Толкование сновидений. Введение в психоанализ
Шрифт:
Мы не сомневаемся в том, что и этот аппарат достиг своего нынешнего совершенства лишь путем продолжительного развития. Попробуем же рассмотреть более раннюю ступень его эволюции. Иначе обосновываемые предположения говорят нам, что этот аппарат следовал вначале стремлению оберегать себя от раздражении и потому при своей первоначальной конструкции принял схему рефлекторного аппарата, которая давала ему возможность тотчас же отводить по моторному пути все поступавшие к нему извне чувственные раздражения. Но жизненная необходимость нарушает эту простейшую функцию; ей обязан психический аппарат и толчком к своему дальнейшему развитию. Жизненная необходимость предстает для него вначале в форме существенной физической потребности. Вызванное внутренней потребностью раздражение будет искать себе выход в моторность, которую можно назвать «внутренним изменением» или «выражением душевного движения». Голодный ребенок беспомощно кричит и барахтается. Ситуация остается, однако, без изменения, так как раздражение, проистекающее из внутренней потребности, соответствует не мгновенно толкающей, а непрерывно действующей силе. Перемена может наступить лишь в том случае, если каким-либо путем ребенком, благодаря посторонней помощи, будет испытано чувство удовлетворения, устраняющее внутреннее раздражение. Существенной составной частью этого переживания является наличие определенного восприятия (например, еды), воспоминание о котором с этого момента ассоциируется навсегда с воспоминанием об удовлетворении. Как только в следующий раз проявляется эта потребность, так сейчас же благодаря имеющейся ассоциации вызывается психическое движение, которое стремится вызвать воспоминание о первом восприятии, иными словами, воспроизвести ситуацию прежнего удовлетворения. Вот это психическое движение мы и называем желанием; повторное проявление восприятия есть осуществление желания, а полное восстановление восприятия об ощущении удовлетворения – кратчайший путь к такому осуществлению.[127]
Горький жизненный опыт модифицирует эту примитивную мыслительную деятельность в более целесообразную. Образование идентичности восприятия коротким регредиентным путем внутри аппарата не имеет уже в другом месте последствий, связанных с укреплением того же восприятия извне. Удовлетворения не наступает, и потребность продолжает быть в наличии. Для придания внутреннему укреплению одинаковой равноценности с внешним оно должно было бы непрерывно поддерживаться на одном уровне, все равно как это имеет место в галлюцинаторных психозах и фантазиях, вызванных голодом, которые исчерпывают свою психическую деятельность фиксированием желаемого объекта. Для того чтобы достичь более целесообразного использования психической силы, необходимо остановить ход регрессии, чтобы она не выходила за пределы воспоминания и искала бы себе другие пути, которые в конце концов ведут к образованию извне желаемой идентичности. Это блокирование, а также и следующее за ним отклонение раздражения становятся задачей второй системы, которая господствует над произвольной мотори-кой, иначе говоря, с функцией которой связывается применение моторики к вышеназванным целям. Вся эта сложная мыслительная деятельность, протекающая от воспоминания вплоть до образования внешним миром идентичности восприятия, представляет собой, однако, лишь обходный путь по направлению к осуществлению желания, ставший необходимым благодаря опыту. Мышление есть ведь не что иное, как замена галлюцинаторного желания, и если сновидение представляет собою осуществление желания, то это может быть сочтено только естественным и само собой разумеющимся, так как только желание способно побуждать к деятельности наш психический аппарат.[128] Сновидение, осуществляющее свои желания коротким регредиентным путем, сохранило нам тем самым образчик примитивной и отвергнутой ввиду ее нецелесообразности работы психического аппарата. В ночную жизнь как бы изгнано то, что некогда господствовало в бодрствующем состоянии, когда психическая жизнь была еще молода и неопытна; это напоминает нам то, что в детской мы находим давно заброшенные, примитивные орудия взрослого человечества – лук и стрелы. Сновидение есть часть преодоленной душевной жизни ребенка. При психозах эти обычно подавляемые в бодрствующем состоянии формы деятельности психического аппарата вновь проявляются и обнаруживают свою неспособность к удовлетворению наших потребностей по отношению к внешнему миру.
Бессознательные желания стремятся проявиться, по-видимому, и днем; факт перенесения, а также и психозы говорят нам, что они через систему предсознательно-го стараются проникнуть в сознание и овладеть системой моторности. В цензуре между Бзс. и Прс., наличие которой буквально вынуждает нас признать сновидение, мы видим, таким образом, стража нашего душевного здоровья. Но разве не неосторожно со стороны этого стража, что ночью он ослабляет свою бдительность, дает возможность подавленным движениям из системы Бзс. найти себе выражение и вновь допускает галлюцинаторную регрессию? Я полагаю, что нет, ибо когда критический страж отдыхает, а у нас имеются доказательства того, что спит он не крепко, он закрывает и доступ к моторной сфере. Какие бы элементы из обычно подавленной системы Бзс. ни появлялись на сцену, к ним можно отнестись с полным спокойствием, они совершенно невинны, они не способны привести в движение моторный аппарат, который один только может оказывать модифицирующее влияние на внешний мир. Состояние сна гарантирует неприступность охраняемой крепости. Менее невинно обстоит дело в том случае, когда смещение силы совершается не ночным ослаблением бдительности критической цензуры, а патологическим упадком ее или же патологическим усилением бессознательных раздражении в то время, когда система Прс. занята нежелательными элементами, а доступ к моторности открыт. Страж терпит тогда поражение, бессознательные раздражения подчиняют себе систему Прс., овладевают потому нашей речью и нашими действиями или же вызывают насильственно галлюцинаторную регрессию и направляют предназначенный вовсе не для них аппарат благодаря притяжению, которое оказывают восприятия на распределение нашей психической энергии; такое состояние мы называем психозом.
Нам представляется чрезвычайно удобный случай продолжить возведение психологического здания, которое мы оставили после включения систем Бзс. и Прс. У нас имеется, однако, еще достаточно мотивов остановиться на рассмотрении желания, этой единственной психической движущей силы сновидения. Мы приняли объяснение, согласно которому сновидение служит всякий раз осуществлением желания, потому что оно является продуктом системы Бзс., которая не знает иной цели деятельности, кроме как осуществление желания, и не располагает иными силами, кроме силы желания. Если мы хотя бы на мгновение будем настаивать на нашем праве путем толкования сновидений составлять столь глубокие психологические спекуляции,[129] то на нас тотчас же будет возложена обязанность доказать, что благодаря им мы включаем сновидение в общую цепь, могущую охватить и другие психические образования. Если существует система Бзс. или нечто ей аналогичное, то сновидение не может быть ее единственным выражением; каждое сновидение может быть осуществлением желания, но помимо сновидений должны быть налицо и другие формы анормальных осуществлении желаний. И действительно, теория всех психоневротических симптомов сводится к тому положению, что и они должны быть признаны осуществлениями желания из сферы бессознательного. Сновидение, согласно нашему воззрению, образует лишь первое звено чрезвычайно важной для психиатра цепи, понимание которой равнозначно разрешению чисто психологической стороны психиатрической задачи. У других звеньев этого ряда осуществлении желаний, например, у истерических симптомов, имеется, однако, существенная особенность, отсутствующая у сновидения. Из неоднократно упомянутых в этой книге исследований я знаю, что для образования истерического симптома необходимо наличие и совпадение обоих течений нашей душевной жизни. Симптом является не только выражением осуществленного бессознательного желания; сюда должно еще присоединиться желание из сферы предсознательного, которое осуществляется при помощи того же симптома, так что последний детерминируется, по крайней мере, двояко, двумя желаниями, до одному из состоящих в конфликте систем. Дальнейшему же детерминированию, аналогично тому, как в сновидении, не поставлено никаких пределов. Детерми-нирование, проистекающее не из системы Бзс., является, на мой взгляд, реакцией на бессознательное желание, например, самоукором. Я могу, следовательно, сказать вообще: истерический симптом образуется лишь там, где в одном выражении могут совпасть два противоположных осуществления желаний, по одному из различных психических систем. (Ср. мое последнее исследование возникновения истерических симптомов в журнале Гиршфельда «Zeitschrift fur Sexualwissenschaft», 1908). Примеры не дадут тут ничего, так как лишь полное раскрытие всего этого сложного комплекта может выяснить его сущность. Я довольствуюсь поэтому лишь одним утверждением и привожу здесь пример не ради его доказательной силы, а только вследствие его наглядности. Истерическая рвота одной моей пациентки оказалась, с одной стороны, осуществлением бессознательной фантазии, относящейся к ее молодым годам – желания быть возможно более часто беременной и иметь множество детей; сюда присоединилась впоследствии дополнительная мысль: от возможно большего числа мужчин. Это странное желание встретило сильнейшее сопротивление и отпор. Так как, однако, пациентка от рвоты могла бы утратить свою полноту и красоту и тогда не нравилась бы ни одному мужчине, то симптом отдал дань и карающим мыслям и, таким образом, будучи опущен с обеих сторон, мог достичь осуществления. Это тот же способ осуществления жела-вия, которым воспользовалась парфянская царица по отношению к триумвиру Крассу. По ее мнению, он предпринял поход из корыстолюбия, поэтому она заставила залить глотку его трупа золотом. «Вот тебе то, что ты так хотел».[130] Относительно сновидения мы до сих пор знаем лишь, что оно изображает осуществление желания из сферы бессознательного: господствующая пред-сознательная система допускает, по-видимому, это осуществление, подвергнув его предварительно некоторому искажению. И действительно, невозможно проследить ход мыслей, противоположный желанию, который, как и его антагонист, осуществился бы в сновидении. Лишь кое-где в анализах сновидений мы встречали указания на продукты реакции, например, нежное чувство к коллеге Р. в сновидении о дяде. Мы можем, однако, отыскать в другом месте отсутствующее дополнение из сферы предсознательного. Сновидение может дать выражение желанию из системы Бзс. после различных его искажений, между тем как господствующая система концентрируется вокруг желания спать, реализует его и поддерживает в продолжение всего сна. Эти мысли я заимствую из теории сна Льебо, способствовавшего пробуждению интереса к гипнотизму в последнее время своим сочинением «Du sommeil provoque»,
Это желание спать, проистекающее из сферы пред-сознательного, значительно облегчает образование сновидения. Припомним сновидение отца, которого свет в соседней комнате заставляет предположить, что тело могло загореться. В качестве одной из психических сил, доказывающих, что отец делает этот вывод в сновидении вместо того, чтобы проснуться от зрительного раздражения, мы указали на желание, чтобы жизнь приснившегося ему ребенка была хоть на мгновение продлена. Другие желания, проистекающие из оттесненной сферы, по всей вероятности, ускользают от нас, так как мы лишены возможности произвести анализ этого сновидения. Однако в качестве второй движущей силы этого сновидения мы можем предположить потребность отца во сне; все равно как жизнь ребенка, сновидение способно продлить на мгновение и сон отца. «Я должен допустить это сновидение, – гласит этот мотив, – иначе мне придется проснуться». Как в этом, так и во всяком другом сновидении желание сна оказывает поддержку бессознательному желанию. Выше мы говорили о сновидениях, связанных с мотивами удобства. В сущности, все сновидения носят такой характер. В сновидениях, которые таким образом перерабатывают внешнее чувственное раздражение, что оно допускает возможность продолжения сна, и которое вплетают его в свое содержание, чтобы лишить его требований, которые оно могло предъявить к внешнему миру, – в этих сновидениях желание продолжать спать обнаруживается особенно ярко. Это желание должно, однако, принимать участие в образовании и всех других сновидений, которые лишь изнутри могут нарушить состояние сна. То, что система Прс. говорит сознанию, когда сновидение заходит чересчур далеко: «Не беспокойся, продолжай спать, ведь это же только сновидение», – это соответствует в общей форме отношению нашей господствующей душевной деятельности к сновидениям. Я должен заключить отсюда, что мы в продолжение всего состояния сна столь же твердо знаем, что нам что-то снится, как и то, что мы спим. Мы не должны придавать никакого значения тому возражению, будто в наше сознание никогда не поступает одна мысль, другая же – только в том исключительном случае, когда цензура чувствует себя обманутой. Напротив того, есть лица, которые несомненно сознают, что они спят и что им снится, и что им, следовательно, присуща сознательная способность направлять свои сновидения. Такой субъект недоволен, положим, оборотом, который принимает сновидение, он прерывает его, сам не пробуждаясь при этом, и начинает его сызнова, все равно как популярный писатель по желанию дает своей пьесе более благополучную развязку. Или же субъект может подумать во сне, когда сновидение повергает его в ситуацию, возбуждающую его сексуальную сферу: «я не хочу, чтобы мне это снилось, я не хочу истощаться поллюциями».
г) Пробуждение благодаря сновидению. Функция сновидения. Сновидения страха.
Убедившись в том, что предсознательная сфера занята ночью желанием спать, мы можем продолжить наше рассмотрение сновидения.
Постараемся, однако, резюмировать предварительно все те выводы, к которым мы пришли на основании предыдущего изложения. Либо после бодрствующего мышления сохраняются «дневные остатки», либо бодрствующее мышление пробуждает одно из бессознательных желаний, либо же, наконец, имеет место и то и другое; всех этих возможностей мы уже касались подробнее выше. В течение дня или же лишь с возникновением состояния сна бессознательное желание прокладывает себе путь к дневным остаткам. Благодаря этому образуется желание, перенесенное на свежий материал, или же подавленное свежее желание вновь оживляется, благодаря поддержке из сферы бессознательного. Оно старается нормальным путем мыслительных процессов через систему Прс., с которой оно связано одной своей составной частью, проникнуть в сознание. Но тут оно наталкивается на цензуру и, претерпевая ее воздействие, подвергается искажению, произведенному уже раз его перенесением на свежий материал. До сих пор желание готово было сделаться чем-то вроде навязчивого представления, бредовой идеи и т. п., иными словами, мыслью, укрепленной перенесением и искаженной цензурой. Состояние сна предсознательной сферы не допускает, однако, дальнейшего проникновения; по всей вероятности, эта сфера преграждает доступ путем ослабления своих раздражении. Сновидение устремляется поэтому по пути регрессии, открытому именно благодаря своеобразию состояния сна, и повинуется при этом притяжению, оказываемому на него со стороны групп воспоминаний. На пути регрессии оно приобретает изобразительность. О сгущении мы поговорим ниже. Таким образом проходит сновидение вторую часть своего извилистого и зигзагообразного пути. Первая часть простирается в поступательном направлении от бессознательных сцен или фантазий до системы Прс.; вторая же часть – от предела цензуры обратно к восприятиям. Когда же сновидение приобретает содержание, оно тем самым как бы обходит преграду, выставленную ему цензурой и состоянием сна в системе Прс.; ему удается обратить на себя внимание и быть замеченным сознанием.
Сознание же, означающее для нас чувственный орган для восприятия психических качеств, в бодрствующем состоянии доступно раздражению в двух пунктах. Во-первых, из периферии всего аппарата, из системы восприятии; во-вторых, из раздражения приятного и неприятного чувства, являющихся единственными психическими качествами при изменениях энергии внутри аппарата. Все другие процессы в системах У лишены психической ценности и не представляют собой поэтому объектов для сознания, поскольку не дают ему для восприятия приятное или неприятное чувство. Мы вынуждены были предположить, что эти приятные и неприятные ощущения автоматически регулируют ход процессов заполнения сознания. Впоследствии обнаружилась, однако, необходимость ради облегчения более трудной деятельности сделать ход представлений более независимым от ощущений неудовольствия. Для этой цели системе Прс. нужны были собственные качества, которые могли бы привлечь сознание; она их приобрела, по всей вероятности, благодаря объединению предсознатель-ных процессов с не лишенною качеств системой воспоминаний о словах. Благодаря качествам этой системы, сознание, бывшее до сих пор лишь чувственным органом для восприятии, становится таковым и для части наших мыслительных процессов. Образуются, таким образом, как бы две чувственные плоскости, обращенные одна к восприятиям, другая – к пред сознательным мыслительным процессам.
Я должен предположить, что чувственная поверхность сознания, обращенная к системе Прс., благодаря состоянию сна становится значительно менее раздражимой, чем система В. Утрата интереса к ночным мыслительным процессам вполне целесообразна. В мышлении не должно происходить ничего; система Прс. хочет спать. Когда сновидение становится, однако, восприятием, оно благодаря приобретенным теперь качествам может возбудить сновидение. Это чувственное возбуждение совершает то, в чем вообще заключается его функция: оно направляет часть имеющейся в системе Прс. энергии на возбуждающий фактор. Таким образом, следует допустить, что сновидение всякий раз побуждает к деятельности отдыхающую силу системы Прс. Со стороны последней оно претерпевает, однако, воздействие, которое мы ради цельности и наглядности назвали вторичной обработкой. Этим мы хотим сказать, что она обращается со сновидением как со всяким другим содержанием восприятия; оно подвергается воздействию таких представлений ожидания, поскольку, конечно, это позволяет его содержание. Поскольку и эта четвертая часть деятельности сновидения протекает по какому-либо пути, последний носит опять-таки поступательный характер.
Во избежание недоразумений нелишне остановиться вкратце на временных особенностях этих процессов сновидения. Чрезвычайно любопытная теория Гобло (29), навеянная, по всей вероятности, проблемой сновидения Мори о гильотине, стремится показать, что сновидение заполняет собою лишь краткий переходный период между сном и пробуждением. Последнему нужно известное время; в это время и происходит сновидение. Предполагается, что заключительная сцена сновидения настолько ярка и сильна, что заставляет проснуться. В действительности же она была именно потому так сильна, что мы были так близки к пробуждению. «Мечта – это начало пробуждения».
Уже Дюга (18) указывает на то, что Гобло не считался зачастую с фактическим материалом, лишь бы доказать правильность своей теории. Есть сновидения, от которых не просыпаешься, например, такие, в которых снится, что нам что-нибудь снится. Согласно нашему пониманию деятельности сновидения мы отнюдь не можем согласиться с тем, что оно простирается лишь на период пробуждения. Мы должны, наоборот, предположить, что первая часть деятельности сновидения начинается уже днем, еще при господстве предсознатель-ной сферы. Вторая ее часть – изменение под воздействием цензуры, благодаря привлечению бессознательных фантазий и проникновению к восприятию, продолжается, несомненно, в течение всей ночи, и, следовательно, мы вполне правильно выражаемся, говоря, что нам всю ночь что-то снилось, хотя и не знаем, что именно. Я не думаю, однако, что необходимо признать, будто процессы сновидения до сознавания их выдерживают ту временную последовательность, которую мы только что охарактеризовали: сперва появляется перенесенное желание, затем происходит искажение под влиянием цензуры, далее поворот к регрессии и так далее В изложении нам приходилось придерживаться такой последовательности; в действительности же дело идет скорее об одновременном испробовании тех или иных путей; раздражения устремляются то в одну, то в другую сторону, пока, наконец, благодаря их наиболее целесообразному распределению, какая-либо группировка не фиксируется. Некоторые мои личные наблюдения указывают даже на то, что деятельности сновидения нужен иногда не один день и не одна ночь для получения своего продукта, причем чрезвычайная сила конструкции сновидения утрачивает тогда весь свой чудесный облик. По-моему, даже отношение к понятливости в качестве восприятия может проявиться до тех пор, пока сновидение дошло до сознания. С этого момента процесс, правда, значительно ускоряется, так как сновидение встречает теперь то же отношение к себе, как и всякое другое восприятие. Он теперь словно фейерверк, который долго изготовляли и который теперь в одно мгновение сгорает.