Только никому не говори. Сборник
Шрифт:
Далее были записаны телефон и ничего ей не говорящие фамилия, имя, отчество: Бардин Алексей Романович.
Тайна понедельника! Позорная тайна, которую они с бабушкой скрыли от нее. Дарья Федоровна глубоко вздохнула и перевернула страницу. Пожелтевшая от времени хрупкая бумага, черные чернила, заглавие:
«Драгоценности русской прозы»(сравнительный анализ рукописных вариантов и окончательных редакций прозаических
Пушкин как «чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа…».
Едва слышно застонали ступеньки веранды, половицы… медленные осторожные шаги, тяжкий скрип входной двери, тишина… кто-то стоит в прихожей. Она пошла от окна навстречу… кому? чему?.. «Как, почему были истреблены мои близкие?» Дверь внезапно открылась — и в густом вечернем сумраке Дарья Федоровна, Дашенька, с нетерпением и ужасом увидела такое знакомое с детских, школьных лет постаревшее лицо.
Сумрак внезапно перешел в ночь. Она распахнула настежь окно: великолепная августовская ночь с цветами и звездами вошла в душную затхлую комнату. Потаенная реальность «пира во время чумы» постепенно раскрывалась, детали, слова, жесты проявляли подспудный смысл… все влеклось к беспощадной развязке — мертвому телу, вот здесь, на полу, подле окна. Бабушка Ольга Николаевна… чуть косо поднимающийся дымок-сквознячок сквозь щели и лазейки старого дома, нуждающегося в ремонте… вороватая фигура фотографа с потрепанным портфельчиком… Она ждала томительно и жадно, как никогда еще в жизни не ждала; упала ночь, и шепот из сада позвал:
— Дарья Федоровна!
— Да! — Она вздрогнула и выглянула в окно.
— Тихо! За нами могут следить.
— Как хорошо, что вы…
— Да, да, счел своим долгом, вернулся на электричке.
— Проходите в дом, дверь не заперта.
— Как вы неосторожны. Ладно, устроим западню… если он не здесь уже, конечно. Ничего подозрительного не заметили?
— Нет.
— Немедленно закройте окно.
Придвинувшаяся тень отдалилась, исчезла в ночи, едва слышно простонали ступеньки, половицы, двери. Тень надвинулась с порога и сказала:
— Окно закрыли? Свет не зажигайте. Опасно.
— Вы уверены, что он придет?
— Куда ему деваться? Вы ж объявили, что тайна откроется в понедельник. Понедельник надвигается.
Они стояли посреди кабинета друг против друга.
— Вам известен такой человек: Бардин Алексей Романович?
В неплотной звездной тьме она уловила движение его правой руки, скользнувшей за борт пиджака, и отскочила за стол, успев крикнуть:
— Знаю не только я, вы себя губите бесповоротно!
— В доме никого нет. — Он медленно приближался. — Но я не хочу пользоваться этим. Вы знаете, что мне нужно.
— Вам не найти, я спрятала.
— В таком случае… — Он
— Я согласна на сделку, — сказала она быстро, вглядываясь в блеснувшие безумным огонечком глаза.
— То есть?
— Я отдам, но сначала хочу понять, как погиб мой муж.
— Дался вам этот подонок!
— Ах, дело не в нем, — она пошевелила пальцами, освобождаясь из мертвой хватки. — Я просто хочу определить степень своей вины перед ним и получить наконец свободу.
— О Господи! — Он засмеялся, пошел и сел на кушетку между нею и дверью; пружины жалобно взвизгнули. — Никто ни в чем не виноват. И я не виноват. Естественный отбор, понятно?
— У меня есть доказательства.
— Их просто не существует в природе! — отрезал членкор. — Иначе я б тут с вами не церемонился, хотя… в своем роде, Дарья Федоровна, вы меня восхищаете, как выразился этот придурок Лукашка. Было бы жаль. Ладно, поэзию в сторону. Что за доказательства?
— Сначала несколько вопросов.
— Никаких вопросов.
— О, совершенно невинных. Вы кончали университет?
— Да.
— В каком году?
— В 52-м.
— Учились на семинаре Мещерского?
— С чего вы взяли?
— Вы себя нечаянно выдали: сегодня за столом назвали бабушку Ольгой Николаевной. Я никогда не звала ее по имени-отчеству — просто «бабушка»; Макс тоже. Стало быть, вы знали Мещерских раньше.
— Это не юридическое доказательство. Его не подтвердит никто из гостей, потому что никто ничего не заметил.
— Это подтвердит университетский архив. Да и Бардин, думаю, не откажется засвидетельствовать, кто был вашим научным руководителем.
— А я и не скрываю: Мещерский. Ну и что?
— Так почему же год назад, появившись у нас в Опалихе, вы это скрыли?
— Что значит «скрыл»! Я был здесь впервые и случайно, мне и в голову не пришло, что хозяин — сын моего учителя.
— Пришло, Лев Михайлович, пришло! Я уверена. Вас не могли не поразить такое удивительное совпадение фамилии, имени и отчества: Максим Максимович Мещерский. Сочетание редкое, и Макс упомянул, что это имя — родовое. Однако вы заговорили о князе, издателе «Гражданина», а не о своем учителе, что было бы естественней. Кроме того, по словам бабушки, Макс был вылитый отец.
— И это все ваши доказательства?
— Есть еще кое-что. Вы утверждаете, что, когда мыли с Максом яблоки, он спросил, не нужны ли вам драгоценности, и добавил, что они растут в цене. Так? Вы направили меня по ложному следу. Не о золоте и бриллиантах шел у вас разговор.
— А о чем?
— О «Драгоценностях русской прозы». Эх, Лев Михайлович, неужели вам неизвестно, что рукописи не горят? И не вы ли сами заметили, что ничего никогда не кончается?
— Сегодня сгорят — и все кончится.