Только вперед
Шрифт:
И плавал Грач хорошо. Он двигал руками и ногами ритмично и спокойно, казалось, даже чересчур спокойно. Но к финишу все же приходил впереди всех учеников Кочетова.
По-прежнему посещал занятия и бухгалтер Нагишкин. Кожа его оставалась молочно-белой. Сколько ни старался Нагишкин загореть, — солнце на него не действовало. Стильное плавание упорно не давалось толстяку-бухгалтеру, хотя он изо всех сил стремился подражать Кочетову и плыть так же легко и красиво.
Однажды Нагишкин даже попробовал освоить баттерфляй. Но он сумел всего лишь три раза выкинуть руки из воды и сразу же, перевернувшись на спину, лег отдыхать. Однако бухгалтер не унывал. Это был милейший, веселый, добродушный человек. Больше всего он плавал на спине, и в общем даже неплохо.
Как и все ученики Кочетова, Нагишкин сдал нормы ГТО. Но Николай Грач был уже пловцом второго разряда; многие заводские пловцы имели третий разряд. Нагишкин откровенно завидовал им, а сам оставался неквалифицированным.
Кочетов так привык к нему, что уже не понимал, почему улыбаются случайные зрители, глядя на торчащую из воды рыжую бородку бухгалтера и его очки, прикрепленные резинками к ушам.
До начала занятий оставалось еще минут десять. Кочетов всегда приходил немного раньше срока: любил в эти минуты беседовать со своими учениками. Он подсел к Николаю Грачу. Тот сразу же стал рассказывать о заводских новостях.
Тренировка прошла, как обычно. Но в конце занятия случилось незначительное на первый взгляд происшествие, которое, однако, до глубины души тронуло Кочетова, хотя он вовсе не отличался особой чувствительностью.
Леонид заметил, что ученики ведут себя как-то странно. Занятия кончились, но они не торопились одеваться, а сгрудились тесной кучкой и о чем-то таинственно перешептываются. Когда Леонид, не понимая, в чем дело, изредка поглядывал в их сторону, они смущались и начинали говорить еще тише.
Вскоре из их кольца вышел толстяк-бухгалтер и, запинаясь, но торжественно сказал Кочетову:
— Многоуважаемый Леонид Михайлович! Разрешите мне от имени всей нашей плавательной секции обратиться к вам с большой просьбой…
— Разрешаю, — сказал Леонид, удивленно оглядывая пловцов.
— У нас к вам большая просьба… — смущенно повторил Нагишкин. — Видите ли, мы все, ваши ученики, пристально, я бы сказал, с напряженным вниманием и сочувствием, следим…
— Короче, — буркнул из-за спины бухгалтера Грач.
— Да, не буду отнимать драгоценного времени. Короче говоря, мы все очень просим вас проплыть сейчас, ну, хотя бы стометровку.
Кочетов снова удивленно посмотрел на пловцов.
— А зачем? — спросил он Нагишкина.
Бухгалтер растерянно обернулся к своим товарищам, очевидно, не зная, как поступить. Все пловцы снова оживленно пошептались, и Нагишкин вежливо, но твердо сказал:
— Разрешите пока не объяснять вам, ээ… так сказать, причины, побудившие нас к такой просьбе.
Леонид недоуменно пожал плечами, но согласился. Он быстро спустился в раздевальню, снял тренировочный костюм, сполоснул тело под душем и вышел к воде.
Его ученики выстроились цепочкой вдоль всего бассейна, Кочетов прыгнул в воду и поплыл кролем.
— Нет, нет! — дружно закричали cpaзу все заводские пловцы. — Плывите баттерфляем!
Кочетов послушно перешел на баттерфляй. Он плыл, неторопливо и уверенно отмеривая метр за метром, и на всем пути видел пристально следившие за ним глаза учеников.
— Хватит? — шутливо спросил Леонид, кончив стометровку.
— Премного благодарны. Вполне достаточно, — ответил за всех Нагишкин.
Кочетов ушел в раздевальню. Когда он оделся и вышел в зал, его ученики снова стояли тесной кучкой и энергично доказывали что-то друг другу.
— Туловище вертикально выходит, из воды. Скорость теряется… — услышал он чей-то взволнованный, тоненький голос.
— Ерунда! Вовсе не вертикально! — сердито перебил какой-то бас.
Едва Леонид вошел, — шум сразу прекратился.
— Все? — улыбаясь, спросил Кочетов. — Я свободен?
— К сожалению, все, — хмуро ответил Нагишкин. — Извините за напрасное беспокойство.
Один за другим заводские спортсмены, смущаясь и стараясь не шуметь, незаметно покинули зал.
— Что это вы задумали? — спросил Кочетов Николая.
— Глупости! — махнул рукой Грач. — Я сразу сказал, что ничего не выйдет. Ребята, понимаете, болеют за вас. Знают, что вы готовитесь к рекорду и что-то не клеится. Ну, и решили, давайте все вместе посмотрим, как плывет Леонид Михайлович. Может, что-нибудь подскажем ему. Я им говорил: «Дурьи головы, ведь Кочетова сам Галузин тренирует. Уж «казак»-то все заметит. Куда нам соваться!» Не послушали. «Мы, — говорят, — хоть и плохие пловцы, а вдруг чем-нибудь поможем. Галузин привык к Кочетову, а нам со стороны виднее…»
Вот и помогли! Конечно, ничего не вышло. Один говорит: Кочетов голову низко опускает, а другой кричит, — наоборот, высоко голову держит.
Леонид засмеялся. Конечно, ученики ничего не могли подсказать ему. Но их забота растрогала его.
«Чудесные ребята!» — думал он, выходя вместе с Грачом из бассейна.
Домой Леонид пошел пешком, хотя идти было близко, Николай проводил его до Невы.
— Бывают трудные моменты в жизни, — неторопливо, словно раздумывая вслух, говорил Грач. — Кажется, тупик. Думаешь, думаешь, голова аж вспухнет, а выхода нет.
Никогда не забуду, как полгода назад мучился я с одной идейкой. В тракторе деталей-то знаете сколько? Четыре тысячи! И вот с одной деталью — мы ее прозвали «зонтом» — у нас все время выходил конфуз. Со сборки то и дело звонят: опять «зонты» кончаются. Прямо хоть конвейер останавливай. Прорыв. Деталь маленькая, но, между прочим, очень трудоемкая.
Вот и стал я думать, как быстрее изготовлять эти проклятые «зонты». Два месяца возился — придумывал приспособления к станку, чтобы обрабатывать сразу три детали. Ночей не спал. Мастер все вздыхал: «Брось ты эту мороку!»