Том 1. Повести и рассказы
Шрифт:
— Так мы зайдем и туда.
— В северо-западном углу имеется площадка для детей…
— Боже мой! — умилилась матрона. — Что же они там делают?
— Играют с няньками.
— Крошки мои дорогие! Ну, какой же ты, право, пан Болеслав, и все-то ты знаешь!
Пока дамы удивлялись, мы пересекли Саксонскую площадь, перешли улицу, где нас чуть не задавили, и оказались у главного входа. Я заметил, что лицо панны Зофьи становится пурпурным и что в душе ее временного обожателя зарождаются кое-какие
— Нельзя, нельзя!.. — загремел в эту минуту сторож, отгоняя какого-то субъекта весьма неприглядной внешности.
— Почему его не пускают? — шепнула мне на ухо встревоженная мама.
— Он плохо одет, — поспешил я успокоить ее.
— А наши…
Не успела она договорить, как и до нас дошла очередь.
— Покорнейше прошу, господа, взять собачку на поводок.
— Биби на поводок? Биби? — вскрикнула панна Зофья.
— Это ее зовут Биби? Ну, так Биби…
— Что же делать, пан Болеслав? Ведь у нас нет поводка Владек, тебе придется, пожалуй, отнести бедную Биби домой.
— А можно ее повести на веревочке? — спросил у сурового стража ошеломленный Владек, впервые за все время позабыв о цвете своих перчаток.
— Можно, можно.
Получив разрешение, белобрысый наш спутник произвел несколько манипуляций над своим пиджаком, и через минуту красотка Биби, фыркая и упираясь, следовала за нами на короткой веревочке. Да и пора было, так как публика уже начинала на нас оглядываться.
— Вода… вода!.. Течет… течет!.. — радостно завопил Франек, увидев проливающий слезы фонтан.
— Франек, веди же себя прилично! — опять увещевает его сестра. — Это фонтан, правда, пан Болеслав? Ах, какой красивый!
Я молчу, размышляя, однако, не о фонтане, а о двадцатилетнем Владеке, который стоит в своем бархатном картузе, широко разинув рот. Между тем публика снова глазеет на нас, панна Зофья снова краснеет, я сам чувствую себя несколько смущенным. К счастью, Биби, пользуясь тем, что обидчик ее погрузился в созерцание, вырывается у него из рук.
— Держи ее, Владек! — кричит мама.
— Лови, Владек! Лови! — вторит ей панна Зофья.
Начинается погоня, во время которой Биби, выскочив из-под ног пробегавшего ребенка, попадает на шлейф дамы, зацепляется веревкой за саблю военного и, наконец, когда какой-то старик ударяет ее палкой, поджимает хвост и покоряется судьбе. Я замечаю, что гуляющая публика всерьез заинтересована случаем с Биби, накидкой панны Зофьи и картузом пана Владислава, — все это вместе взятое отнюдь не придает мне бодрости.
— Мама, пойдем дальше! — просит стройная Зося.
— Идем, — отвечает мама, — только не по середине. Здесь гуляют одни франтихи, и я сгорю со стыда, если на нас и дальше будут этак смотреть.
Мы
Один из них, в матросском костюмчике, подходит к нам и, поклонившись, спрашивает:
— Скажите, пожалуйста, который час?
— Три четверти третьего.
— Ах, какой вежливый мальчик! — шепчет мама.
Матросик замечает Франека; с минуту они смотрят друг другу в глаза и, наконец, варшавянин, вторично поклонившись маме, говорит:
— Вы не позволите, пани, вашему сыну поиграть с нами?
— Охотно! Охотно! Иди, Франек, поиграй с этими милыми мальчиками, — отвечает мама. — Ах, какие чудесные дети у вас в Варшаве!
В мгновение ока оторопевшего Франека окружает кучка детей, и начинается допрос:
— Мальчик, ты играть умеешь?
— Во что ты умеешь играть?
— Да это какой-то слюнтяй…
— А ты откуда приехал?
— Мы с мамой, и с Зосей, и с Владеком из… мы… из К…
— Ну, давайте играть в генерала, — предлагает матросик. — Вы будете солдатами, я генералом, а новичок конем.
— Хорошо!.. Хорошо!.. Ура!..
Через минуту маленький Франек, подстегиваемый кнутом, мчался во весь опор по аллее, закусив зубами веревку. Генералы и солдаты то и дело сменялись, но приезжий из К. неизменно оставался конем и скакал до тех пор, пока от усталости и ударов хлыста не упал наземь, плача навзрыд. Товарищи его рассыпались во все стороны, как воробьи.
— Ах, что за негодники эти варшавские дети! Ах, сорванцы! — кричала перепуганная мама, стряхивая с Франека пыль, вытирая его и успокаивая.
Но вот наступил конец и этой неприятности, и мы двинулись поперек главной аллеи к молочной.
— Господи Иисусе! Что за шлейфы у этих дам! А какая тут пыль! Просто невозможно дышать… Словно тут прогнали стадо овец, — жаловалась мама.
— Пан Болеслав, — спрашивает прелестная Зося. — А для чего эти бочки?
— Для поливки улиц.
— Ах, верно! Оттого тут в аллеях такая грязь! Пыль и грязь… Вот так сад! Да у нас и на выгоне лучше.
— А где тут сажают овощи? — прерывает мама.
— Тут не сажают овощей, — отвечаю я.
— Не сажают? А фруктовые деревья есть?
— Фруктовых деревьев тоже нет.
— Нет? Так для чего же вам этот сад?
— Это, собственно говоря… для свежего воздуха.
— Хорош свежий воздух! Нечего сказать!.. Вы тут все перемрете от такого свежего воздуха. Ах, какая вонь! Отчего это?
— О, это ничего, не обращайте внимания, пани! Мы идем сейчас по аллее, примыкающей к Крулевской улице, ну, а там немножко пахнет от водостоков.