Только вперед
Шрифт:
Ночь была тихая, теплая, светлая: настоящая белая ночь. Вода в реке, казалось, не движется, мосты и шпили четко прорисовывались на зеленоватом небе.
Аня шла в легком белом платье без рукавов. На плечи ее был накинут пиджак Леонида.
Они уже долго гуляли по Неве. Изредка навстречу им попадались, такие же парочки.
— Тоже студенты, — сказал Леонид.
— Тоже уже не студенты, — поправила Аня.
У ленинградских выпускников давно стало обычаем, окончив школу или институт, проводить ночь на Неве: прощаться с Ленинградом.
Леонид и Аня шли молча. Уже под утро повернули на Петроградскую.
— А я знаю, почему ты ходишь со мной, а не с другой девушкой, — сказала Аня. — Удобно! Провожать не надо!
Они по-прежнему жили в одном доме.
— Вот именно! — подтвердил Леонид.
Снова помолчали.
Аня вспомнила только что кончившийся выпускной вечер.
Провожать их пришли профессора, тренеры, спортсмены. Сколько было шума, торжественных, сбивчивых речей и дружеских трогательных наставлении!
— Друзья! — сказал Гаев. Он сегодня выглядел необычно: худощавое, обветренное лицо его с выпирающими скулами раскраснелось. Обычно спокойный голос звучал взволнованно.
— Завтра поезда унесут вас в разные концы страны. Где бы вы ни были, — помните: вы — командиры физкультурного движения. А командир — всегда пример. С командира — спрос втрое!..
Аня все время танцевала с Леонидом. С одним Леонидом. Больше ей сегодня ни с кем не хотелось быть…
…Леонид тоже идет задумавшись.
Давно уже хочет он сказать Ане много очень важного, но как-то не получается.
— Вот и попрощались с Ленинградом, — говорит Аня. — Впрочем, — грустно улыбается она, — тебе незачем прощаться ни с белыми ночами, ни с Невой: остаешься при институте. Будешь теперь сам учить студентов. И ставить им, бедным, двойки…
— Но ведь и ты уезжаешь недалеко, — говорит Леонид. — До Луги — рукой подать. Увидимся!
— Увидимся, — подтверждает Аня. — А может, и не увидимся! — вдруг озорно рассмеялась она.
Леонид обеспокоен. Эти ее внезапные переходы всегда не нравились ему. Вот характерец! Никогда не угадаешь, что выкинет в следующую минуту!
— Послушай, Ласточка, — решительно заявляет он. — Ты можешь говорить всерьез?
— Я всегда вдумчива и серьезна. Это отметил еще наш школьный химик!..
— Ну, перестань! Обещай отвечать вполне серьезно.
Что-то в его голосе заставляет девушку замедлить шаги, насторожиться.
— Хорошо, — соглашается она.
Леонид волнуется.
— Понимаешь, Ласточка, — говорит он. — Мы сегодня расстаемся…
«Какая оригинальная мысль!» — хочется пошутить девушке, но она сдерживается.
— И неизвестно, когда встретимся, — продолжает Леонид.
Аня молчит.
— Мы ведь с тобой друзья, верно? — спрашивает он.
— Конечно!
Начало не совсем такое, какого она ждала. Но Аня не подает виду.
— Давай поклянемся, — торопливо говорит Леонид. — Что бы с нами ни стряслось, куда бы ни зашвырнула нас судьба, всегда будем друзьями. Навек! Преданными, надежными друзьями!..
— Хорошо, — вяло соглашается Аня.
Нет, не того, совсем не того она ждала!
— Поклянись, — настаивает Леонид.
— Хорошо. Будем друзьями.
— Нет, клянись!
— Клянусь!
Леонид морщится: разговор пошел как-то совсем не так. Вовсе не то он хотел сказать…
Они подходят к своему дому. Заспанный дворник долго гремит цепью, открывая ворота.
— Прощай, Ласточка, — говорит Леонид.
— Прощай!
Глава десятая. Секунда за год
Леонид стоял на бортике бассейна, взволнованный и растерянный. Капельки воды дрожали на его широких загорелых плечах, грудь тяжело вздымалась. Только что закончил он очередной тренировочный заплыв на двести метров. Кочетов плыл в полную силу, с наивысшим напряжением всех мускулов и сердца, но безжалостная стрелка секундомера показала 2 минуты 30,8 секунды. Опять 2 минуты 30,8 секунды! Уже который раз!
Рядом с Леонидом стоял Галузин. Он задумчиво перебирал пальцами шнурок, на котором висел, болтаясь на груди, как медальон, блестящий секундомер.
Это уже становилось похожим на какой-то заколдованный круг. Три месяца подряд, начиная с семнадцатого июня, неустанно ведут они тренировки, и все безрезультатно. Секундомер словно испортился. Стрелку его никакими силами не удается удержать на расстоянии хотя бы одного деления до той проклятой черточки, которая обозначает 2 минуты 30,8 секунды. Только достигнув этой черточки или даже перевалив за нее, стрелка замирала.
Галузин и Кочетов за эти бесконечные три месяца испробовали уже все известные им приемы. Но маленькая, бесстрастная стрелка упрямо упиралась в одну и ту же отметку на циферблате. И Галузину каждый раз казалось, что острый конец черной стрелки втыкается ему прямо в сердце.
17 июня 1940 года! В этот день телеграфные точки и тире разнесли по всей земле взбудоражившее весь спортивный мир известие. Виктор Важдаев побил мировой рекорд, установленный Кочетовым. Важдаев проплыл двухсотметровку за 2 минуты 30,1 секунды, на 0,7 секунды обогнав своего старого друга и соперника.
Этот совершенно исключительный результат казался невероятным еще и потому, что у всех было свежо в памяти, как Кочетов недавно ставил свой мировой рекорд. Он тогда намного перекрыл официальный рекорд мира, и это казалось чудом, пределом человеческих возможностей. И вдруг — чудо уже не чудо!
Леонид в тот же день послал Виктору поздравительную телеграмму, а потом, прямо с почты, направился в бассейн. Галузину ничего не надо было объяснять. Тренер отлично знал упорство своего ученика. Конечно, Кочетов не согласится легко уступить свой рекорд, завоеванный очень дорогой ценой.