Том 1. Стихотворения

Бальмонт Константин Дмитриевич

Венчание

Над невестой молодою  Я держал венец. Любовался, как мечтою, Этой нежной красотою, Этой легкою фатою, Этим светлым «Наконец!» Наконец она сумела  Вызвать лучший сон. Все смеялось в ней и пело, А с церковного придела, С высоты на нас глядела Красота немых окон. Мы вошли в лучах привета  Гаснущей зари. В миг желанного обета, Нас ласкали волны света, Как безгласный звук завета: – «Я горю, и ты гори!» И в руке у новобрачной  Теплилась свеча. Но за ней, мечтою мрачной, Неуместной, неудачной, Над

фатой ее прозрачной, Я склонялся, у плеча. Вкруг святого аналоя  Трижды путь пройден. Нет, не будет вам покоя, Будут дни дождей и зноя, Я пою, за вами стоя: – «Дух кружиться присужден!» Да, я знаю сладость, алость,  Нежность влажных губ. Но еще верней усталость, Ожиданье, запоздалость, Вместо страсти – только жалость, Вместо ласки – с трупом труп. Вот, свершен обряд венчальный,  И закат погас. Точно хаос изначальный, В церкви сон и мрак печальный, Ты вошла с зарей прощальной, Ты выходишь в темный час.

Во власти всех вещей

Я делаюсь мгновеньями во власти всех вещей, И с каждым я, пред каждым я, и царственно ничей. Восторг придет, и пьяный я Придет тяжелый труд. Смотрите все бежали прочь Взгляни я, верный, тут. Заблудшую собаку я увижу пред собой, Со зверем зверь, люблю ее. Но, сердце, дальше! Пой! О, пой о всех, кто чувствовал бездонную тоску, И вдруг вернись к бесстрастию, как светлый дождь в реку. В великое Безликое уйди как бы навек, Хотя без нас там каждый час так много-много рек. И, вечно твой, всегда с тобой, не изменю судьбе Но в страшный миг, о, милый друг, я не приду к тебе.

Бретань

(сонет)

Затянут мглой свинцовый небосвод, Угрюмы волны призрачной Бретани Семь островов Ар-Гентилес-Руссот, Как звери, притаилися в тумане. Они как бы подвижны в Океане, По прихоти всегда неверных вод. И, полный изумленья, в виде дани, На них свой свет неясный Месяц льет. Как сонмы лиц, глядят толпы утесов, Седых, застывших в горечи тоски. Бесплодны бесконечные пески. Их было много, сумрачных матросов. Они идут Гляди! В тиши ночной Идут туманы бледной пеленой.

Утопленники

(сонет)

Лишь только там, на западе, в тумане, Утонет свет поблекнувшего дня, Мои мечты, как мертвые в Бретани, Неумолимо бродят вкруг меня. Надежды, осужденные заране, Признания, умершие – стеня, Утопленники в темном Океане, Погибшие навек из-за меня. Они хотят, в забвение обиды, Молитв заупокойной панихиды. Моих молитв, о, Боже, не отринь! – Ушли. Любовь! Лишь ты уйти не хочешь! Ты медлишь? Угрожаешь мне? Пророчишь? Будь проклята! Будь проклята! Аминь!

Проповедникам

(сонет)

Есть мною струй в подлунном этом мире, Ключи поют в пещерах, где темно, Звеня, как дух, на семиструнной лире, О том, что духам пенье суждено. Нам в звонах наслаждение одно, Мы духи струн мирских на шумном пире. Но вам, врагам, понять нас не дано, Для рек в разливе надо русла шире. Жрецы элементарных теорем, Проповедей вы ждете от поэта? Я проповедь скажу на благо света, – Не скукой слов, давно известных всем, А звучной полногласностью сонета, Не найденной пока еще никем!

Хвала сонету

(сонет)

Люблю тебя, законченность сонета, С надменною твоею красотой, Как правильную четкость силуэта Красавицы изысканно-простой, Чей стан воздушный, с грудью молодой, Хранит сиянье матового света, В волне волос недвижно-золотой, Чьей пышностью она полуодета. Да, истинный сонет таков, как ты, Пластическая радость красоты, – Но иногда он мстит своим напевом. И не однажды в сердце поражал Сонет несущий смерть, горящий гневом, Холодный, острый, меткий, как кинжал.

Я не из тех

(сонет)

Я не из тех, чье имя легион, Я не из царства духов безымянных. Пройдя пути среди равнин туманных, Я увидал безбрежный небосклон. В моих зрачках – лишь мне понятный сон, В них мир видений зыбких и обманных, Таких же без конца непостоянных, Как дымка, что скрывает горный склон. Ты думаешь, что в тающих покровах Застыл едва один-другой утес? Гляди: покров раскрыт дыханьем гроз. И в цепи гор, для глаза вечно-новых, Как глетчер, я снега туда вознес, Откуда виден мир в своих основах!

Ожесточенному

Я знаю ненависть, и, может быть, сильней, Чем может знать ее твоя душа больная, Несправедливая, и полная огней     Тобою брошенного рая. Я знаю ненависть к звериному, к страстям Слепой замкнутости, к судьбе неправосудной, И к этим тлеющим кладбищенским костям,     Нам данным в нашей жизни скудной. Но, мучимый как ты, терзаемый года, Я связан был с тобой безмолвным договором, И вижу, ты забыл, что брат твой был всегда     Скорей разбойником, чем вором. С врагами – дерзкий враг, с тобой – я вечно твой, Я узнаю друзей в одежде запыленной. А ты, как леопард, укушенный змеей,     Своих терзаешь, исступленный!

В башне

В башне с окнами цветными Я замкнулся навсегда, Дни бегут, и в светлом дыме Возникают города, Замки, башни, и над ними Легких тучек череда. В башне, где мои земные Дни окончиться должны, Окна радостно-цветные Без конца внушают сны, Эти стекла расписные Мне самой Судьбой даны. В них я вижу, как две тени Обнимаются, любя, Как, упавши на колени, Кто-то молится, скорбя, В них я вижу в быстрой смене Землю, небо и себя. Там, за окнами, далеко, С непочатой вышины, Смотрит огненное око Неба, Солнца, и Луны, Но окно мое высоко, То, что мне внушает сны. То, меж окнами цветными, На которое смотрю, В час когда, как в светлом дыме, Я приветствую зарю, И с виденьями родными Легкой грезой говорю. На другие обращаю В час заката жадный взор, В час, когда уходит к раю Тихий вечер на дозор, И лепечет: «Обещаю, Вновь увидишь мой убор». На другие я с отрадой Устремляю ночью взгляд, В час когда живет прохладой, Полный вздохов, сонный сад, И за призрачной оградой Светляки меж трав горят. Так живу, как в светлом дыме Огнецветные цветы, Над ошибками земными Посмеиваясь с высоты, В башне с окнами цветными Переливчатой мечты.

К дальнему

Замкнуться, как в тюрьму, в одну идею, Я знаю этот сон, мой дальний брат, Я медленно, но верно холодею, И, раз уйдя, я не приду назад. Ты отошел в страну без перемены, Оставивши безвольно мир земной, А я себе свободно создал стены, И упоен тюремной тишиной. Есть в жизни смерть, спокойная, как травы, Хранимые, на память, за стеклом, Иссохший знак утраченной забавы, Пройденная эпоха, перелом. Седые тесно сжатые виденья До времени с землей разлучены, Они забыть не могут наслажденье, И тайно дышут запахом весны. Их кто-то чуждый взял своей рукою, И все ж они блаженствуют года. Так как же счастлив я с моей тоскою, Полюбленной свободно – навсегда!