Только представьте…
Шрифт:
Софрония не часто улыбалась ему, но в эти редкие моменты перед глазами у него словно разворачивалась многоцветная радуга. Она читала газеты и книги, стремилась к знаниям и разбиралась не только в модах, но и в политике, чего Деборе вовек не понять. И что важнее всего, Дебора в отличие от Софронии никогда не напевала за работой.
Тут Магнус заметил едущий навстречу алый с черным кабриолет, слишком новый и нарядный, чтобы принадлежать кому-то из местных жителей. Наверняка это какой-то янки. Авантюрист, нажившийся
Софрония выпрямилась и присмотрелась к экипажу. Подобравшись ближе, Магнус распознал Джеймса Спенса, владельца нового фосфатного рудника. Сам Магнус не был знаком с ним, но слышал, что Спенс — неплохой бизнесмен. Он щедро платил работникам и не обманывал покупателей. Все же Магнус недолюбливал его — возможно, потому, что Софронии он явно нравился.
Только сейчас Магнус заметил, что Спенс недурен собой. Встретившись глазами с Софронией, Джеймс приветственно приподнял касторовую шляпу песочного цвета, обнажив густую гриву темных волос, аккуратно расчесанных на пробор.
— Доброе утро, Софрония! — окликнул он. — Неплохой денек, верно?
На остальных седоков он даже не взглянул.
— Доброе утро, мистер Спенс, — пропела Софрония с задорной улыбкой, при виде которой Магнусу нестерпимо захотелось хорошенько тряхнуть ее за плечи.
Спенс нахлобучил шляпу, кабриолеты разминулись, и Магнус вдруг вспомнил, что промышленник уже не впервые выказывает интерес к Софронии. Пытаясь скрыть раздражение, Магнус с силой сжал поводья. Пора им потолковать по душам!
Возможность представилась в конце дня, когда он сидел с Мерлином на заднем крылечке своего дома, наслаждаясь приятным бездельем. Краем глаза он заметил, как в саду мелькнуло что-то синее: это Софрония гуляла между вишневых деревьев, вероятно, решая, стоит ли собирать последние ягоды.
Магнус неторопливо спустился вниз и, сунув руки в карманы, направился в сад.
— Могла бы и оставить кое-что птичкам, — заметил он, подходя к ней.
Софрония даже подскочила от неожиданности.
— Что это ты крадешься как вор?
— Ничего я не крался. Просто у меня походка легкая, — хмыкнул Магнус.
Но Софрония явно не желала вступать в перепалку.
— Проваливай! Нам с тобой не о чем говорить!
— Жаль, но все равно придется. Так что тебе от меня так просто не отделаться.
Вместо ответа Софрония повернулась к нему спиной и зашагала к дому. Магнус в три прыжка обогнал ее и преградил дорогу.
— Мы можем побеседовать в саду, — вкрадчиво начал он, — или ты возьмешь меня под руку, я поведу тебя к своему дому и усажу в ту большую качалку на крыльце. Хочешь ты или нет, но выслушаешь все, что я намереваюсь сказать.
— Пропусти меня.
— Значит, останемся здесь? Я не против.
Он сжал ее ладонь и потянул к скрюченной яблоне. Софрония попыталась вырваться, но силы оказались неравными.
— Ты сам себя выставляешь на посмешище, Магнус Оуэн, — сердито сказала она. Янтарные глаза загорелись ярким золотистым пламенем. — Большинство мужчин давно бы уж поняли намек и смирились! Ты мне не нравишься! Когда ты усвоишь это своими глупыми мозгами? Неужели у тебя совсем нет гордости? Как только тебе не стыдно бегать за женщиной, которой до тебя и дела нет? Можно подумать, ты не знаешь, что я смеюсь над тобой за твоей же спиной!
Магнус сжал кулаки, но не ушел.
— Давай, смейся сколько твоей душе угодно! В моих чувствах к тебе нет ничего позорного, и я могу смело смотреть в глаза любому. — Он уперся ладонями в ствол дерева по обе стороны от Софронии, не давая ей убежать. — Кроме того, это не мне, а тебе нужно стыдиться. Только сегодня утром ты сидела в церкви, вознося молитвы Господу, а стоило выйти за дверь, как тут же стала строить глазки Джеймсу Спенсу.
— Не тебе меня судить, Магнус Оуэн.
— Пусть этот северянин богат и хорош собой, но он не для тебя. Когда ты перестанешь противиться собственной природе?
У Софронии отчего-то сжалось сердце, но разве можно показать это Магнусу?
Вместо этого она кокетливо откинула голову, прислонившись к стволу яблони, и слегка выставила грудь. И удовлетворенно усмехнулась, увидев, как у Магнуса перехватило дыхание. Он упивался восхитительным зрелищем и не пытался скрыть свое восхищение. Ничего, самое время наказать его за то, что вечно вмешивается в ее жизнь, причем наказать как можно больнее!
Отчего же при мысли об этом ей стало не по себе? Как бывало каждый раз, когда он смотрел на нее или говорил с ней.
Но Софрония решительно поборола свою слабость.
— Ревнуешь, Магнус? — улыбнулась она, кладя руку ему на плечо и сжимая теплую упругую плоть. От прикосновения к мужчине, особенно белому, ее обычно трясло, а к горлу подступала дурнота, но ведь это всего лишь Магнус, которого она ничуть не боится! — А тебе хотелось, чтобы я улыбалась не ему, а тебе? Именно это тебя задевает, Магнус Оуэн?
— Меня задевает совсем другое. Та война, которая постоянно бушует в твоей душе, и полное нежелание с ней покончить, — хрипло выдавил он.
— О какой войне идет речь?
— Не надо мне лгать. Неужели не понимаешь? Это все равно что лгать себе.
Добрые, участливые слова сумели растопить ледяной панцирь, которым она окружила свое сердце. И Магнус понял это с такой же определенностью, с какой прежде видел фальшь ее попыток соблазнить его, попыток, за которыми она безуспешно пыталась скрыть внутреннюю уязвимость. Но несмотря на все это, он не мог не поцеловать ее. И проклинал себя за то, что не сделал этого раньше. Какой глупец!