Том 1. В дебрях Индии (с илл.)
Шрифт:
Будь подле него Барбассон, он наверняка произнес бы небольшую речь относительно предчувствий, которая вряд ли способствовала бы уменьшению его тревоги. Несчастный мог рассчитывать только на защиту своих пантер в случае какого-нибудь непредвиденного происшествия; много лет подряд он готовил их к этому, и был уверен, что они не изменят ему в минуту опасности. Мысль эта успокоила его, и он с покорностью судьбе ждал дальнейшего хода событий.
Когда были закончены все операции, необходимые для того, чтобы стать на якорь в Индийском океане, где очень часто налетают циклоны, Сердар и его два друга, стоя на задней части судна, с любопытством рассматривали маленькую
— Это чья-то увеселительная яхта, — подумал Сердар, — она принадлежит, вероятно, какому-нибудь богатому англичанину, которому вздумалось объехать вокруг света на такой ореховой скорлупе. Только у этого народа и могут быть подобные фантазии.
Он взял подзорную трубу и навел ее на маленькое судно… Однако, едва он бросил на него взгляд, как вскрикнул от удивления, но тотчас же из предосторожности поспешил скрыть свои чувства.
— Что такое? — с беспокойством спросили в один голос Нариндра и Рама.
— Но ведь это невозможно, — проговорил Сердар. И он снова взглянул в ту сторону, продолжая бормотать про себя: — Странно… Какое сходство! Но нет, это он! Нет, я сплю, вероятно… это физически невозможно… Он был там с нами.
— Ради Бога, Сердар, что все это значит? — спросил Рама.
— Смотри сам! — отвечал Сердар, передавая ему подзорную трубу.
— Барбассон! — воскликнул заклинатель.
— Как Барбассон? — рассмеялся Нариндра. — Не на воздушном же шаре он сюда прилетел?
— Тише! — сказал Рама. — Надо полагать, в Нухурмуре произошло что-нибудь особенное, быть может трагическое… Будем говорить тише, мы не одни здесь.
Заклинатель долго смотрел в подзорную трубу.
— Да, это Барбассон, — подтвердил он, — взгляни сам.
И он подал подзорную трубу Нариндре, сгоравшему от нетерпения. То же имя сорвалось и у Нариндры с губ…
— Барбассон! Да, это Барбассон!
Все трое молча переглянулись друг с другом; они были так поражены, что не знали, что и подумать. Сердар хотел еще раз проверить себя, но на палубе яхты не оказалось больше того человека, которого он искал.
— Ну! — сказал он своим друзьям. — Это не более чем обман наших чувств вследствие случайного сходства, которым мы не должны увлекаться ввиду физической невозможности подобного факта.
— Это Барбассон, Сердар, — отвечал ему Рама. — Я узнал его шляпу, его обычную одежду… Каково бы ни было сходство, оно не может доходить до таких мельчайших подробностей.
— Но рассуди сам, — сказал Сердар, — мы ведь ни единой минуты не теряли в дороге. «Диана» занимает первое место по скорости хода среди судов на этом море и обгонит какой угодно пакетбот. И вот мы приезжаем сюда, а Барбассон, которого мы оставили в постели, благодушный Барбассон, который так дорожит своими удобствами, спит чуть не до полудня, очутился вдруг здесь на судне, бросившем якорь прежде нас!.. Полно! Это такие факты, против которых нельзя ничего возразить.
— Как хочешь, Сердар, но глаза мои говорят, что это сам Барбассон, а рассудок прибавляет: там произошла какая-то драма, и наш товарищ бросился за нами вдогонку, чтобы сообщить нам об этом. В Гоа он нашел эту красивую яхту и перегнал нас.
— Чистейший самообман, мой бедный Рама!
— Смотри, вот он опять на палубе, не спускай с него подзорной трубы; если это он, то ты сейчас же увидишь с его стороны какой-нибудь знак.
— Но неисправимый ты спорщик, если Барбассон догонял нас с целью сообщить что-нибудь важное, почему же он до сих пор не явился сюда? Он двадцать раз мог подплыть сюда на своей лодке.
— Это, по-моему, неопровержимое доказательство, — нерешительно поддержал его Нариндра.
— Это Барбассон! — упорствовал Рама. — И я прекрасно понимаю, почему он ждет ночи, чтобы явиться сюда.
Сердар для очистки совести навел еще раз на яхту подзорную трубу. В ту же минуту индусы увидели, как он побледнел… Не успели они еще обратиться к нему с вопросом, как Сердар с совершенно расстроенным лицом и сказал шепотом:
— Это Барбассон! Он также смотрел в подзорную трубу и, узнав меня, три раза притронулся указательным пальцем к губам, как бы в знак молчания. Затем он протянул руку к западу, что я понимаю так: как только наступит ночь, я буду у вас. Ты был прав, Рама, — в Нухурмуре случилось что-нибудь особенное.
— Или только готовится еще!
— Что ты хочешь сказать?
— Подождем до вечера; объяснение будет слишком долгим и не обойдется без восклицаний, жестов удивления, компрометирующих выражений лица… и без этого уже довольно… Нариндра меня понимает.
— Если ты все время будешь говорить загадками…
— Нет! Ты знаешь, Сердар, как мы тебе преданы, так вот, одолжи нам еще несколько секунд, ну, несколько минут, солнце уже скоро сядет… Мы хотим объясниться непременно в присутствии Барбассона; сердце говорит мне, что нам при нем легче будет объяснить то, что мы хотим тебе сообщить.
— Однако…
— Ты желаешь… пусть будет по-твоему! Мы скажем тебе, но предварительно дай слово исполнить то, о чем мы тебя попросим.
— О чем же это?
— Мы вынуждены сказать, что нарушим молчание только с этим условием.
— Как торжественно! — сказал Сердар, невольно улыбаясь, несмотря на все свое волнение. — Ну! Говори же!
— Прикажи немедленно, не спрашивая у нас объяснения, заковать Рам-Шудора и посадить его в трюм.
— Я не могу сделать это, не зная, на каком основании вы требуете такого приказа, — отвечал Сердар с удивлением.
— Хорошо, тогда подождем Барбассона.
Сердар не настаивал, так как знал, что друзья не будут говорить, а потому оставил их, чтобы отдать необходимые приказания на ночь и распорядиться относительно сигнальных огней, — необходимая предосторожность при стоянке на якоре во избежание столкновения с другими проходящими мимо судами. Затем он поднялся на мостик, чтобы как-нибудь убить время и поразмышлять на свободе… Он не мог понять, на каком основании обратились к нему друзья с такой просьбой… Она так мало согласовывалась с тем, как они недавно защищали Рам-Шудора, что он принял ее за самую обыкновенную уловку, за желание прекратить всякий дальнейший спор… Рам-Шудор со времени своего отъезда не сделал ничего, чем можно было бы оправдать такую суровую меру; к тому же он предназначал ему весьма деятельную роль в последующих событиях, а если бы факир исчез со сцены, то он вынужден был бы радикально изменить весь свой план… впрочем, он посмотрит! И это необъяснимое появление Барбассона, таинственный способ действия… все это до такой степени заинтриговало его, что все личные заботы отошли у него на задний план. Он не выпускал из виду маленькой яхты, и когда стало совершенно темно, заметил, как от нее отделилась черная точка и направилась в сторону «Дианы»; минут пять спустя к шхуне пристала лодка — и Барбассон, плотно запахнутый в матросский бушлат, чтобы никто не мог его узнать, моментально выскочил на борт.