Том 1. Стихотворения

Бальмонт Константин Дмитриевич

Успокоение

Вечернее тихое море Сливалось воздушною дымкой С грядою слегка-лиловатых Охваченных сном облаков, И в этом безмерном просторе Дышали почти невидимкой, Как дышат мечты в ароматах, Бесплотные образы снов Они возникали как краски, Как чувства, зажженные взором, Как сладкий восторг аромата, Как блеск и прозрачность воды, Как светлые вымыслы сказки, Как тучи, что встали дозором, Чтоб вспыхнуть на миг без возврата, Пред ликом вечерней звезды

Сказать мгновенью: стой!

Быть может, вся

Природа – мозаика цветов? Быть может, вся Природа – различность голосов? Быть может, вся Природа – лишь числа и черты? Быть может, вся Природа – желанье красоты? У мысли нет орудья измерить глубину, Нет сил, чтобы замедлить бегущую весну, Лишь есть одна возможность сказать мгновенью: «Стой»! Разбив оковы мысли, быть скованным – мечтой. Тогда нам вдруг понятна стозвучность голосов, Мы видим все богатство и музыку цветов, А если и мечтою не смерить глубину, – Мечтою в самых безднах мы создаем весну.

Вербы

Вербы овеяны Ветром нагретым, Нежно взлелеяны Утренним светом.   Ветви пасхальные,   Нежно-печальные,   Смотрят веселыми,   Шепчутся с пчелами. Кладбище мирное Млеет цветами, Пение клирное Льется волнами.   Светло-печальные,   Песни пасхальные,   Сердцем взлелеяны,   Вечным овеяны.

Цветок («Я цветок, и счастье аромата…»)

Я цветок, и счастье аромата, Мне самой Судьбою суждено, От восхода Солнца до заката Мне дышать, любить и жить дано. А с закатом, в пышной чаще сада, Где я сказкой нежною цвету, Задрожит высокая ограда, И умолкнет ветер налету. Женщина воздушная, вся в белом, Медленно сквозь главный вход войдет, И движеньем ласковым, но смелым, Стебель мой цветущий оборвет. От восхода Солнца до заката Измененья тени и лучей. И растет дыханье аромата… До заката буду я – ничей!

Змеиный глаз

Праздник свободы

Я спал как воды моря, Как сумрак заключенья, Я спал как мертвый камень, И странно жил во сне, –   С своей душой не споря,   Свое ожесточенье   Любя, как любит пламень   Таиться в тишине. Скрываться бесконечно, Мгновения и годы, В земле, в деревьях, в зданьях, И вдруг, в свой лучший миг, –   Так быстро и беспечно,   На празднике свободы,   Возникнуть в трепетаньях,   Как молния, как крик. Я спал как зимний холод, Змеиным сном, злорадным, И вот мне все подвластно, Как светлому царю, –   О, как я нов и молод,   В своем стремленьи жадном,   Как пламенно и страстно   Живу, дышу, горю!

«Я – изысканность русской медлительной речи…»

Я – изысканность русской медлительной речи, Предо мною другие поэты – предтечи, Я впервые открыл в этой речи уклоны, Перепевные, гневные, нежные звоны.   Я – внезапный излом,   Я – играющий гром,   Я – прозрачный ручей,   Я – для всех и ничей. Переплеск многопенный, разорванно-слитный, Самоцветные камни земли самобытной, Переклички лесные зеленого мая, Все пойму, все возьму, у других отнимая.   Вечно-юный, как сон,   Сильный тем, что влюблен   И в себя и в других,   Я – изысканный стих.

«Если в душу я взгляну…»

Если в душу я взгляну, В ней увижу я волну,   Многопенную, Неба нежную эмаль, Убегающую даль, И безбрежность, и печаль,   Неизменную. Если в душу я взгляну, Сам себя я обману   Скрытой мукою, И заплачет звонкий стих, Запоет о снах моих, И себя я силой их   Забаюкаю.

Мои песнопенья

В моих песнопеньях журчанье ключей,   Что звучат все звончей и звончей. В них женственно-страстные шепоты струй,   И девический в них поцелуй. В моих песнопеньях застывшие льды,   Беспредельность хрустальной воды. В них белая пышность пушистых снегов,   Золотые края облаков. Я звучные песни не сам создавал,   Мне забросил их горный обвал. И ветер влюбленный, дрожа по струне,   Трепетания передал мне. Воздушные песни с мерцаньем страстей   Я подслушал у звонких дождей. Узорно-играющий тающий свет   Подглядел в сочетаньях планет. И я в человеческом нечеловек,   Я захвачен разливами рек. И, в Море стремя полногласность свою,   Я стозвучные песни пою.

Слова – хамелеоны

Слова – хамелеоны, Они живут спеша. У них свои законы, Особая душа.   Они спешат меняться,   Являя все цвета,   Поблекнут, обновятся,   И в том их красота. Все радужные краски, Все, что чарует взгляд, Желая вечной сказки, Они в себе таят.   И сказка длится, длится,   И нарушает плен.   Как сладко измениться,   Живите для измен!

«Все равно мне, человек плох или хорош…»

Все равно мне, человек плох или хорош, Все равно мне, говорит правду или ложь. Только б вольно он всегда да сказал на да, Только б он, как вольный свет, нет сказал на нет. Если в небе свет погас, значит – поздний час, Значит – в первый мы с тобой и в последний раз. Если в небе света нет, значит умер свет, Значит – ночь бежит, бежит, заметая след. Если ключ поет всегда «Да, – да, да, – да, да», – Значит в нем молчанья нет – больше никогда. Но опять зажжется свет в бездне новых туч, И, быть может, замолчит на мгновенье ключ. Красен солнцем вольный мир, черной тьмой хорош. Я не знаю, день и ночь – правда или ложь. Будем солнцем, будем тьмой, бурей и судьбой, Будем счастливы с тобой в бездне голубой. Если ж в сердце свет погас, значит поздний час. Значит – в первый мы с тобой и в последний раз.