Том 1. Шпион, или Повесть о нейтральной территории
Шрифт:
— Значит, сэр,— заметила мисс Пейтон, выслушав отчет хирурга о здоровье его молодого пациента,— мы можем надеяться, что он поправится?
— Несомненно, сударыня,— ответил доктор, стараясь из уважения к дамам водворить на голову свой парик,— при заботливом и хорошем уходе, несомненно.
— Об этом можете не беспокоиться,— с сердечностью сказала мисс Пейтон.— Все, что у нас есть, в его
полном распоряжении, кроме того, майор Данвуди послал за сестрой больного.
— За его сестрой! — повторил доктор, и взгляд его стал многозначительным.— Ну, если майор послал за ней, значит, она приедет.
— Ведь ее брат опасно ранен, как же ей не приехать!
— Конечно, сударыня,— коротко ответил доктор и с низким поклоном посторонился, чтобы пропустить
Слова и тон Ситгривса не остались не замеченными младшей из сестер,— она была вся внимание, когда при ней называли имя Данвуди.
— Сэр,— крикнул хирург, войдя в гостиную и обращаясь к единственному находившемуся там человеку в красном мундире,— мне сказали, что вы нуждаетесь в моей помощи! Слава богу, что не капитан Лоутон был вашим противником, а не то вам уже не нужна была бы никакая помощь.
— Очевидно, произошла ошибка,— высокомерно сказал Уэлмир,— майор Данвуди хотел прислать мне хирурга, а не какую-то старую бабу.
— Это доктор Ситгривс,— поспешил вставить Генри Уортон, с трудом сдерживая смех.— Многочисленные обязанности помешали ему сегодня позаботиться о своем костюме.
— Прошу прощения, сэр,— сказал полковник, неуклюже стаскивая с себя мундир и показывая. свою, как он выразился, раненую руку.
— Сэр,— сухо заметил Ситгривс,— если диплом Эдинбургского университета, практика в ваших лондонских госпиталях, ампутация нескольких сотен рук и ног, всевозможные операции, осененные светом науки, а также чистая совесть и полномочия Континентального конгресса могут сделать человека хирургом, то хирург к вашим услугам.
— Прошу прощения, сэр,— церемонно повторил полковник,— капитан Уортон уже указал мне на мою ошибку.
— За что приношу капитану Уортону благодарность,— сказал доктор и начал раскладывать свои инструменты с невозмутимостью, от которой полковнику стало холодно.
— В какое место вы ранены, сэр?.. Всего только эта пустяковая царапина на плече! Каким образом вас ранили?
— Мятежный драгун ударил меня саблей,— с надменным видом ответил полковник.
— Не может быть! Даже прикосновение сабли кроткого Джорджа Синглтона не оказалось бы таким безобидным.— Ситгривс достал из кармана кусочек пластыря и залепил ранку на плече офицера.— Вот и все. Этого достаточно для вашей цели, сэр; уверен, что больше от меня ничего не потребуется.
— Какова же, по-вашему, моя цель, сэр?
— Отправить депешу, чтоб вас занесли в списки раненых,— спокойно ответил доктор,— и можете добавить, что перевязала вам раны старая баба — любая старуха вполне справилась бы с этим!
— Удивительно странная манера разговаривать! — пробормотал полковник.
Тут вмешался капитан Уортон. Он объяснил доктору, что полковник Уэлмир неудачно выразился, потому что был рассержен и страдал от боли. Капитану отчасти удалось умаслить оскорбленного хирурга, и тот в конце концов согласился продолжить осмотр раненого, у которого оказались лишь ссадины от падения. Ситгривс быстро залепил их пластырем и исчез.
Отдохнув и собравшись с силами, кавалеристы начали готовиться к отходу на намеченную позицию, а капитан Данвуди занялся размещением пленных. Ситгривса он решил оставить в доме мистера Уортона для наблюдения за Синглтонсм. Генри попросил также разрешения оставить в «Белых акациях» под честное слово и полковника Уэлмира. Данвуди охотно согласился, а так как остальные пленные были простыми солдатами, их, не мешкая, собрали и под сильным конвоем отправили в тыл. Вскоре тронулись в путь и драгуны. Пехотинцы разделились на небольшие группы и в сопровождении конных патрулей рассыпались по всей окрестности, чтобы образовать цепь от вод Саунда до Гудзона.
Простившись с обитателями «Белых акаций», Данвуди на мгновение задержался возле дома; ему не хотелось уходить, и он думал, что причиной тому было беспокойство о раненом друге. Сердце, еще не огрубевшее в битвах, быстро пресыщается славой, если она куплена ценою человеческих жизней. Теперь, когда улеглось возбуждение этого горячего дня и молодой человек остался один, он почувствовал, что есть на свете
Последний запоздалый воин скрылся за северным холмом, и майор неохотно повернул свою лошадь в том же направлении. В эту минуту Френсис, терзаемая беспокойством, тихонько вышла на террасу. Стоял ясный, тихий день, на безоблачном небе ослепительно сияло солнце. Шум, еще так недавно нарушавший покой долины, сменился мертвой тишиной; казалось, людские страсти никогда не омрачали светлый пейзаж, открывшийся глазам девушки. Над полем висело одинокое облачко — то был сгустившийся дым битвы, но и оно постепенно растаяло, и над мирными могилами погибших не осталось и следов недавнего сражения. Волновавшие Френсис противоречивые чувства, тревожные переживания этого полного событий дня представлялись ей теперь обманом расстроенного воображения. Она оглянулась и увидела исчезающую вдалеке фигуру того, кто был таким важным действующим лицом в этой картине. Иллюзия рассеялась: девушка узнала любимого человека; действительность воскресила в ней воспоминания, и они заставили ее уйти в комнату с такой же печалью в сердце, какую уносил с собой из долины и Данвуди.
ГЛАВА IX
Окинув горы быстрым взглядом,
Он притаился. Где-то рядом
Раздался вдруг протяжный крик —
Враги спешили — в тот же миг
Он быстро пересек поляну
И, продолжая неустанно
Бежать, спасаясь от удара,
Достиг долины Юэм-Вара.
Отряд капитана Лоутона неотступно следовал за отходившими к своим судам англичанами, но удобного случая для нападения не представлялось. Опытный офицер, заменивший полковника Уэлмира, хорошо знал силы американцев и не спускался со скалистых высот, пока не приблизился к морскому берегу. Прежде чем предпринять этот опасный спуск, он построил своих солдат в плотное каре, внешние стороны которого ощетинились штыками. Горячий капитан Лоутон прекрасно понимал, что при таком построении противника кавалерии не удастся его атаковать, и ему волей-неволей приходилось идти за англичанами, не имея возможности остановить их медленное, но верное движение к побережью. Небольшая шхуна, сопровождавшая их от Нью-Йорка, стояла неподалеку, и ее пушки были наведены на берег у места погрузки. У капитана Лоутона хватило рассудительности понять, что было бы безумием бороться с отрядом, сочетавшим силу с дисциплиной, и англичане беспрепятственно погрузились на свои суда. Драгуны до последней минуты оставались на берегу, потом неохотно повернули назад, к своему главному корпусу.
Отряд Лоутона снова появился на южном крае долины, когда уже начало темнеть и вечерний туман становился все гуще. Удобства ради всадники двигались медленно, растянувшись цепочкой. Капитан ехал впереди бок о бок с лейтенантом Томом Мейсоном, и они беседовали по душам; тыл замыкал молодой корнет, мурлыкая песенку и думая о том, как приятно будет после утомительного дня растянуться на соломе.
— Так она и вас покорила? — спросил капитан.— Она с первого взгляда произвела на меня впечатление; это лицо не скоро забудешь. Клянусь, Том, такой выбор делает честь вкусу майора.