Толстолоб

Ли Эдвард

– Забудьте, - сказал он вместо этого.
– Однажды мне приснилось, что мы с папой римским играли в волейбол, и он надрал мне задницу. Иногда сны бывают очень смешными. Но, поверьте мне, сегодняшний сон стоит забыть.

– Тетушка Энни говорила, что вы здесь, чтобы заново отстроить старое аббатство, - сказала Чэрити.

– Не отстроить, а отремонтировать, - поправил ее Александер.

– Раньше там был санаторий для священников, верно?
– отважилась спросить Джеррика.

Дерзкая девушка,– подумал Александер.

– Типа того. Мы хотим превратить

его в центр реабилитации.
– Александер понял, что она имела в виду. В последнее время католики подвергались жесткой критике. Многие священники обвинялись в растлении малолетних, наркомании и азартных играх. В этих дни в газетах было полно подобных сообщений. И, несомненно Джеррика, сама являясь журналисткой, провела параллель. Господи, они, наверное, закроют Институт св. Луки в Саитленде, скандал там был очень громкий. Местные жители протестовали, говорили, что боятся за своих детей в случае побега больного священника.

– Я первым готов признать, - открыто сказал он.
– Католическая церковь ищет отдаленные места для размещения своих реабилитационных центров. Священники тоже люди. Иногда они болеют. Но в старые времена Роксетерское аббатство было не реабилитационным центром, а хосписом для умирающих священников. Это было очень давно, в середине семидесятых. Хоспис обслуживало несколько монахинь-епифанисток. Они только вернулись из Африки, и им нечем было заниматься, поэтому папа римский послал их сюда.
– Александер заметил на столе еще один черепаший панцирь и закурил.
– Рак, болезнь Альцгеймера и просто банальная старость...

– А еще СПИД, верно?
– с вызовом спросила Джеррика.

Он не стал пудрить ей мозги.

– Возможно, до того, как СПИД стал официальным диагнозом. Иногда священники сбиваются с пути истинного, церковь никогда не отрицала это. Но когда они оказывались на последней стадии, нам требовалось место, куда мы могли поместить их, и которое было бы дешевле, чем больница. Поэтому мы создаем хосписы, и именно таким было Роксетерское аббатство.

– Но оно же закрыто, не так ли?
– спросила Чэрити.

– Ага. Оно было не особо заполнено, а папе римскому потребовалось, чтобы монахини вернулись в Африку, где случилась очередная вспышка голода. Поэтому аббатство закрыли.

Но все эти разговоры о монахинях...

Монахини,– подумал он, внезапно почувствовав во рту привкус скисшего молока. Кошмар... Желудок у Александера непроизвольно сжался. Затем он поднял глаза и увидел, что Чэрити наливает холодный чай. Журчание напомнило то, как на него мочились. Что в нем могло вызвать такой сон? Неужели он питал какой-то тайный страх перед реставрацией Роксетера? Неужели я питаю тайный страх перед монахинями?– задался он вопросом. Но этого не может быть. Это не имело никакого смысла.

Разве тебе не понравилось быть искупленным?– спросила сестра из кошмара...

– Святой отец?

Александер поднял глаза. Это была Джеррика, у нее на лице внезапно появилось выражение беспокойства.

– С вами все в порядке?

– О, да, извините. Отвлекся ненадолго. Это связано с аббатством.

– И все-таки странное задание дала вам церковь, не так ли?
– спросила Чэрити.
– А что с вашими обычными обязанностями, с вашим приходом?

Вопрос на 60000 долларов.

– У меня нет прихода, - признался он.
– Я работаю психологом в ричмондской епархии.

– Звучит увлекательно, - сказала Джеррика.
– Священник-мозгоправ.

– Я не назвал бы эту работу увлекательной, но это лучше, чем жарить картошку в "Бургер Кинг". Боже, какая же она красивая, – подумал он. На самом деле, обе женщины были красивыми, но Чэрити выглядела более сдержанно, более строго. Но в Джеррике было что-то жизнеутверждающее, что-то очень открытое. Разительный контраст между загорелой кожей и белокурыми волосами. Голубые глаза, яркие, как драгоценные камни. Стройная, но фигуристая. Она могла бы даже у епископа вызвать "стояк", - подумал он. Хорошо, что я дал обет безбрачия, иначе приударил бы за ней. Господи, уже двадцать лет? Осторожней, сладкая! По крайней мере, сейчас он мог шутить на эту тему. Но, на самом деле, безбрачие оказалось проще, чем он думал. Это даже вызывало облегчение. Превращало мирскую похоть в куда более продуктивную энергию. Дав обет безбрачия, он мог объективно смотреть на женщин - бесстрастно - и признавал красоту их женской природы без примеси либидинальных гормонов. Это давало ему возможность смотреть на женщин, не желая чего-то из того, что он видел. К тому же, в более молодые годы он насытился этим по уши, так сказать. Если не больше.

– Энни где-то здесь?
– спросил он.
– Я ее не видел.

– Мы, кстати, тоже ее не видели, - сказала Чэрити.
– Не знаю, где она может быть.

Александер затушил окурок в черепашьем панцире.

– Ночью она говорила мне, что здесь есть работник.

– Гуп, - сказала Чэрити.

– Что?

– Это его имя, - добавила Джеррика.
– Гуп.

– Гуп. Ну, что ж. Где я могу найти его? Энни сказала, что он может отвезти меня в город, в магазин. Мне нужны кое-какие материалы.

У Джеррики загорелись глаза.

– О, забудьте про Гупа. Позвольте мне отвезти вас, святой отец!

3

Чем больше Дикки смотрел на Тритта Боллза Коннера, тем больше ему казалось, что тот похож на сына дьявола. Да уж. Худой, высокий с твердыми, как камень мышцами на руках, будто яблоки засунули под кожу. Черные волосы до плеч и козлиная бородка. И эта чертова бейсболка "Джон Дир". Но все это было ничто по сравнению с его взглядом. Стальные глазки напоминали отверстия в дуле ружья.

– Скучно, - заметил Тритт Боллз с пассажирского сиденья "Эль Камино".
– Мне ужасно скучно, Дикки.

– Я слышал.

"Эль Камино" тарахтел вдоль 154-ого шоссе, прижимаясь к дороге под тяжестью "движка" с мощностью 450 лошадиных сил.

– Чем сегодня займемся, Боллз? У нас пока нет никаких "самогонных" рейсов.

– Это верно, Дикки. У нас нет рейсов, зато у нас в карманах по пачке "зелени", размером со свиную голень каждая. Думаю, мы найдем, чем заняться.