Только правда
Шрифт:
Гарвей, со своей стороны увидев, что этот человек готов к схватке, заставил себя прйти ему навстречу. Он откопал часть своего обаяния, зажег сигару, сдвинул шляпу на затылке на целый дюйм, и в эту минуту выглядел, как всегда.
– Что вас заинтересовало сегодня?
– спросдл он.
Гримбли не выпускал сигару изо рта.
– Лютер Гримбли, вот моя карточка, - представился он и одновременно вручил свою карточку.
– Честный Лютер Гримбли, тридцать лет в политике, готовлюсь к перевыборам, являюсь членом городского управления
Все это он произнес на одном дыхании. Гарвей взял карточку и прочитал ее.
– Очень рад!
– сказал он.
– Что-нибудь...
– Он сглотнул.
– Неплохой "форд". Красивый, не так ли?
Тут Гарвей мысленно присел, ожидая приступа упрямой честности, готовой опровергнуть его слова, но голос молчал. И, впервые за несколько дней, он почувствовал, как в нем поднимается надежда.
Гримбли вынул сигару, оторвал несколько листов табака и изящно очистил от них подушечки пальцев.
– Как сказать, - заявил он, наполовину прикрыв глаза.
– "Форд" можно назвать красивым, приняв дюжину таблеток аспирина и закрыв глаза, но в холодном неоновом свете, сынок...
– Он покачал головой и показал на машину.
– Это же развалюха! В каком она состоянии?
Гарвей хихикнул низким голосом и собрался ответить цитатой из Библии, которой он обычно отвечал на этот вопрос, и еще одним изречением, которое придумал сам полгода тому назад, но услышал свой голос: "Коробка треснула!" Гарвей вздрогнул, покрепче закусил сигару и отвернулся в сторону, проклиная себя, честность, заколдованную машину и все остальное.
Бровь Гримбли поползла вверх.
– Разбит блок, так ты сказал, сынок?
Гарвей устало кивнул и прекратил борьбу.
– Коробка треснула!
– Что еще?
Гарвей посмотрел на колеса.
– Резина стерлась на нет.
– Он пнул колесо.
Гримбли подошел к "форду" и тоже пнул колесо.
– Так и есть, - сказал он. Гримбли состроил гримасу и почесал подбородок.
– Видимо, машина много лет была в работе.
Затем он поспешно и хитро посмотрел на Гарвея.
– Впрочем, не очень много.
Гарвей почувствовал, что тоска и слова поднимаются в нем.
– Много? Да этой машине пришлось одолжить время, чтобы жить дальше.
Гримбли потыкал языком в щеку и мягко постучал по крылу "форда". Искоса он смотрел за Гарвеем.
– Сколько он стоит?
– спросил он и, поспешно сменив тон, добавил: - Я имею в виду, для олyха, которому потребовалась действительно негодная машина для розыгрыша или чего-то в этом роде.
Он откусил небольшой кусок сигары, выплюнул его и снова обошел автомобиль. Затем низко и протяжно свистнул, втянул щеки и снова похлопал крыло автомобиля.
– Может быть, пятьдесят долларов?
Глаза Гарвея остекленели.
– Пятьдесят?
– Ну, хорошо, - сказал Гримбли, - может быть, шестьдесят?
– А почему не тридцать?
– сказал Гарвей.
– Вы не понимаете, ведь так? Это плохая машина. Негодная.
Гарвею очень хотелось, чтобы его язык прирос и он мог закрыть рот. Он был осужден, проклят и запрограммирован, поэтому уже повернулся, чтобы идти и прекратить этот никчемный разговор. Он был совсем не готов к реакции Гримбли, поскольку маленький толстяк уставился, на него и захохотал. Он ржал во все горло до тех пор, пока не пбтерял над собой контроль. Гримбли стоял и хохотал до слез.
– Ах ты, мошенник! Ты - хитрый сукин сын.
Гарвей к этому моменту тоже засмеялся. Он и сам толком не знал почему. Возможно, он почувствовал облегчение, может, расслабился, но он присоединился к смеху Гримбли и хохотал до визга.
– А разве это не правда?
– визжал он.
– Разве это не самая настоящая правда?
Гримбли вытер глаза и постепенно перестал смеяться, но он все еще качал головой с удивленным восхищением.
– Я повидал много приемов, ей-богу! Все виды приемов, - Он подмигнул Гарвею и толкнул его в грудь.
– Но ты - умный маленький пончик, ты... это старый английский прием, не так ли? Старая уловка! Ты- ловкий мошенник!
Он снова засмеялся и вернул сигару назад.
– Ты знал, что "форд" мне нужен, правда, чертяка!
– Он снова пихнул Гарвея.
– Ты знал, что я хочу его. Послушай, что я тебе скажу.
– Тут он вынул сигару и продолжил: -Даю тебе за него двадцать пять долларов, главным образом из-за того, что это неплохая политика - водить старые автомобили. Люди не поймут, что ты таким образом на них наживаешься!
– Он опять уставился на "форд": - Пусть будет двадцать два с половиной. Я не замечал вмятину на крыле.
– Он вернул сигару в рот, скосил глаза и взглянул на Гарвея.
– По рукам?
– спросил он.
– Двадцать два с половиной доллара, машину и никакого мошенничества.
Выражение экстаза на лице Гарвея медленно исчезло, и он почувствовал, что холодеет.
– Никакого мошенничества, - слабо проговорил он.
Тона Гарвея было достаточно для Гримбли. Снова его язык исследовал рот, он взглянул на Гарвея, потом на машину.
– Лучше бы ты показал товар, мошенник. Показывай внутренности, Я хочу видеть то, что покупаю!
Гарвей отвернулся и закрыл глаза.
– Двадцать два с половинор доллара, и машина как есть иг... .и...
– И - что?
Гарвей повернулся к нему, его голос звучал, как у призрака.
– Она заколдована, - тихо произнес он.
Гримбли вытащил сигару изо рта, уставился на Гарвея, и снова раздался его визгливый, бесконтрольный смех.
– Заколдована!
– вопил он.
– Эта проклятая машина заколдована!
Он едва сдерживался и стоял, обхватив свое пузо, покачиваясь, задыхаясь вогнувшись пополам в истерике, повторял снова и снова: