Только моя
Шрифт:
Юля стояла перед ним, замерев от ужаса. Мысль ее работала лихорадочно. Если он разговаривает с ней, значит Лидку он не убил. Не убьет и ее, если только сестрица не сболтнула лишнего. Только не надо бояться, только не надо, но по телу уже бежали предательские холодные струйки пота.
Мамай между тем продолжал пожирать ее взглядом.
— Гляди-ка, да ты ушки проколола.
Этот маленький штрих в ее внешности окончательно доконал его. Еще никогда в жизни он не был так взбешен внутри и спокоен снаружи. Ярость и ненависть требовали выхода, и он схватил ее за руку.
— Бармен, комнату.
Парнишка
— Всем вместе будет стоить дорого. — заметил пронырливый бармен.
— Ничего, расплатимся.
Юля внезапно поняла, что то, чего она опасалась больше всего на свете, вот-вот должно произойти — час расплаты, от которого она так старательно откупалась, но так и не смогла, даже заплатив огромную цену. И она громко завыла. Мамай ударил ее по лицу, отчего из глаз потекли горячие соленые слезы.
— Вот чего ты хотела? Вот к чему стремилась? Тебе такая жизнь по нутру? — приговаривал он, швыряя ее на пол.
Жженый с ребятами ввалились в комнату и, заперев за собой дверь, сиротливо сгрудились в углу. Мамай схватил стул и уселся на нем, словно на троне. Губы его передернулись, вспоминая довольно точный момент из прошлого.
— Все повторяется, верно? — обратился он к ней. — Встань.
Юля послушно поднялась на ноги и заломила руки.
— Не реви. Бить тебя никто не будет. И убивать тоже. Если будешь послушной девочкой. Скажи мне, чего тебе не хватает в этой жизни, Юленька? Мужиков? Так их у тебя сейчас будет немеряно. Это то, чего ты хотела, так получай. На колени, сука.
Юля опустилась на колени, губы ее пересохли и дрожали. Кажется, она осознавала, что ей предстоит сейчас. Господи, как же ей тошно. Как же ей хочется умереть.
— Она ваша, мужики. На сегодня, на всю ночь, на сколько захотите.
Мамай посмотрел, как все ошалело уставились на него, думая, что хозяин не в себе, и рассмеялся. Жженый растянул губы в ответной улыбке. Похоже, все это серьезно, и девочку придется попустить. Но ее было совсем не жалко. В этом месте никому никого не жалко.
Юля беспомощно ойкнула, когда ее схватили сразу несколько пар рук, срывая одежду, когда Мамай внезапно приказал остановиться. Юля почувствовала, как ее аккуратно опустили на пол.
— Пускай девочка невзначай не подумает, что задешево откупилась. Она сама разденется и сама каждого ублажит. На коленях. — громко и внятно сказал Мамай. — Иначе я тебя изобью. Выбирай.
Юля выбирать не умела. Она послушно сбросила с себя остатки одежды и, опустившись на колени, стала выполнять привычную работу. С той лишь разницей, что клиентов было несколько, и что плата — ее собственная жизнь. А раз так — они сильно продешевили, так как жизнь — самое ценное, что только может быть.
«Как ловко ты играла со мной, девочка. Как ловко. Куда же подевался твой несгибаемый пленяющий взгляд. Или это только я был таким дураком, что ты почувствовала, и обвела вокруг пальца. Но теперь все, Юленька. Теперь все».
Мамай не стал дальше смотреть. Он поднялся и, махнув ребятам рукой,
Глава 32
Телефонный звонок раздался так внезапно, что Катя выронила из рук массажную щетку. Нагибаясь, чтобы поднять ее, краем глаза она заметила, как Ярик проковылял к телефону. Гипс уже давно сняли, но он еще прихрамывал и морщился от боли, когда в дождливую погоду сросшиеся кости начинали ныть.
Он уже не был таким, как прежде. В глазах его появилась грусть, но больше не было отчаяния. Даже на затылке начал пробиваться темно-каштановый волос. Манеры его стали не такими жесткими, и Катя даже начала замечать за ним приступы веселой болтливости. Особенно он любил паясничать с Тапкой, когда она уцепившись зубами в штанину, пыталась вскарабкаться ему на колени.
— Ну не собака — прямо кошечка. Скоро мышами кормить придется. А давай купим пару хомячков — проверим. Глядишь — замурлыкает.
— Как же, замурлыкает. — подмигивала Катя собаке. Кто же, как не она, понимала свою любимицу. Она же женщина. А Ярик типичный мужчина, которому искренне невдомек, что лезет Тапка к нему на колени вовсе не за лаской. Просто, проявив мягкость, он снова дал ей в руки козыри, и Тапка со всем женским нахальством и самоуверенностью села на любимого конька — пыталась стянуть пачку сигарет, сиротливо приютившуюся на столе либо же кокетливо выглядывавшую из кармана рубашки.
Хотя далеко не всегда оказавшись у Ярика на коленях, Тапкина морда тянулась к заветной пачке. Скорее к пропахшим сигаретами рукам, то заботливо чесавшим ее за ушком, то угощавшим сахаром и печеньем.
Звонили явно ему. Хотя кому обычно звонят в квартире, как не хозяину. Но за последнее время многое изменилось, и Катя начала себя чувствовать такой же хозяйкой в его квартире, как и в своей. Интерьер квартиры значительно преобразился с тех пор, как Катя поняла, что прежде чем Ярик выставит ее вон из своей жизни, они таки успеют пожить вместе. Может быть, украдкой думала она, не один десяток лет. Но то были глупые мечты.
Катя не верила, точнее боялась верить, надеяться, что он ее полюбит. Привыкнет, будет нуждаться — но полюбить?.. — она ведь не из тех девушек, в которых влюбляются на всю жизнь и без оглядки. Она надежная, ласковая, боевая — мамочка, одним словом. Но никак не роковая женщина.
Еще раз в приступе мазохизма Катя критически посмотрела на себя в зеркало. Как она поправилась в последнее время. Времени на тренировки катастрофически не хватало, а те жалкие полчаса по утрам были всего лишь хрупким прозрачным заслоном, скорее имитирующим защиту от лишних килограммов. К тому же Ярик любил поесть в компании, и все ее уговоры и увиливания просто игнорировал, язвительно приговаривая, что раз не фотомодель, то и терять нечего, а от голода голова болит и настроение портится. А Катя с ее улыбкой не могла позволить себе совершить подобное преступление.