Только (не)любовь
Шрифт:
— Или ты слишком загоняешься. Иногда краткосрочные цели более оправданы. Давай просто жить и спорить. Начинай. Мы едем на Бали. Ты ведь не была там?
Я хотела вернуться к тому разговору, в результате которого должна отстоять своё право на выбор курорта, но мне было лень. Бали так Бали. Сможем пережить совместный отдых, значит, будет видно, как сосуществовать дальше.
— Я люблю тебя, — Яр перевернул меня на спину и поцеловал в губы.
— Давно влюбился? — задыхаясь, спросила я.
— Как говорится
***
В отпуск мы отправились через неделю. Всё это время виделись каждый день, ложись в одну кровать и проводили вместе ночи, но о серьёзных вещах не разговаривали. Наверное, и он, и я боялись затрагивать такие темы, в которых наши мнения могут не совпасть.
Конечно, придёт время поговорить начистоту, выяснить жизненные планы друг друга, но пока мы обсуждали просмотренные фильмы, прочитанные книги, новости и прочую чепуху. И наслаждались этим лёгким общением, не грозящим ссорами и обидами.
Накануне отъезда Яр показал мне письмо Виктории и рассказал о её роли в этой истории с Юрием.
— Зачем ты мне это говоришь? — спросила я, прежде чем прочитать письмо. — Я тебя не спрашиваю. И верю на слово.
—Хочу, чтобы ты поняла меня, снежная, — спокойно ответила он, глядя в глаза. — Если бы Вика повела себя иначе, я бы не сблизился с тобой.
— Хочешь сказать, что наш роман закрутился от отчаяния? — нахмурилась я, чувствуя, как в горле образуется ком из невыплаканных слёз.
Неужели все слова, сказанные мне, просто ложь и красивая обёртка?! Нет, я в это не верила. Здесь что-то иное.
— Нет, видишь, объяснение необходимо.
Яр взял меня за руку и крепко сжал её:
— Прочти.
Я отошла к окну и пробежалась глазами по набранным на компьютере строчкам. Всё-таки правы те, кто утверждает, что раньше письма служили отражением души и настроения пишущего.
Вика сообщала, что не держит на Ярослава зла, что одно время ей хотелось отомстить и придумать ход с беременностью, но потом она поняла, что насильно мил не будешь.
Так же Снежная королева в последних строчках выражала надежду, что в будущем, если ему всё надоест, он может попытаться достучаться до той, кого сейчас отвергает.
От письма веяло грустью, перемешанной со злым отчаянием, припорошенным слезами боли. Наверное, пиши Вика от руки, это было бы заметнее.
Тут бы строчка предательски съехала со строки, непременно стали бы видны размытые буквы, и от бумаги пахло бы духами брошенной женщины. А так — деловая вещь, распечатанная на принтере со штепселем электронной почты в верхнем правом углу.
— Она любит тебя, — произнесла я, отдавая письмо.
— Может быть, — ответил Яр. — Хочу, чтобы ты поняла. Я показал это не для того, чтобы похвастаться или вызвать ревность. И уж тем более не для того, чтобы огорчить. Я хочу быть честным, насколько это возможно. Для меня очень важна прозрачность отношений. Не знаю, как ещё сказать!
Яр поджал губы и нахмурился. Он говорил всё это, меряя шагами комнату, пару раз заходил на кухню глотнуть воды из-под крана и старательно избегал моего взгляда.
И чем дольше говорил, тем больше я улыбалась. Видимо, он не привык что-то долго объяснять. То, что считал само собой разумеющимся, и раз для меня сделали исключение, то уже хорошо. Для начала выслушаю до конца.
— Я любил Вику, любил, как умел. Я сейчас скажу об этом, и больше ты никогда от меня про неё не услышишь. Ни плохого, ни хорошего. Эту тему надо прояснить и сдать в архив, в самый дальний угол, чтобы больше не доставать. Я никогда бы не бросил её, не завёл бы отношений на стороне, потому что это неправильно.
Яр, наконец, сел на диван, но уже через минуту вскочил и подошёл ко мне.
— Герда, — он взял меня за руку так аккуратно будто я была бумажной фигуркой, что может смяться от самого нежного прикосновения. — Когда мне было четырнадцать, я узнал, что моя мать и отец ведут двойную жизнь, и меня это покоробило. Конечно. Ты скажешь, что это не моё дело, но я посчитал, что все наши собрания за ужином, совместные выезды на пикник или на море, это ширма, за которой они скрывают скуку. Вроде как считают меня за дурочка, смотрящего на кукольный театр и верящего, что актёры живые. Мол, он всё равно не поймёт. И начала всё это моя мама.
— Возможно, они хотели как лучше, — вставила я.
— Но лучше не стало. Я узнал, что у матери есть постоянный любовник, выследил их, хотел всё рассказать отцу, а потом выяснилось, что у него давно своя история. Тогда я послал их всех к чёрту и сорвался в эту историю с наркотиками. Мне было обидно, что они считают меня не способным понять, что люди могут расходиться, и что всерьёз полагают, будто я поверю в их совместные выезды. Словом, я не приемлю двойную жизнь.
— Настя говорила, что ты изменял Вике, — аккуратно затронула я ту тему, которая давно тревожила меня. Хотелось услышать, что всё это наговоры, но Яр не стал отрицать:
— Было дело, но я никому ничего не обещал. Разовые акции и то, после того, как я узнал, что любимая хотела уйти от меня и подготавливала запасной аэродром. Тогда я простил, сложно было, но я видел, что она искренне жалеет. Всё это от отчаяния. Спрашивай всё, что хочешь, сейчас, потом я уже не отвечу.
Я колебалась. На языке вертелись слова, которые могли развести меня с Ярославом, но промолчать означало согласиться помалкивать и дальше. А это было не в моём характере.
— Я не прощу измену. Если ты хочешь погуливать на стороне и не видишь в этом проблему, то давай лучше и не начинать.