Только вперед
Шрифт:
— Будем ждать, товарищ Кочетов? — спросил один из них.
Леонид Кочетов — это он вел разведчиков — усмехнулся.
— Что, постель не нравится, Иван Сергеевич? — спросил он. И серьезно добавил: — Придется переждать денек, товарищ Галузин!
Разведчики стали устраиваться поудобнее. Впрочем, сделать это было очень трудно. Гнилая, ржавая болотная вода проступала всюду. Единственное, что смогли сделать бойцы, — это осторожно срезать несколько веток и подложить под себя. Однако хвоя не защищала от воды.
— Не вредно бы сейчас провести раунда
— И поесть тоже бы не вредно! — в тон ему прошептал другой разведчик, массажист Федя Костиков.
У каждого из разведчиков имелась лишь фляга с водкой, кусок сала и несколько сухарей. Но Кочетов приказал еду пока не трогать.
На улицах села становилось все оживленнее. В небо поднялись первые струйки дыма. Гитлеровцы готовились завтракать.
17
Боксеры по своему весу делятся на несколько категорий. Тяжеловес — боксер с весом более 81 кг.
Разведчикам в полевые бинокли были хорошо видны сновавшие по улицам суетливые фигуры вражеских солдат. Возле одного дома трое солдат, закатав рукава серо-зеленоватых френчей, деловито ощипывали кур. На крыльце другого дома невысокий солдат, прислонив обвисшее, как мешок, тело офицера к перилам, с размаху вылил ему на голову ведро холодной воды. Офицер качнулся и снова безжизненно повис на перилах.
Кочетов приказал Мозжухину вести наблюдение, а сам перевернулся на спину и стал глядеть в небо. Сероватое, тусклое в этот облачный день, оно было до боли родным.
Луга… Подумать только — на старинной русской реке Луге стоят гитлеровцы! Вокруг — сожженные деревни, исчерченные гусеницами танков поля.
Где теперь местные жители? Где Аня? Ведь она работала после окончания института в лужском техникуме. Леониду тотчас представилось милое, насмешливое лицо Ани. Жива ли она? Куда ушла из горящей Луги?
…Леонид покачал головой, улегся поудобнее на колючих еловых ветвях.
Ему вспомнились гремящие трибуны бассейна в тот вечер, когда он поставил свой третий мировой рекорд. Это было совсем недавно. Полтора месяца прошло с тех пор, всего полтора месяца!
И вот сегодня, третьего августа сорок первого года, он лежит с группой разведчиков в болоте, неподалеку от русского села, занятого врагами.
Как круто, как трагически изменилась жизнь страны и его жизнь!
«Даже трудно поверить: совсем еще недавно я так любовно вел счет своим рекордам, — подумал Леонид. — Девятнадцать всесоюзных и три мировых. Как я гордился ими! А теперь, — он жестко усмехнулся. — Тоже веду счет… Убитым гитлеровцам! Девятнадцать солдат уничтожил и двух немецких офицеров…»
Он покачал головой, закрыл глаза.
Начал моросить мелкий, противный дождь. Разведчики и без того были мокрые, а теперь на них не осталось ни одной сухой нитки.
— Товарищ командир, танки! — шепотом доложил Мозжухин.
Кочетов перевернулся со спины на грудь и посмотрел на дорогу. По ней, приближаясь к лесу, шли шесть тяжелых машин. Грохота не было слышно, — ветер относил его в противоположную сторону.
— К Ленинграду рвутся, сволочи! — с ненавистью сказал Федя.
Внезапно из-за леса, почти касаясь крыльями вершин сосен, вынырнуло звено советских бомбардировщиков. Самолеты стремительно пронеслись над дорогой, сбрасывая бомбы.
К небу взмыли огромные столбы земли. Передний танк, как игрушечный волчок, завертелся на месте, лязгая порванными гусеницами; задний танк, окутанный дымом, повалился на бок с развороченной башней. Остальные пытались обойти своего подбитого вожака, но самолеты быстро повернули, совершили еще два боевых захода и улетели.
«Точная работа!» — восхищенно переглянулись разведчики.
В селе поднялась суматоха. Разведчики видели, как засуетились зеленые фигурки. По дороге к лесу помчалась группа мотоциклистов. Минут через десять из-за горизонта по направлению к реке пронеслось двенадцать вражеских самолетов.
— Поздно, поздно, голубчики! Даром бензин жжете! — шептал Федя.
Вскоре все стихло. Леонид опять лег на спину, и незаметно мысли его снова вернулись к недавнему прошлому.
«Сколько же времени я воюю?»
Двадцать второго июня, в первый же день войны, он попросил послать его на фронт. В длинных институтских коридорах толпились студенты: боксеры и лыжники, бегуны и пловцы, футболисты, конькобежцы, метатели, прыгуны. Запись добровольцев шла в парткоме. Здесь формировались отряды спортсменов, которые можно бросить на самые трудные операции, требующие выносливости, силы, закалки и упорства.
И сейчас, лежа на кочке в гнилом болоте, Леонид не мог не улыбнуться, вспомнив, как секретарь партийной организации Николай Александрович Гаев советовал ему не спешить на фронт.
— У нас не так много мировых рекордсменов! — убеждал он Кочетова.
— Сейчас не до рекордов! — хмуро отвечал Леонид.
— Ты нужен здесь. Будешь обучать бойцов плаванию…
— Не могу я сидеть в тылу! — сердился Кочетов.
Гаев зачислил его в третью роту.
Выходя из парткома, Леонид столкнулся с Иваном Сергеевичем. Тренер тоже спешил записаться в отряд спортсменов-добровольцев.
— Буду и на фронте командовать тобой! — лихо подкрутив усы, сказал он Кочетову. — Никуда тебе от меня не скрыться!
— А может, наоборот: я буду вашим начальником! — улыбнулся Кочетов.
Так и вышло. Леонид всего две недели был бойцом. А потом, когда погиб сержант Евстигнеев, Кочетова, прошедшего военную подготовку в институте и на учебных сборах, назначили вместо Евстигнеева помощником командира взвода разведчиков. А Галузин остался рядовым.
Леонид сорвал травинку и сунул ее в рот. Края у стебелька были острые, больно царапнули губу.