Толстолоб
Шрифт:
– Бог не владеет правоустанавливающим документом на Землю, - сказал он.
– В отличие от Дьявола, с тех пор как Ева вонзила свои зубки в то яблоко. Все, что Бог имеет здесь, это его священное влияние, и Его любовь к человечеству.
– Но что чудесного в войне, геноциде, изнасилованиях и тому подобном?
– с вызовом спросила Джеррика.
– Ничего. Чудесной является Божья любовь к его царству. Я не могу судить вас, - сказал он, поворачивая на очередном лесном повороте, - но обещаю, что вы поймете, о чем я говорю, когда вы умрете.
Джеррика с удивленным лицом поправила блузку.
– Вы, правда...
Александер посмотрел на нее, закурил сигарету.
– Ага. Верю, потому что, так оно и есть.
Затем он стал цитировать псалмы.
– "Я избрал путь истины". А что касается геноцида, изнасилований, убийств и войны? Римлянам. "Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне". И, наконец, Исаия "Я испытал тебя в горниле страдания".
– Я...
– Джеррика заморгала.
– Похоже, я понимаю, что вы имеете в виду.
– Но вы не верите ни в одно слово из этого, - с вызовом сказал ей Александер.
– Вы меня успокаиваете.
– Нет, вовсе нет!
– Конечно, успокаиваете.
– Он усмехнулся.
– Но не беспокойтесь. Вы увидите свет, прежде чем ваша жизнь на земле закончится. Вы вознесетесь в Царство Божье.
Теперь улыбнулась Джеррика.
– Да, ну? Откуда вы знаете? Вы ясновидящий? Это Бог нашептал вам на ухо?
Глаза Александера стали пустыми, как у резного деревянного тотема.
– Да, - ответил он.
– По правде сказать, именно так.
Некоторое время они ехали в полном молчании. Александер был уверен, что его слова заставили ее задуматься. Хорошо. Это же моя работа. Именно за это Бог мне и платит.
Они уже съездили в магазин "Халлс", где Александер купил фонарики, батарейки, несколько спиртовых ламп, рабочие рукавицы и моющие средства. Затем они медленно покатались по городу - который был не особо похож на город, как отметил священник - где Джеррика показала ему местный бар, закусочную, затем провела его квартал и рассказала про предприятия со "швейными цехами". Видимо, обычным явлением являлось то, что компании из других штатов прибывали сюда и нанимали женщин за минимальную плату. Угнетение, как он знал, понятие относительное. И еще больше угнетения они увидели, когда развернулись и поехали обратно.
– А это - "Антикварная лавка Донны", - сказала она, показывая на высокое обшитое досками здание.
– На самом деле, это - бордель.
– Да ну? Я должен пойти туда и спросить, есть ли у них ореховый комод "Шератон" 1820-ого года. Представляете, какое выражение будет у них на лицах?
– рассмеялся Александер.
– Священник? Пришедший в публичный дом?
Эта идея тоже развеселила Джеррику.
– Почему-то я не могу себе такое представить.
– Это будет не первый публичный дом, посещенный мной.
– Вы шутите?
– Знаете, я же не всегда был священником, - признался Александер. На самом деле, он посетил несколько подобных заведений в Сайгоне - секс за десятку, отсос за бакс. В полевых условиях было еще дешевле. Бог был щедр на расплату. Три раза Александер отправлялся в медсанчасть с гонореей настолько сильной, что ему казалось, будто его подключили к переносному генератору. Век живи, век учись,– подумал он. Прежде чем он был принят в духовенство, плотские грехи были ему не чужды. Некоторые вещи, которые он видел во вьетнамских борделях, в качестве стороннего наблюдателя, были отвратительными. Анальный секс, секс-вечеринки, минет-марафоны, солдаты, платящие 12-летним шлюхам за совокупление с псами. Во всяком случае, в университетском женском клубе дела обстояли не лучше. Секс, наркотики и рок-н-ролл. А если вам нужно подставить вашему преподавателю по английскому свой зад для того, чтобы сдать экзамен, что тут такого? И немного деньжат на кокс тоже никогда никому не повредят, верно? Когда Александер ассистировал преподавателю на курсе философии, он был поражен количеством девушек, которые предлагали себя за более высокие оценки. А еще сильнее он был поражен вещами, которые они предлагали сделать. Зло было повсюду, и оно имело множество разных лиц. Видеть это было все равно, что познавать мир. А иногда познание было болезненным. Но Александер, в отличие от большинства священников, не видел никаких проблем в том, чтобы признаваться в своем небезгрешном прошлом. Отрицание было бы сродни наглой лжи.
– Нет, я не всегда был живым символом христианского образа жизни.
– Он снова рассмеялся.
– Но, по крайней мере, являюсь им сейчас. Поэтому считаю, что это самое главное.
Джеррика не поняла шутку. Казалось, сейчас она была очень сосредоточена и полна вопросов, которые вряд ли сможет задать. Александер видел такое много раз: женщины были очарованы идеей безбрачия.
– Вы...
– Джеррика запнулась.
– ...не возражаете, если я спрошу, когда, э, когда у вас это было в последний... раз?
– В 1977-ом, - ответил Александер, не задумываясь. Тогда он едва не женился, не так ли? Они занимались сексом по семь раз за ночь. Как такое забудешь? Да, он хотел жениться на ней, но сейчас он даже не помнил ее имени.
Джеррика побледнела.
– Это же почти... двадцать лет назад.
– Угу, - затем так же беспардонно добавил:
– И с тех пор я ни разу не мастурбировал. Об этом обычно спрашивают следом.
– Боже милостивый, - прошептала Джеррика.
– Да, он такой.
Они оба рассмеялись над этим замечанием. Он видел, что ее терзает множество других вопросов, но она не решается их задать. Господи, люди думают, что священники сделаны из папиросной бумаги, – подумал он. И он знал, что не является исключением. До священства он был наравне с маркизом де Садом. А еще он по одному взгляду на Джеррику Перри мог сказать, что ей не чужды плотские грехи. Возможно, у нее была такая аура...
Они проехали мимо старой, увенчанной шпилем церкви. Александер перекрестился, не вынимая сигарету изо рта.
– Не стоит, - сказала Джеррика.
– Чэрити сказала мне, что эта церковь закрыта.
– И что с того?
– Пожал он плечами.
– Это все равно дом Божий, исполненный Его присутствия.
Она покачала головой, улыбаясь.
– Куда мы сейчас?
– Александер уже выезжал из города, снова в сторону 154-ого шоссе.
– Что ж, думаю, лучше отвезу вас обратно домой, - ответил он.
– В аббатстве мне нужно будет много чего сделать.
Джеррика быстро повернулась на кожаном сиденьи "Мерседеса", ее лицо внезапно засияло.