Только (не)любовь
Шрифт:
Вот и со свадебным номером так получилось! А ведь, наверняка знал, но молчал, стервец! Ладно, чего уж там, я теперь девушка свободная, времени предостаточно, можно и в отпуск махнуть, тем более муж оплачивает!
До вечера я позвонила близким и знакомым, выслушала поздравления и уверила, что всё хорошо. День после свадьбы прошёл спокойно, ближе к вечеру, когда похмелье отпустило, я заказала доставку суши и роллов и запила всё это энергетиком под просмотр культового «Секса в большом городе».
Жизнь прекрасна! И всё бы ничего, но
В конце концов, это начало меня раздражать, и я выключила телефон. Уже укладываясь спать, вспомнила поговорку: «На новом месте приснись жених невесте» и довольно засмеялась: нет уж, не возьмёшь! Не хочу снова в любовное рабство, не готова рухнуть в пучину страстей, лучше так, ночь — и прощай!
Решившись перед сном включить телефон, я увидела сообщение от Яра:
«Позвоню завтра. Обсудим отпуск и прочее. Надеюсь, соскучилась».
И поняла, что улыбаюсь.
***
Ярослав
Я лежал, время от времени делая глоток безалкогольного пива, и смотрел, как она потягивается.
Вика сидела на краю постели ко мне спиной, но знала, что я смотрю. Она всегда точно угадывала всё, что мне нужно, и это было просто превосходно, верхом близости, той, что не заканчивалась с приходом утра.
— Не жадничай! Дай глотнуть, — она плавно обернулась и, облизав губы, протянула руку.
Я протянул бутылку, но, сделав глоток, Вика поморщилась и отдала её обратно.
— Не люблю безалкогольное пиво. Зачем пить, если в нём ноль градусов? Уж лучше квас.
— Пей квас, кто тебе не даёт? — пожал я плечами и дотронулся до гладкой кожи её бедра.
Она вздрогнула и виновато улыбнулась, а потом устроилась на моей руке, показывая все соблазнительные изгибы тела.
— Ты не даёшь, — мягко ответила Вика, когда я уже и думать позабыл о вопросе. — Я с тобой совершенно изменилась, в лучшую сторону. Веришь ли, не могу дышать тем воздухом, которым не дышишь ты.
Говорить красиво она умела, и это ещё одно, что мне в ней особенно нравилось. Можно закрыть глаза, слушая не смысл витиеватых фраз, а как бы качаясь на их музыкальных волнах. У Вики был мелодичный негромкий голос, она редко выделяла им какое-либо слово, видимо, не считая, ни одно из них особенно важным.
Я мог часами слушать её, кивать, пока не засыпал, сжимая гурию в объятиях. А Вика не спешила высвободиться, будто птичка, боявшаяся, что если потревожит мой сон, на ноге затянется силок.
Я часто спрашивал её:
— Я не так уж чутко сплю. Почему ты лежишь в неудобной позе?
— Привыкаю. В жизни приходится делать много неудобных вещей, — и загадочно улыбалась.
В начале наших отношений я пытался привить ей собственный вкус к жизни: живи так, как хочешь, пока не мешаешь другому, живущему так же.
Если бы все люди могли бы позволить себе это, жизнь заиграла бы другими красками, а довольных, пусть не счастливых, но просто довольных, стало бы больше.
Неприятие непрошенной жертвенности было во мне всегда. При этом я был строг как к самому себе, так и к другим, близким. Если ты хочешь быть с человеком, то ты остаешься с ним именно поэтому, а не потому, что у вас общие друзья, даже дети.
Они, кстати, от этого страдают больше прочих и впитывают зачатки этой дурнопахнущей жизни «за ради счастья семьи». По иронии судьбы, именно в таких семьях несчастлив каждый, но боится в этом сознаться, будто с самой тяжёлом преступлении.
— Знаешь, меня Настя Дмитриева позвала в театр, — произнесла Вика с надеждой в голосе.
— Значит, ей что-то от тебя надо, — тут же ответил я, приподнявшись на локте. — Ты разве любишь театр, куда пойдёте?
— На «Чайку».
Настя, моя мачеха, приятная говорливая птичка на длинных ножках, простая, как пятьдесят копеек, мало интересовалась театром, современным арт-хаусным кино или выставками, но посещала всё, будто доказывала сама себе: я стала лучше, умнее, интеллигентнее.
А спроси её, о чём та или иная скульптура, заморгает и улыбнётся так, будто ударили наотмашь. «Это авангард», — скажет она выученное модное слово, которая носила с собой и предъявляла по первому требованию, как диплом о постижении высоколобого искусства.
Так вот, классические пьесы ранее мою бывшую мачеху не интересовали. А раз она пригласила Вику, с которой едва ли перекинулась десятком фраз, значит, её попросили, да так, что Настя искренне считала всё это своей гениальной идеей. И я даже догадывался, кто.
— Так зачем ты согласилась? — спросил я, заглядывая в светлые глаза своей девушки.
Меня бы устроил любой правдивый ответ. Например, «чтобы тебе понравиться», хотя это бред, но вместо этого услышал:
— Почему бы и нет? Чехов — это всегда модно. И пообщаюсь с Настей, мы же почти родственники.
Вика посмотрела на меня с затаённым страхом, вдруг я стану возражать, мол, какие родственники, в своём ли ты уме, но я не стал.
— А знаешь что? Когда деньги поступят на мой счёт, я хочу сделать тебе подарок.
Видеть вспыхнувшую радость в глазах любимой женщины того стоило, она не торопилась с вопросом, но я видел, как ей хочется его задать.
— Можешь пока присматривать однокомнатную квартиру. Миллионов на пять с половиной-шесть. Документы оформлю на тебя.
—Я не просила, — радость сменилась настороженностью. — Зачем? Что это означает?
Только сейчас до меня дошло, что Вика посчитала сей жест за прощание и чуть не кинулась в слёзы.
Я привлёк её к себе и поцеловал. Дотронулся до губ, и в памяти всплыл вчерашний поцелуй, совсем другой , с оттенком грустного сожаления. Усилием воли, я отогнал от себя навязчивое воспоминание.