Тольтеки нового тысячелетия
Шрифт:
Повсюду виднелись следы пребывания виррарика: круглая площадка, где они совершали приношения Предку Огня, и сами приношения — стрелы, нерика, оленьи рога, свечи, шоколад, зеркала, и прочее. Я распорядился, чтобы никто ничего не-трогал, чтобы не прикасались даже к камням.
По вершине Дворца Правителя проходила трещина, рассекающая ее на две, резко отличные друг от друга, половины. На левой, где лежали приношения, виррарика, судя по всему, совершали свои жертвоприношения. Мы же стояли на правой половине, примерно в трехстах метрах от «сферы виррарика». Свалив на землю нашу поклажу и разведя костер, мы приготовились принести жертву Силе Горы. На этот раз в приношение вкладывался совершенно особый смысл, которого мы не могли предвидеть раньше. Каждый
Было уже поздно, и мы решили заночевать на вершине. Собрав «топливо», соорудили из камней кольцо и разожгли внутри костер. Больше делать было особенно нечего, и мы сидели вокруг костра, беседуя о том, о сем, о наших жизнях, нашей борьбе, о наших переживаниях, которые мы испытали на этом пути. Никто из нас не забудет этого двойного путешествия — телесного и духовного.
Ночью стоял ужасный холод, дул ледяной ветер. Мир повернулся к нам другой стороной, мистической и необъяснимой. Мы почти не спали в эту ночь. Утром нужно было возвращаться домой.
Когда лучи солнца коснулись вершины горы, я вылез из спального мешка, сказал «Доброе утро!» утру, пустыне и Святой Горе, и тут же начал составлять план на обратный путь. Мои спутники еще спали, и я решил немного пройтись. Повинуясь какому-то бессознательному импульсу, я отправился на левую сторону вершины и тут вздрогнул, не веря своим глазам: наяву ли это, или во сне? По склону горы поднималась группа индейцев, явно направлявшаяся к вершине — вот этого я не ожидал! Конечно, повсюду были следы индейцев, но кто бы мог подумать, что в тот момент, когда мы уже собирались покинуть гору, здесь появятся они!
Индейцев было девять, они были одеты типично для виррарика: вышитые брюки, яркие рубашки с распахнутым воротом, шляпы с перьями, заплечные рюкзаки с провизией и прочими необходимыми вещами. Я снова не мог не восхититься их походкой, которую столько лет изучал — насколько точен был ритм и шаг! Они двигались в полной тишине. На лицах лежал отпечаток духовного подъема, говорившего о том, что восхождение на Ла Унарре — всего лишь завершающая часть многодневного физического и духовного пути.
Я так и остался сидеть на корточках, пытаясь определить, нет ли среди виррарика моих знакомых. Похоже, никого! Эти индейцы явно были из другого поселения, в котором я никогда не был. Взглянув на своих спутников, я увидел, что они еще спят, и, следовательно, не могут помешать индейцам — можно было слегка расслабиться. Индейцы молча прошли мимо меня, мы только приветственно подняли руки. Разумеется, ведь это кульминация их паломничества, тут не до слов и всякого рода вежливостей. Впрочем, я видел только их тела — их сознание было где-то далеко, в мирах, которые, возможно, были недоступны даже мне.
Совершенно молча, не глядя друг на друга, они двигались ритмично и синхронно, направляясь прямо к месту жертвоприношений. Повинуясь какому-то импульсу, я повернулся и увидел, что проснулся один из моих спутников — как раз тот, кто лучше всего умел обращаться с вниманием и имел опыт общения с виррарика. Я слегка кивнул ему, подзывая поближе. Мы стали наблюдать за виррарика — они устроились в шестидесяти метрах от нас, встали в круг, и начали что-то обсуждать на своем языке, впрочем, не обсуждать, они совершали ритуал. Маракаме вынул свой мувиери и благословил каждого из паломников. Было и другое, чего я пока еще не мог понять.
Почему-то я ощутил такое волнение, что мне захотелось подойти поближе, оказаться в кругу совершающих ритуал. Мы осторожно приблизились и остановились в десяти метрах от виррарика, ожидая какой-либо реакции с их стороны. Если бы они сделали неодобрительный жест, мы немедленно удалились бы. Виррарика, разумеется, заметили нас, но никак не отреагировали: они просто продолжали свой ритуал. Впрочем, ведь они видели мир совсем не так, как мы — они видели намного дальше. Я чувствовал себя в очень глупом положении — что-то «подталкивало» меня, ноя не понимал, что происходит. С одной стороны, я чувствовал себя нарушителем спокойствия, с другой — я настолько восхищался этими людьми и их образом жизни, что не мог сдвинуться с места, завороженный ходом ритуала. Хотя я давно был знаком с виррарика, подолгу жил в их поселениях, и даже чувствовал себя сродни им, иногда мне казалось, что по части ритуала я — полный профан, поскольку в нем были целые области, в которых я ничего не понимал, и сейчас передо мной как раз развертывалось такое действо.
Меня никогда не приглашали и никогда не брали с собой в самое важное в духовном смысле странствие виррарика — в паломничество на Хумун Куллуаби. Разумеется, это место было мне хорошо известно, и я не раз посещал его с моими друзьями-индейцами, но никогда не был здесь в качестве настоящего паломника. Не то, чтобы я чувствовал какую-то неполноценность, — просто оставался целый мир, в который у меня не было доступа. Наверное, поэтому я и не хотел форсировать события и «напрашиваться» на то, чтобы меня тоже пригласили. Кроме того, я прекрасно понимал, что я все-таки не виррарика. Я совершал, конечно, духовные путешествия, и все-таки мог только гадать о том, как же совершают свои путешествия в сознании прямые потомки древних тольтеков.
Глядя на то, как эти люди пели гимны Земле, горам и Силам Вселенной, я чувствовал, словно мне была дарована милость заглянуть сквозь толщу времени на много веков назад: за тысячу лет до того предки этих людей совершали в этом месте точно такой же ритуал. И та же сцена повторялась здесь пятьдесят, сто, двести и более лет назад, невзирая на то, каким путем развивалась западная цивилизация (и несмотря на наше присутствие сегодня). О, сколь многому предстояло научиться нам у этих людей, до сих пор считавших Солнце, облака, горы и другие природные явления проявлениями лица Духа, и уже потому священными!
Я снова посмотрел на виррарика, занятых своим ритуалом на вершине Священной Горы и подумал — какое счастье, что они до сих пор не исчезли с лица Земли! Благодаря им, так называемое «знание индейцев» не утрачено полностью, оно еще живо и, если мы хорошенько постараемся, то еще сможем найти контакт с этим Знанием и сохранить его для себя, пока оно окончательно не исчезло. Я слышал столько легенд и сказок о тольтеках, так часто видел их во сне — и вот они рядом, прямо передо мной!
Я вслушивался, вглядывался, вчувствовался в их действия и все-таки не понимал сути происходящего, она ускользала от меня. О, как хотелось мне быть сейчас с ними, в их кругу, полноправным участником, а не посторонним зрителем. На мгновение я даже горько пожалел о том, что не родился виррарика, чтобы понимать их язык, так же, как они, вникать в магическую основу мироздания, быть среди них, быть одним из них. Но потом я опомнился, в конце концов, даже то, что мне было позволено видеть происходящее перед моими глазами — уже счастье.
Наконец, виррарика сделали перерыв, решив перекусить — достали тортиллас, воду и занялись трапезой. Один из них подошел к нам, и мы немного поговорили: мы рассказали ему о том, что мы делаем на горе, и в каких индейских поселках мы побывали. Эти индейцы были из Сан Адреса. Виррарика рассказал о своем паломничестве, познакомил нас со своими соплеменниками, и мы договорились о новой встрече в горах. Затем мы расстались с ними, чтобы они смогли завершить свой ритуал и оставить жертвоприношения. Вернувшись в лагерь, мы увидели, что остальные члены группы проснулись и изумленно смотрят на нас. Им явно не терпелось расспросить нас обо всем, но я сказал им, что расскажу все позже, а сейчас мы должны соблюдать тишину, пока виррарика не завершат свой ритуал. Наконец, все было кончено, и они удалились, безмолвно попрощавшись с нами. Я следил за их цепочкой до тех пор, пока она не скрылась за холмами. Почему-то я почувствовал в сердце надежду — не знаю, пришла ли она ко мне извне, или мое сердце готово было излить ее миру. А может, и то, и другое вместе?