм и отвага, твой ум, твоя ловкость достойны награды, – сказал Эрл, с тревогою глядя в большие глаза, просиявшие гордостью от этих слов. – Мы тебе благодарны, Илана. Не будь тебя с нами, все было бы хуже, страшнее. Ты нам помогла…
Эрл старался, чтобы его голос не выдал волнения, не заронил в неспокойную душу Иланы сомнения в том, что с ней может быть что-то не так. Эта мысль, посетившая Эрла еще в катакомбах, теперь обретала плоть.
– Маятник? – тут же почувствовал он осторожный беззвучный вопрос от Горада.
– По-моему, да. В подземелье она не рискнула войти в страх, и он запустил механизм разрушения.
– В чем страх Иланы?
– Быть жертвой. Испытывать боль от того, что тебя кто-то может использовать в собственных целях. Боязнь объективно взглянуть на себя и свою жизнь. Еще недоверие к людям…
– Сейчас она убедится, что была права?
– Мне придется сказать ей всю правду.
– То есть, разрушив иллюзию, причинить боль, подтвердив прежний стереотип отношений? Не оправдать ожиданий?
Эрл тихо вздохнул, понимая, что сделает именно это. Он был убежден, что Илана внушила себе, что она полюбила его. Она верит, что их судьбы связаны и строит дальние планы. Но чувство, которое вдруг пробудилось в ее сердце, Эрл не назвал бы любовью.
Зависимость… Ложная вера в то, что Ливтрасир – человек, обладающий властью над жизнью Иланы и над ее счастьем. Он должен был доказать всему миру ее превосходство над прочими. Мечта о новом союзе, который возвысит Илану… Стремление быть лучшей лишь поменяло привычную маску уверенной силы на маску внезапной любви.