Том 1. Повести и рассказы
Шрифт:
Писатель как бы намечает в образе сына Адлера, Фердинанда, перспективу вырождения класса капиталистов, превращающихся из организаторов производства в паразитический нарост на теле общества. Фердинанд не думает даже о том, чтобы наживать деньги. Он умеет только тратить. Для него нет любимого дела, нет родины. „Я космополит, гражданин мира“, — заявляет он отцу.
Настоящих людей Прус ищет среди тех, кто трудится. С искренним уважением рисует он образ слесаря Гославского, по своим моральным качествам, по своему духовному развитию стоящего неизмеримо выше Адлера и его сына. Но критика капитализма автором „Возвратной волны“ имела и свои слабые стороны. Критикуя эксплуататора, Прус выступает прежде всего как моралист. Поэтому зло, причиняемое трудящимся капитализмом, выступает
Большего Прус не смог сказать. Но ценность повести определяется четкостью социальных симпатий автора, отданных людям труда. Прус выступал зачинателем, первооткрывателем темы: только в 80-е годы появятся рассказы о рабочих Э. Ожешко („Романова“) и М. Конопницкой („Дым“), в 90-е — рассказы З. Недзвецкого, романы „Углекопы“ и „Доменщик“ А. Грушецкого, „Обетованная земля“ В. Реймонта.
В 1885 году Прус пишет повесть „Форпост“, где с замечательной глубиной и полнотой показаны жизнь, быт и психология польского крестьянина.
Крестьянский вопрос занимает в эти годы наряду с рабочим вопросом важнейшее место среди проблем польской жизни и привлекает внимание передовой литературы. Крупнейшие писатели — Э. Ожешко, Б. Прус, М. Конопницкая посвящают свои произведения польскому крестьянину.
Прус обратился к крестьянской теме не только потому, что в деревне в очень большой мере решалась судьба общественного развития. Он считал, что в деревне литература найдет „характеры полные и выразительные, бесхитростный разум, сильные чувства. Там до сего дня есть скупые, каких описывал Мольер. Там, в крытой соломой хате, размышляет не один Макбет, плачет не один Лир… Там сокровищницы ситуаций и типов, которые, однако, никем не замечены“.
В одной из корреспонденций в польский журнал „Край“, издававшийся в Петербурге, Прус, говоря о крестьянском вопросе и о прогрессивных сдвигах в польской литературе, которые, по его мнению, состояли в том, что место позитивистского героя, то есть инженера, предпринимателя и т. д., начал занимать крестьянин, указывает на пример русской литературы: „Стыдно признаться, но в крестьянском вопросе мы, поляки, остались далеко позади русских. У них крестьянская тема была модной еще тогда, когда у нас поэты или драматурги „боролись с губительным влиянием позитивизма и естественных наук“. И только теперь, когда в России уже возникла целая литература, или описывающая народ, или предназначенная для народа, мы начинаем обращать к народу первые взгляды“.
Сюжетом „Форпоста“ является история упорной борьбы рядового польского крестьянина Слимака за свою землю.
Это была тема серьезного общественного значения. Дело в том, что значительная часть польских земель явилась во времена Пруса объектом немецкой колонизации. Особенно интенсивно эта колонизация шла, разумеется, в той части Польши, которая была захвачена Пруссией, где власти, осуществляя пресловутый „Дрангнах Остен“ и усиливая национальный гнет, притесняя польский язык и школу, всячески способствовали переходу землевладений из польских рук в немецкие. Но поселения немецких колонистов были и в Королевстве Польском. Известно, что в „Форпосте“ Прусом описана деревня, находящаяся недалеко от Люблина, где писатель бывал и собрал материал для своего произведения [3] .
3
Об этом пишет С. Жеромский со слов хорошо знавшей Пруса О. Родкевич (впоследствии — жена Жеромского): «…Пани Октавия рассказывала мне историю написания „Форпоста“. Сюжет взят из жизни деревни Пшибыславицы и немецкой колонии, находившейся по дороге в Люблин. Пани Октавия ездила туда вдвоем с Прусом, когда он собирал материал. Они ходили по хатам и к реке, о которой говорится в „Форпосте“, сидели по полдня у немцев» (С. Жеромский, Дневники, Варшава, 1956, т. III, стр. 496).
Протест
4
Ленинский сборник, т. XXX, стр. 79.
Как подчеркивает название повести, крестьянина и его вековую привязанность к земле Прус рассматривал как надежный форпост польского народа на принадлежащих ему землях и противопоставлял мужицкую стойкость антипатриотическому эгоизму помещиков, с которыми поборникам колонизации было чрезвычайно легко сговориться.
При этом Прус нигде не впадает в националистическую тенденциозность. Изображение немцев в повести (не только в отрицательных, но и в положительных образах) подчеркивало, что автор ее выступал лишь против предпринимателей типа Гаммера, осуществляющих на польской земле колонизаторские планы прусского юнкерства.
Яркая картина социальных конфликтов в деревне включает в себя отношения между крестьянином и панской усадьбой (Слимак и помещик), между хозяевами и батраками (Слимак и Мацек Овчаж), между кулачеством и остальными крестьянами (Гжиб и Слимак).
Трезвый взгляд на то, что происходило в деревне, позволил писателю создать реалистический, обладающий типичными приметами крестьянской психологии образ главного героя. Его Слимак наделен и чертами труженика, что сближает его с бедным крестьянством, и чертами собственника (не случайно в конце повести Слимак заключает союз с кулаком Гжибом). Прус не идеализирует своего мужика. Он не скрывает его порою жестокого, истинно „хозяйского“ отношения к батраку Овчажу, темноты, невежества, забитости, боязни всего нового — и объясняет эти черты условиями тогдашней деревни.
Шляхетская семья изображена автором „Форпоста“ в ироническом плане, с большой дозой пренебрежения. У Пруса нет иллюзий относительно способности шляхты к доброму делу. Насмешливо именуя „панича“, помещичьего шурина, „другом народа“, „демократом“, „демократическим сердцем“ и т. д., писатель показывает, что панские „демократические замашки“ не имеют ровно никакой цены.
Верный жизненной правде, Прус наделяет своего Слимака пониманием различия помещичьих и крестьянских интересов: „Я как был, так и останусь поденщик и мужик, а он так и останется паном… мужик пану, как и пан мужику, всегда наперекор сделает“.
В „Форпосте“, написанном рукою зрелого мастера, уже нет многих приемов, свойственных ранним новеллам Пруса: элементов сентиментальности, стремления к необычным ситуациям, декоративности, рассчитанных на внешний эффект контрастов. Замысел большого произведения требовал от писателя обогащения художественных средств, более разносторонней характеристики героев.
„Никто, кроме Сенкевича в „Набросках углем“, не заглянул так глубоко в душу польского крестьянина, — пишет о Прусе его современник писатель и публицист Александр Свентоховский, — никто не увидел в нем такого источника затронутых грубостью, но зато здоровых чувств, никто не обнаружил скрытых путей его мысли, никто так не постиг его удивительной логики, источника его симпатий и антипатий, как сделал это Прус. Здесь нужна была интуиция большого таланта“.