Том 1. Шпион, или Повесть о нейтральной территории
Шрифт:
Во время разговора двух женщин Лоутон из деликатности вышел. Тревога за капитана Синглтона привела его в комнату, где лежал раненый. Характер этого юноши, как мы уже говорили, привлекал к нему симпатии всех офицеров полка. Он не раз доказал на деле, что его редкая кротость проистекала отнюдь не от недостатка решимости, а почти женственная мягкость манер не мешала ему пользоваться уважением даже самых суровых вояк-партизан.
Майор Данвуди любил его, как родного брата, а покорность, с какой он подчинялся распоряжениям доктора, сделала его любимцем и Ситгривса. Офицеры американской кавалерии, раненные во время отчаянно смелых атак, неизбежно
— Ситгривс, не соизволит ли свет вашей науки оказать небольшую помощь моим телесным повреждениям?
Хирург теперь находил «свет науки» невозможной темой для разговора, однако, бросив украдкой взгляд на приятеля, он с изумлением увидел, что тот подготовился к осмотру с серьезностью, редко свойственной ему в таких случаях; вместо того, чтоб вознегодовать, доктор вежливо спросил:
— Капитану Лоутону нужна моя помощь?
— Взгляните сами, доктор,— мягко сказал драгун,— мое плечо, кажется, окрашено во все цвета радуги.
— Вы не ошиблись,— заметил доктор, очень осторожно и с непревзойденным искусством исследуя указанную часть тела.— По счастью, кости не сломаны. Просто удивительно, как вам удалось уцелеть!
— Ведь я гимнаст еще с юности, и мне не страшно разок-другой свалиться с лошади. Однако, Ситгривс,— мягко добавил он, показывая на старый рубец,— эту свою работу вы помните?
— Великолепно помню, Джек: вы получили пулю, храбро сражаясь, и она была неплохо извлечена. Но не положить ли нам мази на ваше плечо?
— Разумеется,— ответил капитан с неожиданной покорностью.
— А теперь, мой мальчик,— придя в восторг, сказал доктор, смазывая ушибы,— скажите, не лучше ли было бы, дорогой, сделать это еще вчера ночью?
— Весьма возможно.
— Так вот, Джек, если бы вы позволили пустить вам кровь сразу, как только я вас увидел, это принесло бы вам неоценимую пользу.
— Никакого кровопускания,— решительно сказал драгун.
— А ведь и сейчас еще не поздно. Впрочем, небольшая доза мази славно подсушит ссадины.
Капитан промолчал и только заскрипел зубами, и мудрый доктор переменил тему.
— Жаль, Джек, что вы не поймали того мошенника,— ведь, стараясь его поймать, вы подвергали себя опасности.
Капитан Лоутон ничего не ответил, а хирург, накладывая на плечо повязку, продолжал:
— Если бы у меня было хоть малейшее желание лишать людей жизни, я с удовольствием повесил бы этого изменника.
— Я полагал, ваше дело лечить, а не убивать,— сухо заметил капитан.
— Да, но донесения этого шпиона
— Вам не следовало бы питать злобных чувств ни к кому из своих ближних,— возразил Лоутон таким тоном, что хирург уронил булавку, которой собирался сколоть бинты.
Он взглянул в лицо пациенту, словно сомневаясь, действительно ли перед ним капитан Джон Лоутон. Удостоверившись, однако, что с ним говорит его старый приятель, Ситгривс оправился от изумления и продолжал:
— Ваша доктрина справедлива, и в целом я под ней подписываюсь... Но, дорогой мой Джон, не мешает ли вам эта повязка?
— Нисколько.
— В принципе я согласен с вами, но, так же как материя делима до бесконечности, нет и правил без исключения... Вам удобно, Лоутон?
— Очень.
— Лишать человека жизни, когда можно достигнуть цели менее суровыми мерами, не только жестоко по отношению к жертве, но порой несправедливо к окружающим... Да, Джек, если бы вы только... двиньте слегка рукой... если бы вы только... надеюсь, вам стало удобнее, дорогой друг?
— Гораздо.
— Если вы научили бы своих солдат более осмотрительно наносить сабельные удары, дорогой Джон, цель все равно была бы достигнута, а мне вы доставили бы великую радость.
Доктор тяжко вздохнул, высказав наконец то, что давно было у него на душе, а драгун невозмутимо надел мундир и, уходя, спокойно проговорил:
— Вряд ли чьи-нибудь солдаты наносят удары более старательно, чем мои. Они обыкновенно рассекают череп от макушки до челюсти.
Разочарованный эскулап собрал свои инструменты и с тяжелым сердцем направился в комнату полковника Уэлмира.
ГЛАВА XII
Мне эти руки, поднятые к небу,
Напоминают молодые ветви,
Дрожащие от ветра в летний вечер,
Да, в этой хрупкой, нежной оболочке
Живет могучий, непреклонный дух.
Возвысившись, он ярко озаряет
Прекрасные глаза сияньем неба.
Появление новых и столь разных гостей в «Белых акациях» порядком прибавило забот и хлопот мисс Дженнет Пейтон. К утру все понемногу пришли в себя, кроме молодого драгунского офицера, в котором принимал такое горячее участие Данвуди. Драгун был ранен очень серьезно, хотя доктор продолжал утверждать, что его рана не смертельна. Капитан Лоутон, как мы упоминали, уже встал; проснулся и Генри Уортон — его сон потревожил лишь страшный кошмар, будто ему ампутирует руку хирург-новичок. Убедившись, что это только сон, молодой человек поднялся с постели, чувствуя себя совсем молодцом; к тому же доктор Ситгривс избавил его от всяких опасений, уверив, что не пройдет и двух недель, как он будет совершенно здоров.
Полковник Уэлмир не показывался все утро; он завтракал у себя в комнате и, невзирая на многозначительные улыбки ученого мужа, заявил, что болен и не в силах подняться с постели. Предоставив полковнику переживать свои горести в одиночестве, доктор отправился выполнять более благородную обязанность — посидеть часок возле Джорджа Синглтона. Едва он переступил порог, как заметил легкий румянец на лице своего пациента; быстро подойдя к нему и кончиками пальцев прикоснувшись к его пульсу, доктор знаком велел молодому человеку молчать.