Том 1. Стихотворения

Бунин Иван Алексеевич

1906

«Проснусь, проснусь — за окнами в саду…» ^*

Проснусь, проснусь — за окнами в саду Все тот же снег, все тот же блеск полярный. А в зале сумрак. Слушаю и жду: И вот опять — таинственный, коварный, Чуть слышный треск… Конечно, пол иль мышь. Но как насторожишься, как следишь За кем-то, притаившимся у двери В повисшей без движения портьере! Но он молчит, он замер. Тюль гардин Сквозит в голубоватом лунном блеске Да чуть мерцают — искорками льдин — Под люстрою стеклянные подвески.

1906

«Ограда,

крест, зеленая могила…» ^*

Ограда, крест, зеленая могила, Роса, простор и тишина полей… — Благоухай, звенящее кадило, Дыханием рубиновых углей! Сегодня год. Последние напевы, Последний вздох, последний фимиам… — Цветите, зрейте, новые посевы, Для новых жатв! Придет черед и вам.

1906

Петров день ^*

Девушки-русалочки, Нынче наш последний день! Свет за лесом занимается, Побледнели небеса, Собираются с дубинами Мужики из деревень На опушку, к морю сизому Холодного овса… Мы из речки — на долину, Из долины — по отвесу, По березовому лесу — На равнину, На восток, на ранний свет, На серебряный рассвет, На овсы, Вдоль по жемчугу По сизому росы! Девушки-русалочки, Звонко стало по лугам. Забелела речка в сумраке, В алеющем пару, Пнями пахнет лес березовый По откосам, берегам,— Густ и зелен он, кудрявый, Поутру… Поутру вода тепла, Холодна трава седая, Вся медовая, густая, Да идут на нас с дрекольем из села. Что ж! Мы стаей на откосы, На опушку — из берез, На бегу растреплем косы, Упадем с разбега в росы И до слез Щекотать друг друга будем, Хохотать и, назло людям, Мять овес! Девушки-русалочки, Стойте, поглядите на рассвет: Бел-восток алеет, ширится,— Широко зарей в полях, Ни души-то нету, милые, Только ранний алый свет Да холодный крупный жемчуг На стеблях… Мы, нагие, Всем чужие, На опушке, на поляне, Бледны, по пояс в пару,— Нам пора, сестрицы, к няне, Ко двору! Жарко в небе солнце божье На Петров играет день, До Ильи сулит бездождье, Пыль, сухмень — Будут знойные зарницы Зарить хлеб, Будет омут наш, сестрицы, Темен, слеп!

1906

«Растет, растет могильная трава…» ^*

Растет, растет могильная трава, Зеленая, веселая, живая, Омыла плиты влага дождевая, И мох покрыл ненужные слова. По вечерам заплакала сова, К моей душе забывчивой взывая, И старый склеп, руина гробовая, Таит укор… Но ты, земля, права! Как нежны на алеющем закате Кремли далеких синих облаков! Как вырезаны крылья ветряков За темною долиною на скате! Земля, земля! Весенний сладкий зов! Ужель есть счастье даже и в утрате?

1906

Вальс ^*

Похолодели лепестки Раскрытых губ, по-детски влажных — И зал плывет, плывет в протяжных Напевах счастья

и тоски. Сиянье люстр и зыбь зеркал Слились в один мираж хрустальный — И веет, веет ветер бальный Теплом душистых опахал.

1906

«Мимо острова в полночь фрегат проходил…» ^*

Мимо острова в полночь фрегат проходил Слева месяц над морем светил, Справа остров темнел — пропадали вдали Дюны скудной родимой земли. Старый дом рыбака голубою стеной Там мерцал над кипящей волной. Но в заветном окне не видал я огня: Ты забыла, забыла меня! Мимо острова в полночь фрегат проходил: Поздний месяц над морем светил, Золотая текла по волнам полоса И как в сказке неслись паруса. Лебединою грудью белели они, И мерцали на мачтах огни. Но в светлице своей не зажгла я огня: Ты забудешь, забудешь меня!

1906

«Геймдаль искал родник божественный…» ^*

Геймдаль искал родник божественный. Геймдаль, ты мудрости алкал — И вот настал твой час торжественный В лесах, среди гранитных скал. Они молчат, леса полночные, Ручьи, журча, едва текут, И звезды поздние, восточные Их вещий говор стерегут. И шлем ты снял — и холод счастия По волосам твоим прошел: Миг обрученья, миг причастия Как смерть был сладок и тяжел. Теперь ты мудр. Ты жаждал знания — И все забыл. Велик и прост, Ты слышишь мхов произрастание И дрожь земли при свете звезд.

1906

Пугач ^*

Он сел в глуши, в шатре столетней ели. На яркий свет, сквозь ветви и сучки, С безумным удивлением глядели Сверкающие золотом зрачки. Я выстрелил. Он вздрогнул — и бесшумно Сорвался вниз, на мох корней витых. Но и во мху блестят, глядят безумно Круги зрачков лучисто-золотых. Раскинулись изломанные крылья, Но хищный взгляд все так же дик и зол, И сталь когтей с отчаяньем бессилья Вонзается в ружейный скользкий ствол.

<1906>

Дядька ^*

За окнами — снега, степная гладь и ширь, На переплетах рам — следы ночной пурги… Как тих и скучен дом! Как съежился снегирь От стужи за окном. — Но вот слуга. Шаги. По комнатам идет седой костлявый дед, Несет вечерний чай: «Опять глядишь в углы? Небось, все писем ждешь, депеш да эстафет? Не жди. Ей не до нас. Теперь в Москве — балы». Смутясь, глядит барчук на строгие очки, На седину бровей, на розовую плешь… — Да нет, старик, я так… Сыграем в дурачки, Пораньше ляжем спать… Каких уж там депеш!

<1906>

Стрижи ^*

Костел-маяк, примета мореходу На ребрах гор, скалистых и нагих, Звонит зимой, в туман и непогоду, А нынче — штиль; закат и чист и тих. Одни стрижи, — как только над горою Начнет гранит вершины розоветь, — Скользят в пролетах башни и порою Чуть слышно будят медь.

<1906>