Толкование на Евангелие от Матфея
Шрифт:
Стих 10.Да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земли. Пусть будет воля Твоя и на земле между людьми, как она есть на небе между Ангелами, о которых Давид сказал: слуги Его творящии волю Его (Пс. 102, 21). Воля Божия — это заповеди Его. Да святится и да будет нужно принимать за желательную форму; мы молимся об этом, потому что и для этого нам нужна помощь Божия. Равным образом, и остальные глаголы нужно принимать за желательные, хотя они — повелительные.
Стих 11. Хлеб наш насущный даждь нам днесь. Зная, что ангельская природа не нуждается в пище, а человеческая нуждается в ней, повелел просить того, что составляет необходимость природы. Сказал хлеб наш, т. е. существующий ради нас; а насущным назвал его, как нужный для существа, бытия и поддержания тела. Или по Златоусту: насущный, т. е. ежедневный. Прибавил также днесь, отвлекая нас от заботы о дальнейшем времени, потому что желает, чтобы верующие в своих молитвах просили одного хлеба, и только на сегодняшний день, и не заботились о наступающем дне,
Стих 12. И остави нам долги нашя, яко и мы оставляем должником нашым. Зная, что природа наша склонна ко греху, и предугадывая, что и после купели возрождения мы опять будем грешить, повелевает молиться о грехах, которые и назвал долгами. Ибо и грех есть долг, так как делает человека виновным, подобно долгу. Умоляя об отпущении их, мы воспоминаем о них и в смирении сокрушаемся. Научает нас и тому, каким образом мы можем преклонить Бога; именно: чтобы и мы прощали согрешающих против нас — их называет должниками нашими. И это повелевает делать вместо всякого прошения, так как оно одно может нас избавить. Поэтому, окончив наставление о молитве, опять повторяет речь об этом, а здесь присоединил это к молитве, чтобы мы, ежедневно говоря это Богу, по необходимости прощали согрешающих против нас, боясь быть осужденными, как говорящие неправду для обольщения Бога.
Стих 13.И не введи нас в напасть… Напасть есть всякая борьба, в которую мы вовлекаемся каким бы то ни было образом по обольщению дьявола, при чем испытывается сила нашей души. Итак, эти слова научают нас не полагаться на самих себя и не подвергать себя безрассудно искушениям, но молиться, чтобы не быть введенными в него. Внушая это, с одной стороны, приводит нас к сознанию своего бессилия, с другой — внушает смирение. Но Бог никого не искушает, как говорит апостол Иаков (1, 13); как же Он говорит: не введи нас в напасть! Не введи, т. е. не допусти, чтобы мы были введены. Это — особенность выражения Писания. Кажется, что Он Сам вводит, потому что допускает. Всякое искушение приносится дьяволом, но он не коснется никого из людей, если не допустит Бог; и свиньям он не может повредить, разве только по допущению Божию. Дальше мы это увидим еще яснее. Часто же Бог допускает, чтобы мы были введены в искушение или для очищения наших грехов, или для обнаружения нашей душевной силы, как показала история Иова. Итак, по вышеуказанным причинам Он повелевает молиться, чтобы не быть введенными в искушение; а Сам, будучи Руководителем наших душ, иногда допускает их, и иногда не допускает, сообразно с тем, что из двух бывает полезно. Поэтому, когда мы не введены еще в искушение, то должны отклонять их молитвою; а когда введены, мужественно противостоять, чтобы показать образец смирения и силы.
Стих 13. Но избави нас от лукаваго… Лукавым здесь назвал дьявола, как лукавого не по природе, а по воле. По преимуществу же его назвал лукавым, как стоящего на высшей степени лукавства. Повелев нам молиться об избавлении от дьявола, показал, что он ведет против нас самую ожесточенную и непримиримую войну, и что нам необходима помощь свыше. А ограничил, чтобы молиться об избавлении от одного его, научая, что один он есть виновник всякого зла и что должно ненавидеть его одного, а не тех, которые по своему безрассудству повинуются ему и вредят нам и о которых скорее следует жалеть, как о порабощенных ему. Есть еще толкование и святого Максима на слова: да святится имя Твое и т. д. Имя Отца есть Сын. Как имя служит для объяснения природы того, чего оно есть имя, так и Сын открывает Отца. Царство есть Дух Святой по богатству Божественных даров. Так как Христос есть наша Глава, то Он бывает свят, когда святы мы, Его члены, вследствие чистоты жизни; к ним же освященным приходит и Дух Святой. Воля Отца на небе есть разумное почитание Небесных Сил; ибо к Давиду Он сказал: что бо Ми есть на небеси, разумеется от Ангелов? Очевидно, ничего другого, как разумного почитания; и от тебя, человека, что восхотех на земли? (Пс. 72, 25). Ничего другого, как также почитания, потому что оно необходимо и имеет преимущества пред остальными. Разумное служение собственно есть обращение к Богу ума, проникнутого ненавистью к страстям и демонам и воспламененного стремлением горе. Хлеб наш бывает двоякий: один — соответствующий существу души, духовный, который подается сообразно с силою принимающих; другой — соответствующий существу тела, чувственный; один подается свыше, а другой снизу. Искушение также бывает двоякое: удовольствия и скорби; одно есть добровольное и рождает страсти, другое недобровольное и уничтожает страсти. Добровольного нужно избегать, а недобровольное ради нашей слабости отклонять молитвою; но если придет, мужественно выдерживать, как очистительное. Есть и еще иной род искушений, именно относящийся до испытания. От лукавого, т. е. или от злого духа, или от злого дела.
Стих 13.Яко Твое есть Царствие и сила и слава во веки. Аминь. Заключение молитвы есть благодарение молящихся и прославление Бога. Оно значит: пусть исполнится то, чего мы просим, так как Ты — Царь наш, могущий все сделать и всегда славный, что видно из прибавления: во веки. Относительно слова аминь сказано выше.
Стих 14–15. Аще бо отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш Небесный: аще ли не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш отпустит вам согрешений ваших. Повторил, как мы сказали, речь о том же предмете и расширил ее, показывая, что это дело весьма желательно Богу. И обрати внимание на величие человеколюбия. В нашей власти Он поставил прощение согрешающих против нас. Но, может быть, ты скажешь, что грехи обидевшего тебя многочисленны и велики? Но твои еще многочисленнее и значительнее. Притом же, он согрешил против такого же самого раба, а ты — против Господа; ты отпускаешь, сам нуждаясь в отпущении, а Бог — не нуждаясь. Поэтому, если ты отпустишь, то освободишь самого себя, так как ты потушил гнев, изгнал злопамятство, ввел человеколюбие, умилостивил Бога и устроил собственное прощение.
Стих 16.Егда же поститеся, не будите якоже лицемери сетующе: помрачают бо лица своя, яко да явятся человеком постящеся… Постясь, не заботьтесь о печальной наружности, подобно тем, которые стараются быть бледными для людской похвалы. Притворною бледностью они закрывают естественный вид.
Стих 16. Аминь глаголю вам, яко восприемлют мзду свою. Об этом у нас сказано выше.
Стих 17.Ты же постяся помажи главу твою и лице твое умый. Подобно тому, как тогда, когда сказал: аще око твое десное соблажняет тя, изми е, и аще десная твоя рука соблажняет тя, усецы ю, говорил не об искажении тела, как мы и пояснили при этих словах, — так и здесь повелевает не просто только помазаться и умыться, потому что и Сам Он не делал этого, когда постился сорок дней. Но этим Он внушает нечто другое, именно: скрывать печальный от поста вид, являясь веселым и довольным. Так как у древних было знаком радости помазать голову маслом и водой умыть лицо, то Он убеждает выражать свое довольство во время поста знаком радости, чтобы и от людей скрыться, и облегчить тяжесть поста радостью, уничтожающею скорбь. И другим образом: утучняй ум в голове своей елеем милостыни, а лицо свое умой водою слез. Отсюда и в иных местах часто внушает посредством одного другое, научая нас не всегда обращать внимание в заповедях на то только, что прежде всего представляется, но исследовать и смысл их.
Стих 18. Яко да не явишися человеком постяся, но Отцу твоему, Иже в тайне: и Отец, видяй в тайне, воздаст тебе яве. Выставлять напоказ людям тяжесть поста есть дело славолюбия. О последующем сказано выше.
Стих 19–20.Не скрывайте себе сокровищ на земли, идеже червь и тля тлит, и идеже татие подкапывают и крадут: скрывайте же себе сокровище на небеси, идеже ни червь, ни тля тлит, и идеже татие не подкапывают, ни крадут. Червь и тля обозначают зародившуюся в душе мысль, которая поедает тайно все душевные блага; а подкапывающие воры — это приходящие извне похвалы, которые подкапывают легкомысленные планы и крадут скрытые сокровища добродетели. Изгнав болезнь тщеславия, благовременно поставляет закон о нестяжательности, так как ничто так не производит любви к богатству, как тщеславие. Отсюда люди выдумали и толпы рабов, и множество евнухов, и отягченных золотом лошадей, и серебрянные столы, и всякий другой блеск не по необходимости, а напоказ. Так как нелегко могли запечатлеться совместные наставления о презрении богатства, то весьма мудро Он разделил на части речь об этом. И прежде всего сказал: блажени милостивии (Мф. 5, 7); потом: буди увещаваяся с соперником твоим (Мф. 5, 25); далее: и хотящему судитися с тобою и ризу твою взяти, отпусти ему и срачицу (Мф. 5. 40); наконец приводит то, что больше всего этого. В тех случаях упомянул о сострадании к нищим, о сопернике, о желающем судиться с тобою, а в этом, не поставив ничего такого, узаконил презрение богатства само по себе, показывая, что не столько ради них, сколько само по себе Он заповедал это, чтобы ты даже в том случае, когда никто из них не заедает тебя, презирал богатство и разделял его нищим. А чтобы легче убедить в этом, показывает вред от собирания сокровищ на земле и пользу от собирания их на небе. Червь — моль означает червя, зарождающегося, по большей части, в одеждах. Тля означает гниение, ржавчину и всякую такую порчу. Что же? И золото червь уничтожит? Если не червь, то воры. Как? Неужели все сокровища похищаются? Если не все, то весьма многие; неизвестно, какие останутся непохищенными. Но те, которые раздаются нищим, каким образом сохранятся? На небе. Как? Так, что там сохраняются награды и воздаяния, оказанные им: будучи собраны и сложены, они охраняются там безопасно. Затем приводит и другое соображение, убеждая им еще более.
Стих 21. Идеже бо есть сокровище ваше, ту будет и сердце ваше. Сердцем здесь назвал ум. Он говорит: если даже ничего из того не бывает, однако вообще, где ваше сокровище, там будет и ум ваш. Но не малый вред для души в том, что ум пленен здесь, связан многоразличною заботою об охранении сокровища, порабощен такой тирании и не смеет перейти к другой мысли.
Стих 22–23. Светилник телу есть око. Аще убо будет око твое просто, все тело твое светло будет: аще ли око твое лукаво будет, все тело твое темно будет… Светильник, т. е. осветитель. Сказав о недостойном рабстве ума, который есть глаз души, желает показать еще яснее, что такое рабство ума есть пагуба для души. Для примера берет глаз телесный и предоставляет заключать от этого к тому. Здесь нужно заметить, что простым Он называет здоровый глаз, а лукавым — больной. Итак, говорит: если глаз твой будет здоров, то все тело твое будет светло, заимствуя свет от собственного светильника; а если глаз твой будет болен, то все тело твое будет во мраке, не освещаясь им. Так и ум, глаз души, когда служит заботе о зарытом сокровище, болен, и болезнь есть эта именно забота; вследствие этого и душа потемнена.
Стих 23. Аще убо свет, иже в тебе, тма есть, то тма кольми? Если свет, который находится в тебе, т. е. ум, дарованный для просвещения и руководительства души, есть тьма, т. е. потемнел, то сколь велика для помрачения души будет тьма, происходящая от страстей, когда помрачен свет, который восходил для нее.
Стих 24.Никтоже может двема господинома работати: либо единого возлюбит, а другаго возненавидит: или единаго держится, о друзем же нерадити начнет… Приводит еще и другое соображение, более устрашающее, чтобы сильнее еще отклонить нас от любостяжания, показывая, что оно изгоняет нас от рабства Богу и приводит в рабство богатству. Сначала говорит о двух господах просто, без имени, чтобы заставить слушателей согласиться в истине сказанного. Затем и по имени называет тех, о которых была речь. Говорит о двух господах, представляющих противоположные требования. Держится, т. е. повинуется.