Толковая Библия в 12 томах(ред. А. Лопухин) Том 11
Шрифт:
Давид и Голиаф
Расставшись со своим другом, Давид направился в священнический город Номву, где в это время находилась скиния, а при ней жил и первосвященник (1 Цар 21). Он прибыл в город голодным и истомленным, и, чтобы подкрепить свои силы, он под предлогом важного царского поручения, требовавшего необычайной поспешности, выпросил у первосвященника Ахимелеха хлебы предложения и меч Голиафа, хранившийся в скинии как трофей, и с запасом священных хлебов, которые по закону можно было вкушать только лицам священнического чина, удалился за пределы родной страны, где под видом простого странника остановился в филистимском городе Геф. Но убежище там оказалось ненадежным. Приближенные Анхуса, царя гефского, стали высказывать ему свои подозрения насчет незнакомца и говорили ему: «Не это ли Давид, царь той страны? не ему ли пели в хороводах: Саул победил тысячи, а Давид – десятки тысяч?» Чтобы отвратить это опасное подозрение, Давид принужден был притвориться безумным, и когда его привели к царю, «чертил на дверях, кидался на руки свои, пускал слюни по бороде своей», так что у Анхуса исчезло всякое подозрение, а Давид, воспользовавшись этим, поспешил удалиться отсюда в дикую пещеру Адолламскую, где около него собрались его родители и братья, которые, вероятно, начали подвергаться преследованию Саула, а также и все недовольные отверженным царем, так что около Давида собралось до четырехсот человек. Поместив своих родителей под защиту царя моавского, Давид со своими последователями опять возвратился в пределы родной страны.
Саул, между тем, истощался от бессильной злобы. Услышав о том, что первосвященник отдал Давиду хлебы предложения, и подозревая его, а вместе с ним и все священство в заговоре с Давидом, разъяренный царь приказал своим слугам подвергнуть их избиению, но когда слуги отказались поднять руку на служителей Божиих, то он поручил исполнить это кровожадное дело некоему Доику идумеянину, который именно и сделал ему донос на первосвященника. Убито было восемьдесят пять священников и разрушен самый город; спасся только сын первосвященника Авиафар, который, захватив с собой некоторые священные принадлежности (эфод), прибежал к Давиду и рассказал ему о страшном злодеянии Саула. Давид мог только горевать, что сделался невольной причиной такого бедствия, и, дав у себя убежище Авиафару, сам принужден был спасаться от настигавшего его царя. Однажды в городе Кеиле он едва не окружен был войском Саула, но заблаговременно бежал с своими последователями и скрывался в неприступных горах и лесах. При этих гонениях бывали случаи, когда Саул оказывался в полной власти Давида, который легко мог бы предать его смерти и таким образом не только избавиться от гонителя, но и наследовать престол. Но Давид содрогался от одной мысли положить руку на помазанника Божия и скорбел даже после того, как однажды отрезал край одежды Саула, зашедшего для нужды в пещеру, в глубине которой скрывался царственный беглец со своими последователями. Этот последний случай до слез растрогал Саула; когда он узнал о том, с каким всепрощающим великодушием гонимый Давид отнесся к нему даже в тот момент, когда его жизнь вполне находилась в руках последнего, то стал раскаиваться в своем безумии и, уже смиренно признавая Давида своим будущим преемником, просил его только о том, чтобы он не искоренил его потомства и не уничтожил имени отца его, в чем и поклялся ему Давид. Но дух злобы скоро опять овладел Саулом, и он вновь устремился в погоню за Давидом, которому скоро представился новый случай доказать несправедливому царю свое непоколебимое и благородное великодушие. Однажды ночью Давид пробрался в стан царя и, упрекнув своего спутника Авессу за намерение убить Саула, захватил с собой лишь копье и кружку с водой у постели царя, и с вершины соседней горы громко укорял Авенира, начальника царских телохранителей, за его невнимательность и плохую бдительность около священной особы царя. Устыженный этим, Саул опять на время прекратил преследование, но чтобы порвать всякую связь с Давидом, выдал жену его Мелхолу за другого человека. Тяжко огорченный таким оскорблением, Давид, опасаясь дальнейшей ярости царя, в другой раз искал убежища у царя филистимского города Гефа. Но там положение его было крайне двусмысленное и тяжелое, так как царь гефский Анхус, отдав ему во владение целый город Циклаг, требовал от него враждебных набегов на его родную землю.
Когда началась открытая война с израильтянами, Давид вынужден был даже дать Анхусу прямое обязательство в оказании ему военной помощи и, таким образом, поставлен был в печальную необходимость поднять оружие на свой собственный народ. Только подозрение военачальников в верности Давида избавило его от этого тяжкого обязательства, так как филистимляне принудили Анхуса возвратить Давида из похода как весьма ненадежного союзника в войне с израильтянами. Между тем на Циклаг за время его отсутствия напали амаликитяне и все в нем истребили. Это бедствие так вооружило против Давида самых его последователей, у которых погибло в разрушенном городе все достояние, что они хотели даже побить его камнями, и только военный успех его в погоне за амаликитянами восстановил авторитет Давида, который быстро настиг хищников, рассеял их, возвратил пленных и захватил богатую добычу.
Но испытания Давида быстро приближались к концу. В родной земле его совершилось важное и, вместе, печальное событие: скончался Самуил на 88 году своей жизни и торжественно погребен был в Раме оплакивавшим его народом. Это событие еще более тяжким бременем легло на душу Саула, так как он в глубине своего сердца не переставал благоговеть перед помазавшим его пророком. Смерть его, несомненно, еще сильнее показала его совести все его неправды и преступления, которые так глубоко огорчали престарелого пророка и наверно ускорили смерть его. В нем он, несмотря на полный разрыв с ним, продолжал видеть некоторую для себя нравственную опору в крайней нужде. Теперь его не было, а между тем обстоятельства складывались все грознее и мрачнее. Филистимляне, заметив внутренние беспорядки в царстве Израильском, порешили воспользоваться удобным случаем для захвата добычи и с огромным войском двигались внутрь страны. Саул, уже ясно сознававший свою отверженность перед Богом и своим народом, предчувствовал надвигавшуюся беду и был в отчаянии и страхе. С мгновенным пробуждением отголоска прежней веры он вопросил Бога об исходе предстоявшей битвы, но Бог не ответствовал на его слабую веру. Тогда злополучный царь совершил еще одно великое преступление и прибег к суеверию, обратившись к волшебству, при помощи которого он хотел узнать свою судьбу. В Аэндоре, близ горы Ермон, жила волшебница, и к ней-то ночью, переодевшись, отправился Саул в сопровождении нескольких своих приближенных. Волшебница сначала отказалась было приступить к волшебству, опасаясь наказания; но когда посетители поклялись, «что не будет ей беды за это дело», а будет дана хорошая награда, женщина спросила: «Кого же вывести тебе?» – «Самуила выведи мне», – отвечал Саул. Волшебница совершила свое волхвование и вскрикнула от ужаса, потому что она одновременно увидела призрак Самуила и узнала, что посетитель ее – царь. «И сказал ей царь: не бойся (скажи), что ты видишь»? – «Ви жу, – отвечала женщина, – как бы бога, выходящего из земли». – «Какой он видом? – спросил у нее Саул. Она отвечала ему: «Выходит из земли муж престарелый, одетый в длинную одежду». – «Тогда узнал Саул, что это Самуил, и пал лицем на землю и поклонился». Затем, встав, он в страхе услышал загробный голос пророка: «Для чего ты тревожишь меня, чтобы я вышел?» – «И отвечал Саул: тяжело мне очень; филистимляне воюют против меня, а Бог отступил от меня и более не отвечает мне ни чрез пророков, ни во сне, (ни в видении); потому я вызвал тебя, чтобы ты научил меня, что мне делать». – «И сказал Самуил: зачем же спрашиваешь меня, когда Господь отступил от тебя? Господь сделает то, что возвестил через меня; отнимет Господь царство от рук твоих, и отдаст его ближнему твоему, Давиду. И предаст Господь Израиля вместе с тобою в руки филистимлян; завтра ты и сыны твои будете со мною, и стан израильский предаст Господь в руки филистимлян». Страшный голос смолк, но слова его ужасом гремели в преступной совести Саула; он вдруг всем своим исполинским телом рухнул на землю и лежал в изнеможении. Только уже подкрепившись пищей, он способен был возвратиться в стан, куда и отправился в ту же ночь. Страшный приговор Самуила не замедлил осуществиться во всей своей точности. Битва с филистимлянами произошла в окрестностях Изрееля. Израильтяне не выдержали напора железных колесниц своего противника и в первый же день битвы вынуждены были отступить к горе Гелвуе, усеяв путь свой убитыми. Филистимляне между тем все более напирали на бегущего Израиля. Сыновья Саула и между ними храбрый Ионафан уже пали под ударами врагов; но вот неприятельские стрелки настигли уже самого Саула, начали осыпать его градом стрел, «и он очень изранен был стрелками». Гибель была очевидна и неминуема. Гордый царь, однако, не хочет умереть от руки необрезанных и повелевает своему оруженосцу обнажить меч и заколоть его. Но оруженосец не смеет поднять руки на помазанника Божия, и тогда злополучный царь совершает последнее преступление своей жизни – самоубийство, которому последовал и его верный оруженосец. Торжествующие филистимляне бросились грабить убитых и, найдя тела Саула и Ионафана, варварски надругались над ними и затем повесили их на стенах города Вефсана. Такой позор возбудил мужество в жителях города Иависа Галаадского, которые, помня оказанное им некогда Саулом благодеяние, сделали отважный набег, сняли царственные тела со стены, сожгли их, кости похоронили в своем городе под дубом и в память погибшего царя постились семь дней, выказав таким образом редкую добродетель благодарности к павшему царю.
Весть об исходе битвы гелвуйской скоро дошла до Давида. Один молодой амаликитянин, захватив венец и запястье Саула, поспешил к Давиду, надеясь обрадовать его вестью о смерти царя и, чтобы увеличить свою предполагаемую награду, даже ложно заявил, что он сам приколол его. Но Давид пришел в ужас от этого святотатства и велел предать амаликитянина смерти за то, что он поднял руку свою на помазанного царя, и сам с окружающими своими горько оплакивал не только своего друга Ионафана, но и злополучного царя Саула. Скорбь его выразилась в вдохновенной песне: «Краса твоя, о Израиль, поражена на высотах твоих! как пали сильные, погибло оружие бранное! Саул и Ионафан, любезные и согласные в жизни своей, не разлучились в смерти своей… Дочери израильския, плачьте о Сауле, который одевал вас в багряницу с украшениями… Сражен Ионафан на высотах твоих. Скорблю о тебе, брат мой Ионафан; ты был очень дорог для меня; любовь твоя была для меня превыше любви женской. Как пали сильные, погибло оружие бранное!..» Песнь эта сделалась историческим памятником, и петь ее научался весь народ (2 Цар 1:17–27).
Так закончилось царствование первого царя израильского народа. Жизнь Саула распадается на два периода, из которых первый представляет собою жизнь его с Богом и второй – жизнь без Бога. Первый период поэтому служит обнаружением лучших качеств его души – смирения и упования на Бога, послушания воле Божией, за которыми следовали успех и победы. И за этот период он немало сделал для политического возвышения своего государства. Иноземное иго было свергнуто, и окружающие хищнические народы потерпели тяжкие поражения, заставившие их отказаться от расхищения царства избранного народа. Но во втором периоде явно берут перевес его худшие качества – высокомерие, самонадеянность, непослушание, за которыми, в свою очередь, неизбежно следовали неурядицы во внутреннем управлении, тоска, суеверие, поражения, отчаяние и самоубийство. Во всем этом он был зеркалом своего народа и своей судьбой еще раз преподал глубокий урок, что избранный народ должен полагать свою силу не в человеке, хотя бы он был и царь, но единственно в Боге, который один их помощник и покровитель, и без Него они неизбежно станут беспомощной и жалкой добычей своих нечестивых соседей. Этот урок глубоко запечатлелся в душе Давида, который теперь беспрепятственно мог выступить в качестве царя израильского народа.
ХХХIII
Царствование Давида. Завоевание Иерусалима. Перенесение ковчега завета, победоносные войны и мысль о построении храма
Во время своей изгнаннической жизни Давид уже считался многими прямым и законным преемником Саула, и потому по смерти последнего колено Иудино не замедлило провозгласить его царем, лишь только он вступил в пределы этой земли. Но оставались приверженцы и у Саула, и этим воспользовался приближенный его полководец Авенир, который при помощи жителей Галаада объявил царем Иевосфея, одного из сыновей Саула, и власть его была признана одиннадцатью коленами. При таких обстоятельствах стала неизбежной междоусобная война, которая с переменным успехом продолжалась около пяти лет. Но перевес, видимо, клонился в сторону Давида, тем более, что между Авениром и Иевосфеем скоро возникли несогласия, которые повели даже к переходу Авенира на сторону Давида, где он, однако же, был убит военачальником последнего Иоавом в отмщение за убийство его брата Асаила. Сам Иевосфей скоро был убит своими приближенными, которые, в надежде получить награду от Давида, принесли ему даже голову вероломно убитого ими царя. Но Давид с истинно царственным великодушием голову Иевосфея предал погребению, а убийц его казнил смертью.
По смерти Иевосфея у Давида не было больше соперников, и глаза всего народа невольно обратились к нему. Представители всех колен собрались в Хеврон и, перечислив заслуги Давида для страны, торжественно провозгласили его царем над всеми коленами, после чего он окончательно был помазан на царство. В лице его народ израильский приобрел себе величайшего царя. Ему было тридцать лет от роду. В войне он уже приобрел громкую, всенародную известность своей знаменитой борьбой с Голиафом, которая вместе с другими его подвигами воспевалась в народных песнях, столь возбуждавших мрачную зависть Саула. При своей страннической жизни в качестве изгнанника он прошел всю страну вдоль и поперек, близко ознакомился с жизнью не только своего собственного народа, но и ближайших соседей, у которых ему не раз приходилось искать себе убежища. Во время тяжкой школы испытаний он научился ценить жизнь не с высоты отдаленного царского престола, а в ее действительных нуждах и потребностях, быть милостивым и сострадательным к простому народу, равно как и великодушным к своим врагам. Но более всего перенесенные им испытания научили его всецелому упованию на Бога и еще более воспламенили в нем тот дух религиозности, который и выразился в его дивных боговдохновенных песнях – псалмах, дышащих безграничным упованием на промысл Божий. Такой царь не мог не пробудить сочувствия в народе, и около него быстро образовалось большое войско, начальники которого всецело отдали себя в распоряжение Давида. В Хевроне Давид царствовал семь с половиной лет (2 Цар 5:5). За это время он пришел к убеждению, что для утверждения царской власти в стране ему необходима столица, которая, не принадлежа никакому колену в отдельности, могла бы служить общей столицей для всего народа. Для этой цели Давид наметил одну сильную крепость на рубеже между коленами Иудиным и Вениаминовым, которая, несмотря на все усилия израильтян, отстаивала свою независимость и доселе принадлежала иевусеям (2 Цар 5:6–10). Это именно Иерусалим, который не только занимал сильное естественное положение на горе, возвышающейся на 2 610 футов над уровнем моря, но и укреплен был кроме того неприступными стенами. Давид, полагаясь на мужество и патриотизм своего храброго войска, порешил во что бы то ни стало взять эту гордую твердыню и объявил, что первый, кто водрузит знамя Давидово на стенах Иерусалима, будет сделан военачальником всего его войска. Честь эта выпала храброму Иоаву. Крепость была взята, и Давид основал в Иерусалиме свою царскую столицу, назвав ее градом Давидовым. Благодаря своему великолепному положению на Сионской горе, господствующей над всей окрестностью, Иерусалим, с возвышением его на степень столицы, начал быстро стягивать к себе иудейское население; новая столица скоро расцвела пышно и богато, и Иерусалим сделался одним из знаменитейших городов в истории не только израильского народа, но и всего человечества.
В своей новой столице Давид «преуспевал и возвышался, и Господь Бог Саваоф был с ним» (2 Цар 5:10). Могущество его имени подействовало устрашающим образом на филистимлян, этих давних врагов избранного народа. Они попытались было подорвать силу крепнущего государства и открыли против Давида военные действия; но, дважды пораженные Давидом, с большим уроном должны были отступить, оставив в его руках даже своих идолов, которых Давид велел сжечь. Вместе с тем Давид приобрел дружбу своего соседа Хирама, царя могущественного и богатого Тира. Хирам был полезен Давиду особенно при благоустроении его новой столицы, так как посылал ему «кедровые деревья, плотников и каменщиков» для возведения дворца и необходимых государственных построек. Да и вообще эта дружба была в высшей степени выгодна для обоих народов, из которых один (израильский) был по преимуществу земледельческий, а другой – торгово-промышленный, и потому с взаимной выгодой народы могли меняться произведениями своей земли и своего труда.
Но, благоустраивая свою столицу и свое государство в политическом и экономическом отношении, Давид не забывал, что главное назначение избранного народа – быть светом для язычников в религиозно-нравственном отношении, и потому обратил свое главное внимание на возвышение религиозного духа народа. С этой целью он решил перенести главную святыню народа – ковчег завета – в Иерусалим, чтобы сделать свою столицу объединяющим центром страны не только в политическом, но и религиозном отношении. Ковчег завета со времени возвращения его от филистимлян находился в Кириафиариме. Давид отправился туда во главе 30 000 избранных мужей. Для ковчега была приготовлена новая колесница, на которой он торжественно был двинут в путь. Два сына Авинадава, в доме которого доселе находился ковчег, везли его в торжественном шествии народа, выражавшего свою восторженность музыкой и священными песнями. Но смерть Озы, одного из сыновей Авинадава, однако же показала, что для святыни требовался другой способ передвижения, именно на раменах левитов и священников. После трехмесячного пребывания в Гефе, ковчег вновь был двинут в путь и с торжеством несен был первосвященниками от обеих линий Ааронова священства. Через каждые шесть шагов царь приносил жертвы; самое шествие сопровождалось восторженным пением, музыкой и ликованием. Сам Давид, одетый в простой священнический льняной эфод, увлеченный чувством религиозного восторга, «скакал из всей силы пред Господом», изливая свою восторженность в дивных псалмах, смешивавшихся с песнями левитов, радостными кликами народа и торжественными звуками труб, кимвалов и арф. На Сионе для ковчега была приготовлена новая скиния (старая оставлена была в Гаваоне, так как, наверное, успела значительно обветшать и повредиться от времени): там Давид принес всесожжения и жертвы мирные и, «благословив народ именем Господа Саваофа, он раздал всему народу – как мужчинам, так и женщинам – по одному хлебу, и по куску жареного мяса, и по одной лепешке и по кружке вина каждому» в память этого великого события. Но вечной памятью о нем оставались те псалмы, которые составлены были Давидом по случаю великого торжества. При самом поднятии ковчега для перенесения его в Иерусалим составлен был и пелся псалом 67, начинающийся словами: «Да восстанет Бог и расточатся враги Его, и да бегут от лица Его ненавидящие Его». При вступлении ковчега в крепость Сионскую пелся псалом 23, в котором на самый момент вступления указывает восторженное обращение к вратам крепости: «Поднимите, врата, верхи ваши, и поднимитесь двери вечные, и войдет Царь славы!» В этом псалме Иегова прославляется как царь славы, который, наконец, завершил победу над языческими врагами Своего народа и водворился на Сионе, откуда Он покорит Себе весь мир. «Кто сей царь славы?» – спрашивает в этом псалме один хор, и другой торжественно отвечает: «Господь крепкий и сильный, Господь сильный в брани». – «Кто сей царь славы? – Господь сил, Он царь славы!»