Только с тобой
Шрифт:
Тихо прикрываю за собой дверь в ванну, заглядываю вновь в комнату. Кирилл сладко спит, и мне безумно не хочется его будить. Поэтому решаю оставить записку.
«Убежала домой, иначе мне хана. А за засос на шее ты получишь! Имей в виду, я тебе это с рук не спущу.
Целую. Твоя Арина».
Перечитываю несколько раз, думаю, не зря ли в конце написала «твоя» и «целую». Но оставляю так. Записку кладу на стол, на самое видное место. Еще раз крадусь в комнату, как же не хочется уходить. В голове проскакивает безумная мысль: вот бы каждый день так просыпаться рядом с ним. Смотреть на его спящее лицо, слышать его дыхание. А еще… чувствовать
Только переступаю порог дома, как мрачная и давящая атмосфера ложиться на мои плечи. Мама держит руки на боках, смотрит пристально и крайне недовольно. За ее спиной взволнованный взгляд папы и Лильки. Мне даже слово сказать не дают, как жестом показывают проходить в комнату. Мол Игнат уже ждет. Тяжело вздыхаю, закидываю ноги в тапочки и иду туда, куда бы идти не хотелось — в свою спальню.
Богданов сидит на кровати с идеально ровной спиной, будто какой-то важный политик на совещании. Дышит медленно, руки скрещены на груди, нога запрокинута за ногу. При виде меня он переводит взгляд с точки, которую сверлил секунду назад. Под его тяжестью и напором, я немного теряюсь. По спине пробегают струйкой капли пота от нервного напряжения. Но внешне никак не показываю этого, нужно сохранять спокойствие.
Закрываю за собой дверь и прохожу внутрь. Садиться рядом не решаюсь, поэтому отодвигаю стул от компьютерного столика и медленно опускаюсь на него. Не знаю, как и начать разговор, но как-то надо. Не помолчать же пришли.
— Привет, — здороваюсь для начала. Первый шаг сделан, наверное.
— Привет, Ариш. — опять это дурацкое сокращение. Как будто не слышит меня, когда я раз за разом поправляю и прошу не называть подобным образом.
— Игнат, слушай…
— Да, ты права. Но позволь мне, — перебивает Богданов. Строгий тон и выдержка, мы словно на дебатах, а не обсуждаем личные проблемы. — Я долго думал и пришел к выводу, что ничего плохого нет в твоей… так скажем опытности.
— О чем ты, Игнат?
— Я о твоих словах про первый поцелуй и про… ну в общем. — отмахивается он, как от какой-то назойливой мухи. — Я люблю тебя и готов принять даже со всем этим.
Смотрю на него и не могу понять, о чем говорит этот человек. Для кого я распылялась и подбирала слова, мы просто так типа не общались все прошлые дни. Режет слух, конечно, что он готов принять меня «даже со всем этим». Выходит, девушки, которые имели за плечами отношения уже, не девушки что ли. Господи, и кто всунул эту чушь в его голову.
— Богданов, а теперь послушай меня. Ты очень хороший парень. И я, правда, безумно благодарна тебе за все, что было между нами и за то, что ты был рядом. Но в субботу, когда мы целовались, я поняла, что все еще люблю другого человека. Быть с тобой, значит лишить счастья нас обоих. Правда, это… — замолкаю и запрокидываю голову к потолку. Как тяжело говорить все это. Уверена, мои слова режут ножом, а то и рвут на части. Если бы Кирилл мне такое сказал, нет, не знаю… просто не знаю, как бы пережила.
— То есть год не любила, а теперь полюбила?
— Игнат, ну пойми, пожалуйста, — наклоняюсь впереди, прикусывая кончик губы. Тяжелый вздох слетает, да и смотреть ему в глаза как-то больно. Богданов приподнимается, но выражение лица такое же каменное, нет там эмоций.
— Я хочу быть с тобой, ты хочешь быть со мной…
— Я не хочу быть с тобой, Игнат! Я желаю тебе и себе счастья. Прошу!
— Ариш, — голос Богданова становится чуть мягче, в тот момент, когда он садится на корточки напротив меня. Разглядывает внимательно мое лицо, словно изучает какую-то занимательную книгу. Каждый участок, каждый сантиметр. Не по себе от такого напора. Хочу отвернуться, и я почти это делаю, как ладонь Игната останавливает меня, дотрагиваясь до лица.
— Ариш, ну ты чего?
— Не надо, пожалуйста, — скидываю его руку и резко поднимаюсь со стула. — Я… у меня появился молодой человек. Тот самый, которого я люблю со школы. Мы встретились и все как-то закрутилось. Прости, Игнат. Но… наши пути на этом расходятся. — сдержанно и достаточно холодно признаюсь. Так будет правильно. Сознаться во всем здесь и сейчас. Разрубить канат надежды. По-другому не выходит, кажется.
— За три дня? Серьезно? — усмехается Богданов, поднимаясь. Подходит ко мне, сокращая расстояние до запретно близкого. На лице появляется какая-то неприятная ухмылка. — Ты, супер правильная и скромная, за три дня завела парня? Бред не неси, Стрельцова. — Рука Игната тянется вновь к моему лицу. Я на автомате делаю шаг назад и отворачиваюсь, но он опять настойчиво пытается доказать мне что-то.
— Не надо. Не трогай меня. Хватит. Отпусти. Ты не слышишь? — в какой-то момент между нами завязывается игра под названием «загнанная жертва в угол». Богданов хватает меня за заднюю часть шеи, и достаточно напористо притягивает к себе, к своим губам. Я смыкаю рот и верчусь, как змея, от его невыносимой хватки. Секунду-другая, не выдерживаю и бью коленом ему между ног.
— Все кончено! Здесь и сейчас. Игнат! — срываюсь на крик я, пока парень в полусогнутом состоянии крючиться от боли.
— Что это? — хрипло спрашивает он, не разгибаясь. Всматривается так внимательно, только понять я не могу, куда.
— Это все, можешь считать меня…
— Твою мать, я спрашиваю, что это? — рычит Богданов.
— Игн…
— Стрельцова, ты отупела совсем? Я.СПРАШИВАЮ. ЧТО. ТВОЮ МАТЬ. ЭТО. У ТЕБЯ. НА ШЕЕ? — чеканит каждое слово он, да так громко, так резко, что меня током прошибает.
Глава 25
Глаза Богданова расширяются с каждой секундой, он смотрит так пронзительно, что мне просто становится страшно. Кажется, вот-вот придет в себя, поднимется и сровняет с землей. Странные мысли, потому что Игнат не такой, от слова совсем. Он всегда был тихим и мирным мальчишкой, именно за это качество так нравился маме. Никогда в драку не полезет, никогда лишний раз не перепьет на посиделках. До чертиков правильный. Только вот сейчас передо мной будто другой человек был. Злость, ненависть вперемежку с безумием — вот что мелькало в его взгляде.
Я нервно сглотнула и попятилась назад, правда идти было некуда. Уперлась спиной в стенку, и шаг влево или вправо не сделать. Стою молча не знаю, какие слова подобрать, что вообще сказать, как привести в чувства спокойного и уравновешенного парня.
Лицо Богданово меняется просто с каждой секундой, а желваки то и дело бегают на скулах. Ноздри раздуваются широко, от его глубоких и частых вздохов. Грудь ходуном ходит, а нижняя губа нет-нет трясется.
Мы молча смотрим, друг на друга, и время, как назло, замедляется словно. Сколько прошло? Вечность? Две? Ладошки потеют от нервного напряжения, и в какой-то момент понимаю, что больше так не могу. Невыносимо просто. Ощущаю себя загнанной в угол жертвой.