Только никому не говори. Сборник

Булгакова Инна

Выключив верхний свет, он сел за столешницу, обитую зеленым сукном, в зыбко-розовый круг настольной лампы (и лампа, и зеленое поле, и его руки отражаются в туманной темени за дверной решеткой). Достал из сумки авторучку и лист бумаги… рассеянно засмотрелся на мраморный прибор: чертенята с рожками, копытцами и чернильницами застыли в подобострастных позах — что за странная аллегория?

Вдруг все заслонило давешнее лицо, лишенное красок. Губы бледные, белые, лишь пурпурный язычок выделяется так страшно, так… Необходимо покончить с трусливой раздвоенностью! Поразмышляем. Саня встряхнулся и принялся чертить план.

Допустим,

он виделмертвую женщину с удавкой на шее (видел, видел!). Тогда за время его отсутствия тело можно было вынести в сад, спрятать в сарае, например (сейчас осмотрю), или в доме. Исключаются: теткина комната, кухня, туалет и ванная. Остаются: комната Донцовых (заперта, он походя подергал ручку), комнаты студенток и Анатолия. И чулан. Ключ от чулана всегда у тети Май — как-то она упоминала — там хранятся соленья-варенья и разнообразное старье. Тетка любит порядок, да, однако ее комната запирается лишь на крючок изнутри. Этим мог воспользоваться убийца… а если самоубийство? Тьфу ты, труп сам не спрячется! А если не добили и ушли? Язык начинал синеть — отвратительная подробность. Но я помню, все помню! Перед собой-то нечего прикидываться. Вот дилемма: плюнуть на все и завтра уехать в общежитие или… Никакой дилеммы — не успокоюсь, пока не разберусь. И у меня есть зацепки. Что скрывает Настя? Зачем врет тетя Май? Не забыть слова Анатоля: «Вы как тут? На могилку не пустили?» То есть хозяйка почему-то вернулась с кладбища раньше, чем предполагала (чем предполагал Анатоль)? Что видели (или слышали) женщины? Кто-то их запугал?

Саня вышел на маленькую открытую веранду, посмотрел на часы — без десяти одиннадцать — спустился в сад. Октябрьская густая с расплывающимися туманными космами тьма. Дикий гам от дома номер восемь звучал пронзительнее, всепобеждающе: свадьба явно переместилась на улицу, соревновались магнитофон и гармошка. Прыгающее пятно фонарика в слабой вспышке запечатлевает древесный ствол, притаившийся куст, пожухлую траву, вскопанные под зиму грядки… Он обошел весь сад, огород — никаких подозрительных следов… Мощный амбарный замок… неудача!.. нет, замок не заперт на ключ, а просто висит, дужкой придерживая петли. Обширное внутреннее пространство сарая заполнено вековым хламом и бесчисленными штабелями дров — старые ненужные уже запасы. Земляной пол плотно утрамбован, чье-то лежбище (не иначе — философа) на грубо сколоченных досках, покрытых тряпьем… как будто никаких свежих следов, впрочем, в замшелой рухляди труп спрятать несложно. В конце концов (удивился, осветив фонариком часы, ощущение времени потеряно) сарай был тщательно обыскан — безрезультатно. А в ушах назойливо и визгливо продолжали звенеть голоса в незамысловатом нагловатом ритме.

Саня вернулся к веранде. Сбоку, слева, из окна девочек виден свет. Обогнул угол дома, взглянул через тюлевую занавеску. Не спят обе. Юля сидит на кровати, Настя стоит посередине комнаты, говорит что-то. Вот улыбнулась язвительной улыбочкой — и Юля ответила тем же, прищурившись.

Двинулся дальше вдоль стены. В окне Донцовых света нет, пируют по случаю удачной сделки. Обогнул дом. В темном оконце ванной блеснула собственная тень. Крыльцо, окошко с портьерой. Заглянул в прорезь, отпрянул, вновь приблизился: старуха молится на коленях, бьет поклоны, лицо в профиль, слезы, страдание… Никогда не замечал в тете Май и признака религиозности. А что я знаю о ней? Икону помню в восточном углу. Смоленская Божия Матерь. Стало стыдно подсматривать.

Анатоль, должно быть, видит десятый сон… Легко проверить: свадьба действительно переместилась на улицу под фонарь. Подошел к штакетнику, всмотрелся. Вон и философ. Эк его! Уже и вправду хорош, с багровым воспаленным лицом, пошатываясь. хлопает в ладони.

Даже в кабинете бились праздничные отзвуки, но глуше, отдаленнее — и вот явственно послышался протяжный скрип. Отчего-то заныло сердце, выглянул в коридор: дверь в чулан приоткрыта и падает оттуда на половицы жидкий электрический свет. С бьющимся сердцем на цыпочках подошел: тетка стоит за порогом спиной. «Тетя Май!» Не слышит. Дотронулся

рукой до ее плеча. Она вся затряслась, обернулась, какую-то секунду смотрела бессмысленно, словно не узнавая… «Тетя Май, что случилось?» — «Мои куколки, — пробормотала хрипло, — испанские, мне они нужны». — «Что, украдены?» — ее ужас вдруг передался ему. — «Вот они», — указала рукой на полку: две прелестные принцессы. каждая величиной с ладонь, не больше, златоволосые, с коронами, в бархатных нарядах, розовом и голубом. И тут он увидел третью, в белом, на полу. Поднял, отдал тетке и бегло осмотрел чулан: как и везде, ничего подозрительного. Бутылки, банки, мешки, матрас, велосипед, подвешанный к потолку… а за ширмой?.. шелковая, в райских цветах и птицах, дырявая, заглянул: все тот же хлам, тело спрятать негде. «Тетя Май, — сказал ласково, — пойдемте спать, уже первый час». Цепкими пальцами старуха схватила куколок, от входной двери раздалось скрежетанье замка. Анатоль? Нет, должно быть. Донцовы. Пара остановилась у двери в чулан, лиц не видно в коридорном полумраке (идеальные мужские брюки и лаковые туфли, длинный подол из бледно-зеленого бархата и ножки в замшевых туфельках). Мужской голос произнес любезно: «Проводите инвентаризацию, Майя Васильевна?» — «Вот именно. Показываю племяннику его наследство», — ответствовала тетка совершенно нормально, несколько иронически. — «Увлекательнейшее занятие», — подхватил мужчина в тон, и пара удалилась.

Они вышли из чулана — в дверях «девичьей» стояла Юля и наблюдала внимательно — хозяйка заперла дверь — Юля скрылась. «Замок надежен? — поинтересовался Саня шутливо. — А то ведь наследство…» — «Надежен. Ключ всегда со мной». — «Вы его и на кладбище брали?» — «Брала, — ответила тетка. — В том-то и дело».

На этом ночь ужасов окончилась; уже засыпая на диване, он будто бы видел, как кабинет озарился странным свеченьем — не от мира сего. Так подумалось. И он заснул.

Свеченье шло от снега, первого, пушистого. Утро. Ветви окутаны белейшими пеленами, земля, трава, дорожки — «великолепными коврами»… Женщина меж яблонями в короткой лисьей шубке — чудесны черные меха, темно-пепельные волосы в сложной пышной прическе на белоснежном фоне — нагнулась, зачерпнула снегу, поднесла к лицу… Саня вышел на веранду, сказал громко:

— Вы — Любовь?

Она обернулась, он с внезапной жадностью всмотрелся в бледное страстное лицо со сверкающими глазами. Вот откуда ощущение страстности: зрачки вспыхивают то зеленым, то синим, яркие узкие губы изогнулись в улыбке.

— А вы наследник?

Они разом беспричинно рассмеялись, и впервые со вчерашнего дня душа отвлеклась… от смерти к жизни. Она поднялась на веранду со словами:

— Как хорошо, да? Снегом пахнет.

— Сегодня 14 — Покров, — отвечал он рассеянно, глаз не сводя с чудесного лица.

— Вы теперь с нами будете жить?

— Тетя Май просит.

— Ну да. старость. А мне, наверное, будет жаль уезжать. Мы с мужем провинциалы, так по квартирам и скитались. И вот впервые — сад в Москве.

— Вы из одного города?

— Нет, вместе учились, я на первом курсе, он на пятом. Я тоже, знаете, физик.

— О!

— Ничего страшного! — она опять засмеялась, радостно, самозабвенно. — Ничего не помню! Идите в дом, замерзнете.

— Да ну, пустяки, даже жарко.

Правда жарко: жар потаенный, внутренний, восхитительный.

— Нет, пойдемте. И я озябла, отвыкла от мороза.

Вошли в кабинет, она плотнее запахнула шубку (видно, озябла), темно-красные брючки на ней, короткие меховые сапожки… высокая, статная — прелестнее женщины, показалось, не встречал он. Села на диван, откинулась в уголок и принялась вышитым носовым платочком вытирать мокрые от снега пальцы. Он встал напротив, боясь: сейчас уйдет.

— А вы скоро переезжаете?

— Вчера в ресторане Вика говорил (приятель мужа, это в его доме квартира): вроде скоро. Всякие сложности: сдается как бы в аренду их фирме. Вот и сегодня Володя поедет хлопотать… В общем, это мужские проблемы.

— Вика жил в этом кабинете?

— Да.

— Анатоль сказал: здесь «нехорошо».

— В каком смысле?

— В метафизическом, он сказал.

— Анатолию везде нехорошо.

— Как так?