Толстой-Американец
Шрифт:
К слову вспоминается один из рассказов князя П. А. Вяземского об Американце: «Когда появились первые 8 томов „Истории Государства Российского“, он прочёл их одним духом и после часто говорил, что только от чтения Карамзина узнал он, какое значение имеет слово Отечество, и получил сознание, что у него Отечество есть» [392] .
Мораль сего рассказа проста: к «порокам» графа Фёдора Толстого надобно отнести и его пристрастие к эффектной, заведомо некорректной, шокирующей слушателей фразе. «Он любил софизмы и парадоксы», — сообщал Ф. В. Булгарин [393] . «Болтун красноречивый» — так обращался к графу в стихах другой краснобай, Денис Давыдов [394] . А разве не о том же грибоедовские строки:
392
СЗК.
393
Булгарин. С. 206.
394
Давыдов Д. Полн. собр. стихотворений. Л., 1933. С. 95.
Откровенно лил пули Американец и в салонных разговорах о карамзинской «Истории». На самом деле Отечество у графа Фёдора Ивановича Толстого было всегда.
И, едва услышав про загромыхавшую на западных рубежах «грозу двенадцатого года», он наплевална всякие столичные циркуляры и начал хлопотать о скорейшем возвращении в строй.
Глава 4. В СРАЖЕНИЯХ С БУОНАПАРТЕ
На развесёлых, подчас оргиастических столичных пирушках середины десятых — начала двадцатых годов позапрошлого века наравне с тостами нередко звучала застольная песня, автором которой предположительно называют морского офицера И. П. Бунина [395] или (что гораздо более вероятно) князя П. А. Вяземского. Каждый куплет этой ритуальной песни — в ней порой видели пародию на чинные песнопения вольных каменщиков — был посвящён какому-либо почтенному собутыльнику (Денису Давыдову, Жуковскому, Батюшкову и прочим прилежным «кавалерам»). Исполняемые компанией куплеты перемежались бодрым, с вариантами, припевом.
395
Мартемьянов Т. А. Общества нетрезвости на Руси // ИВ. 1903. № 4. С. 209–210.
Объевшиеся и захмелевшие «пробочники» с усердием горланили a cappella:
Подобно древле Ганимеду [396] , Возьмёмся дружно за одно. И наливай сосед соседу: Сосед ведь любит пить вино!Попал в герои корпоративной песни и граф Фёдор Иванович Толстой. Его деяния удостоились следующего куплета:
А вот и наш Американец! В день славный, под Бородиным, Ты храбро нёс солдатский ранец И щеголял штыком своим. На память дня того Георгий Украсил боевую грудь: Средь наших мирных, братских оргий Вторым ты по Денисе будь! [397]396
Ганимед— в греческой мифологии сын троянского царя Троса и нимфы Каллирои, юноша необыкновенной привлекательности. Красота и погубила Ганимеда: он был похищен Зевсом, превратившимся в орла, и унесён на Олимп. Там его определили в виночерпии.
397
«Арзамас». Кн. вторая: Из литературного наследия «Арзамаса». М., 1994. С. 320–321. В последнем стихе куплета речь идёт о Д. В. Давыдове.
Нестройные голоса хора, в который уж раз восхвалив ратные подвиги графа, громко повторяли припев, по настроению варьируя третью его строку («Поцелуй сосед соседа», «Обойми сосед соседа», «Поклонись сосед соседу» и т. д.).
Затем хлопали и летели ввысь очередные пробки, опять наполнялись и шумно сдвигались стаканы, менялись тарелки, вносились в залу новые яства — и потеха «семьи пирующих друзей» обретала второе, третье, дцатое дыханье…
С превеликим удовольствием присоединялся к подгулявшим песельникам и Американец. Несложно угадать, какой из куплетов был особенно приятен ему. Графа нисколько не смущало то обстоятельство, что в адресованных ему хвалебных стихах не всё соответствовало истине. Толстой легко утешал себя тем, что он и впрямь побывал в самом пекле Бородинского сражения; что из сложенной любезными бражниками застольной песни нельзя выкинуть ни единого слова. Может быть, наш герой заодно и удивлялся: надо же, о его славном поединке с коварным Буонапарте люди сочинили так мало анекдотов.
А Вяземский не ограничился песенной частью. Позже князь Пётр Андреевич утверждал и в мемуарной книжке, что на Бородинском поле граф Фёдор «надел солдатскую шинель, ходил с рядовыми на бой с неприятелем, отличился и получил Георгиевский крест 4-й степени» [398] .
Фаддей Булгарин в воспоминаниях развил данную тему: он писал, что Фёдор Толстой, «находясь в отставке солдатом, пошёл в ратники в 1812 году и отчаянною храбростью снова заслужил полковничий чин и ордена, которых лишён был по суду» [399] .
398
СЗК. С. 62.
399
Булгарин. С. 206–207.
Даже Денис Давыдов, боевой товарищ графа, нисколько не сомневался, что Американец «поступил рядовым в Московское ополчение» [400] .
В научной литературе и прочих сочинениях эти высказывания современников нашего героя не получили критической оценки.
На самом же деле ни «солдатского ранца», ни ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия, жалуемого, как записано в Статуте ордена 1769 года, «за особливо какой мужественный поступок» [401] , в двенадцатом году Американцу не досталось.
400
Давыдов Д. В. Сочинения. М., 1962. С. 530.
401
Военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия / Отв. сост. В. М. Шабанов. М., 2004. С. 16.
«Проследить эту часть его служебного пути исследователи пока не решались, видимо, прежде всего из-за недостаточного количества сохранившихся документов», — пишет в наши дни Т. Н. Архангельская [402] . Выявленные и опубликованные ею архивные материалы наконец-то дают возможность реконструировать (в общих чертах, с пробелами) «наполеоновский» этап биографии графа Фёдора Толстого.
«Впечатление, зделанное бурной молодостью <…> на воображение общества» [403] , — супостат незримый и могущественный.
402
Архангельская-1. С. 384.
403
Шумихин С. В. Граф Толстой-Американец и граф Бенкендорф // НЛО. 1994. № 7. С. 238 (из письма Ф. И. Толстого А. X. Бенкендорфу от 5 апреля 1829 года; сохранена орфография подлинника).
Опасаясь твердолобых призраков, военных и полицейских чиновников, отставной гвардии капитан, «ленивейший из смертных» (так характеризовал он себя в одном из писем князю П. А. Вяземскому) [404] , действовал весьма изощрённо и энергично. Граф избрал летом памятного военного года довольно хитроумную тактику. Он решил пробраться в действующую армию путями окольными, при поддержке влиятельных гражданскихлиц — тех, кто, по словам М. И. Голенищева-Кутузова, «на время войны перепоясался на брань против врагов Отечества» [405] .
404
РГАЛИ. Ф. 195. On. 1. Ед. хр. 1318. Л. 105.
405
Цит. по: Ивченко Л. Л. Повседневная жизнь русского офицера эпохи 1812 года. М., 2008. С. 285.
В июле, ещё до Указа об учреждении комитетов для образования внутреннего ополчения, ссыльный граф написал письмо владельцу Уральских металлургических заводов Николаю Никитичу Демидову, шефу 1-го егерского полка Московского ополчения. Этот полк, созданный иждивением богатейшего заводчика и насчитывавший в своих рядах 2400 воинов, формировался, судя по тогдашней ведомости, в Рузе [406] . А в командиры рекрутов был определён только что вернувшийся в армию полковник А. В. Аргамаков, давнишний приятель Американца. Возможно, именно он, некогда товарищ по службе в Преображенском полку, и надоумил оказавшегося не у дел графа обратиться к тайному советнику и патриоту Н. Н. Демидову.
406
Архангельская-5. С. 230.