Только сегодня

Хадсон Нелл

– Сегодня я обращаюсь к вам от лица моей скорбящей семьи, – начал он и глубоко вздохнул. – Марла! Сегодня нам выдался шанс поблагодарить тебя за то, как ты скрашивала нашу жизнь, хотя на это тебе было отпущено совсем мало времени. Мы всегда будем чувствовать себя обделенными из-за того, что ты ушла от нас такой молодой. Но мы должны быть благодарны просто за то, что знали тебя.

Кристиана приглушила всхлипывания носовым платком.

– Только теперь, когда ты ушла, мы по-настоящему оценили то, чего лишились. Твоя жизнерадостность и твоя безграничная

энергия, которую ты едва могла сдерживать, передавались всем и везде, где только ни загорались твоя улыбка и искры твоего веселья.

Позади меня раздался громкий кашель, с характерным знакомым тембром. Я обернулась и увидела Пэдди. Склонив голову, он натужно хрипел, стараясь вынуть салфетку из пластиковой упаковки.

– Марла и я самые старшие в нашей семье, поэтому в детстве много времени мы проводили вместе. По сути, она так и осталась моей озорной младшей сестренкой, которая дралась со мной в школе и неизменно развлекала меня всю дорогу во время наших долгих поездок на автомобиле. Никогда она не изменяла себе.

Скамья была очень жесткой и высокой, годной лишь для того, чтобы на нее можно было вскарабкаться, как на насест. Зато я могла видеть макушку Генри, которую всего сутки назад наблюдала между своих ног.

– Я хотел бы закончить свою речь, поблагодарив Бога за то скромное милосердие, которое он оказал нам в это страшное время. Марла оставила после себя сына, который никогда не будет знать своей матери. И я прошу всех, кто знал Марлу, постараться передать ему, когда он подрастет, нашу память о том, каким замечательным человеком была его мать. Спасибо.

Волна вздохов прокатилась по церкви. Макияж жестко сковывал мое лицо, а от глотка из фляжки Пэдди меня клонило ко сну.

Снова взял слово священник.

– Спасибо, Николас. Какое теплое посвящение. А сейчас послушаем стихотворение, которое близкая подруга Марлы Сильвия посвятила этому скорбному событию.

– Господи, – прошептала Джесс.

Сильвия поднялась на кафедру и откашлялась, прочистив горло.

– Жизнь! – начала она громко с нажимом.

Затем сделала паузу, окинув взглядом весь зал, и выкрикнула:

– Прошла! – теперь она смотрела прямо на нас.

Я отвела взгляд.

– Любовь! – вопила Сильвия. – Вечная нота!

Зал ощутимо напрягся.

– Дочь. Сестра. Мать. Друг. Не иссякнет светлый лучик вдруг.

Слева от меня послышались странные звуки. Это Джесс, уткнувшись лицом в ладонь, пыталась задавить смех. Ее грудь колыхалась. В отчаянье она повернулась ко мне, слезы истерического хохота набухали на нижних ресницах. Это оказалось крайне заразительно Я уронила голову на грудь, смех раздирал меня, от усилий сохранять тишину у меня свело живот. Мила продолжала внимательно слушать Сильвию, но челюсти ее заметно сжались.

– Лети, извечный мотылек! – изрекала Сильвия, запрокинув голову и мечась взглядом по потолку. – Взмахни! – гнусавый голос Сильвии сорвался.

Похоже, ее глубоко тронули собственные слова. Лицо Милы исказилось.

–

Взмахни крылами!

Теперь мы уже втроем, скукожившись, тряслись от беззвучного смеха так, что дрожала скамья.

– Извините, – прохрипела Джесс, обращаясь к паре, сидевшей по левую руку от нее.

Тем временем в стихотворении Сильвии появился бит, она практически читала рэп, активно помогая себе руками. Мила так сильно сжимала мое запястье, что у меня на коже отпечатались следы от ее холеных ногтей. Когда декламация наконец завершилась, с задних рядов раздались жидкие аплодисменты друзей Марлы.

– Ну, хоть кому-то понравилось, – сказала Джесс.

Поминки собирали в квартире отца Генри, в паре кварталов от церкви. Мы всей толпой двинулись туда. День выдался прохладным и ярким, солнечные лучи отражались от белых домов Челси. Я щурилась, глядя на них, и курила, глубоко затягиваясь. Под это сияние я вдруг вспомнила лицо Генри, когда он нес на плече гроб своей сестры. Нежданные слезы навернулись на глазах. Смерть Марлы, без вопросов, была трагедией, но жалость я испытывала к нему, к Генри, который, я знала точно, ни за что не опустил бы гроб со своих плеч, если бы это могло хоть что-то изменить.

– Я извиняюсь, – сказал Пэдди, сделав глоток из своей фляжки, – но неужели больше никто не заметил чудовищный плагиат в речи Ника Ташена?

– Что? – переспросил Дил.

– Мне показалось, прозвучало довольно мило, – сказала Мила, забирая у Пэдди фляжку.

– Никому ничего не напомнило?

Мы дружно помотали головами.

– Эх вы, натуралы!

– Алле! – возмутилась Джесс.

Пэдди отпустил в ее сторону воздушный поцелуй и продолжил:

– Эта речь практически слово в слово слизана с речи Чарльза Спенсера, которую он толкнул на похоронах принцессы Дианы.

– А как будто похоже, – призналась Мила.

– А как будто ты ее помнишь, – съязвила Джесс.

– Вот попомните мои слова, он просто погуглил в сети «траурная речь брата на похоронах сестры», первое, что выскочило, скопировал и распечатал это дерьмо.

– Ну, скажем, ему досталась совсем уж не простенькая задачка, – примирительно сказал Найл.

– Ой, да пошел ты, Найл. Хватит тащиться от этого дешевого пафоса.

В это время мы нагнали группу людей, тоже идущих с похорон, они разом обернулись и холодно посмотрели на нас.

В доме повсюду стояли прыщавые подростки с бокалами красного и белого вина на подносах, а стол был заставлен тарелками с треугольными сэндвичами и слоеными рулетиками с мясом.

Квартира Роба Ташена располагалась на втором этаже четырехэтажного дома в георгианском стиле, светлая и скромно обставленная. Жилище без детей. Широкий арочный проем отделял кухню от огромной гостиной, где высокие створчатые окна выходили на улицу. Я огляделась в поисках Генри, но его нигде не было, как и остальных Ташенов, впрочем. Дил, зная мои предпочтения, протянул мне бокал красного вина, и мы уселись на один из плюшевых диванов.