Том 1. Стихотворения

Бальмонт Константин Дмитриевич

Анита

Я был желанен ей. Она меня влекла, Испанка стройная с горящими глазами. Далеким заревом жила ночная мгла, Любовь невнятными шептала голосами. Созвучьем слов своих она меня зажгла, Испанка смуглая с глубокими глазами. Альков раздвинулся воздушно-кружевной, Она не стала мне шептать: «Пусти… Не надо…» Не деве Севера, не нимфе ледяной, Твердил я вкрадчиво: «Anita! Adorada!» Тигрица жадная дрожала предо мной, — И кроме глаз ее мне ничего не надо.

Слияние

(сонет)

Красивый

зверь из тигровой семьи, Жестокий облик чувственной пантеры, С тобой я слит в истомном забытьи, Тебя люблю, без разума, без меры. Я знал давно, как властны все химеры, Я предал им мечтания мои, Но ты даешь мне сладость новой веры, Даешь мне знать о новом бытии. Различности в слиянии едином, Кошачья мягкость, с женской красотой, Лик юноши, плененного мечтой. Влюбленный ангел, с помыслом звериным, Возьми меня, скорей, мой нектар пей, Ласкай меня, люби меня, убей!

Русалка

Если можешь, пойми. Если хочешь, возьми. Ты один мне понравился между людьми. До тебя я была холодна и бледна. Я с глубокого, тихого, темного дна. Нет, помедли. Сейчас загорится для нас Молодая Луна. Вот, ты видишь? Зажглась! Дышит мрак голубой. Ну, целуй же! Ты мой? Здесь. И здесь. Так. И здесь… Ах, как сладко с тобой!

«Я ласкал ее долго, ласкал до утра…»

Я ласкал ее долго, ласкал до утра, Целовал ее губы и плечи. И она наконец прошептала: «Пора! Мой желанный, прощай же — до встречи». И часы пронеслись. Я стоял у волны. В ней качалась русалка нагая. Но не бледная дева вчерашней Луны, Но не та, но не та, а другая. И, ее оттолкнув, я упал на песок, А русалка, со смехом во взоре, Вдруг запела: «Простор полноводный глубок Много дев, много раковин в море. Тот, кто слышал напев первозданной волны, Вечно полон мечтаний безбрежных Мы — с глубокого дна, и у той глубины Много дев, много раковин нежных».

Колдунья влюбленная

Мне ведомо пламя отчаянья, Я знаю, что знают в аду Но, мраку отдавшись, бегу от раскаянья, И новых грехов задыхался жду. Красивую маску бесстрастия Лишь равный способен понять Глаза мои могут ослепнуть от счастия, Ослепнуть от муки, — но слез им не знать. О, да, я колдунья влюбленная, Смеюсь, по обрыву скользя. Я ночью безумна, а днем полусонная, Другой я не буду — не буду — нельзя.

Играющей в игры любовные

Есть поцелуи — как сны свободные, Блаженно-яркие, до исступленья. Есть поцелуи — как снег холодные Есть поцелуи — как оскорбление. О, поцелуи — насильно данные, О, поцелуи — во имя мщения! Какие жгучие, какие странные, С их вспышкой счастья и отвращения! Беги же с трепетом от исступленности, Нет меры снам моим, и нет названия Я силен — волею моей влюбленности, Я силен дерзостью — негодования!

Нереида

Нет, не даром я по взморью возле пенных волн бродил, В час, когда встают туманы, как застывший дым кадил. Нет, не даром я в легенды мыслью жадною вникал, Постигая духов моря, леса, воздуха и скал. Вот и полночь Над прибоем светит полная Луна. И упорно возникает, на мгновенье, тишина. Между шорохом, и шумом, и шипением волны, Недовольной этим быстрым наступленьем тишины. Между шелестом свистящим все растущих быстрых вод Возникают нереиды, отдаленный хоровод. Все похожи и различны, все влекут от света в тьму, Все подвластны без различья назначенью одному. Чуть одну из них отметишь, между ею и тобой Дрогнет мягко и призывно сумрак ночи голубой. И от глаз твоих исчезнет отдаленный хоровод, — Лишь она одна предстанет на дрожащей зыби вод. Полудева, полурыба, из волос сплетет звено, И, приблизив лик свой лживый, увлечет тебя на дно. Я вас знаю, нереиды Вот и полночь Тишина Над прерывистым прибоем светит полная Луна. Я взглянул, и мягко дрогнул сумрак ночи голубой. «Мой желанный! Мой любимый! Как отрадно мне с тобой! Мой желанный! Мой любимый!» — Нет, постой меня ласкать. И за сеть волос лучистых я рукою быстрой хвать. Полудева! Полурыба! Не из водных духов я! Не огнем желаний тщетных зажжена душа моя. Если любишь, будь со мною, ласку дерзкую возьми И, узнавши власть поэта, издевайся над людьми. И красавицу морскую я целую в лунной мгле, Бросив чуждую стихию, тороплюсь к родной земле. И упрямую добычу прочь от пенных брызг влеку, Внемля шорох, свист и шелест вод, бегущих по песку.

«Я больше ее не люблю…»

Я больше ее не люблю, А сердце умрет без любви. Я больше ее не люблю, И жизнь мою смертью зови. Я буря, я пропасть, я ночь, Кого обнимаю, гублю. О, счастие вольности! — Прочь! Я больше тебя не люблю!

«Да, я люблю одну тебя…»

Да, я люблю одну тебя, За то, что вся ты — страсть, За то, что ты, забыв себя, Спешишь с высот упасть. С высот холодных и немых Тебя я заманил Туда, где слышен звонкий стих, Где не любить нет сил. И в этой пропасти глухой Мы — утро бытия. Смотри, желанная, я твой, Смотри, ты вся — моя.

Хочу

Хочу быть дерзким, хочу быть смелым, Из сочных гроздий венки свивать. Хочу упиться роскошным телом, Хочу одежды с тебя сорвать! Хочу я зноя атласной груди, Мы два желанья в одно сольем. Уйдите, боги! Уйдите, люди! Мне сладко с нею побыть вдвоем! Пусть будет завтра и мрак и холод, Сегодня сердце отдам лучу. Я буду счастлив! Я буду молод! Я буду дерзок! Я так хочу!

«Я войду в зачарованный грот…»

Я войду в зачарованный грот, Я узнаю всю сладость земную, Там красавица милого ждет, Я воздушно ее поцелую. Горячо к ней прижмусь и прильну, В опьяненьи своем закачаю. Я люблю молодую волну, Я желанье лобзаньем встречаю. Безгранично-глубок небосвод, И, как небо, мечтанья бескрайны. Я люблю зачарованный грот: В нем для любящих вечные тайны.