Том 10. Дживс и Вустер
Шрифт:
Я сказал «двинулся в обратный путь», но не прошел я и двух ярдов, как что-то плотное ткнулось мне в ногу, и я обнаружил рядом с собой огромную собаку — того самого пса, с которым мы обменивались любезностями в «Уютном уголке». Я узнал его по ушам.
При первом знакомстве, почуяв во мне родную душу, он на радостях зашелся оглушительным лаем. И теперь я стал было полушепотом уговаривать его хранить тактичное молчание, в ночи могли бродить клевреты папаши Кука, и мне будет трудно объяснить им, что я тут делаю в такой час, но пес не внял моим увещеваниям. В «Уютном уголке» запах Вустера показался ему упоительным, как «Шанель № 5», и сейчас он старался заверить меня, что он не из тех, кто отворачивается от друга только потому, что запах друга несколько испортился. Главное — это душа, должно
Разумеется, я оценил комплимент, но я не был настроен на свой обычный общительный лад, так как опасался наихудшего. Я понимал, что такой громогласный лай нельзя не услышать, если только стража Кука не состоит сплошь из глухих, аспидов, и оказался прав. Где-то за сценой раздался окрик: «Эй!», — и стало ясно, что Бертрам, как уже не раз бывало, влип в скверную историю.
Я бросил на собаку укоризненный взгляд. Впрочем, в темноте она его не заметила. Я вспомнил историю, которую мне читали в детстве, о том, как один господин написал книгу, а его собака Даймонд съела рукопись, и мораль сводилась к тому, что этот господин был такой славный малый, что всего лишь вздохнул: «Ах, Даймонд, Даймонд, если бы ты знал, что наделал». [130]
130
…если бы ты знал, что наделал. — Считается, что с такими словами по сходному поводу обратился к своей собаке Ньютон.
Я припомнил здесь эту историю, поскольку сам проявил подобную же сдержанность. «Говорил я тебе, не бреши, старый осел», — только это я и сказал, а тут как раз подоспел тот, кто кричал «Эй!».
Он сразу же произвел на меня неблагоприятное впечатление, поскольку напомнил мне старшину, который два раза в неделю муштровал нас в школе, где я в свое время получил награду за знание Библии, о чем, кажется, уже не однажды упоминал. Голос старшины походил на дребезжание телеги, груженной пустыми металлическими банками и катящейся по гравию, и точно так же прозвучал голос парня, крикнувшего «Эй!». Не иначе, они доводились друг другу родственниками.
Было уже совсем темно, но я все же разглядел, что в руках у этого насельника ночи некий предмет, который мне тоже не понравился, — а именно, огромный дробовик, и он тыкал им мне под ребра. Так что, при таком положении вещей умиротворять его следовало, скорее, ласковыми речами, чем кулаками. Я и попробовал воздействовать речью, стараясь, чтобы она звучала как можно ласковее, хотя зубы у меня стучали.
— Добрый вечер, — проговорил я, — не могли бы вы указать мне дорогу в деревню Мейден-Эгсфорд, — и только собрался пояснить, что, мол, заблудился, гуляя по окрестностям, как этот тип, не слушая меня, заорал: «Генри!», — по-видимому, призывая на помощь товарища. Второй голос, который вполне мог принадлежать родному сыну нашего старшины, ответил: «Ну?»
— Вали сюда.
— Куда?
— Сюда. Ты мне нужен.
— Я ужинаю.
— Бросай жевать и топай сюда. Я конокрада поймал.
Он нашел убедительный довод, видно, этот Генри относился к породе людей, для которых долг превыше всего. Оставив яичницу с беконом или что там он поглощал, он поспешил на зов, и через мгновение уже стоял рядом с нами. Пес к тому времени исчез. По-видимому, у него был широкий круг разнообразных интересов, и он мог уделять каждому из них лишь толику своего внимания. Обнюхав мои брюки и встав лапами мне на грудь, он решил, что пора искать новое поприще для деятельности.
У Генри был фонарь, и он осветил меня.
— Ух, ты, — поморщился он. — Это вот он — конокрад?
— Гы.
— Похож на жулика чумазого.
— Гы.
— Ну и вонь от него.
— Гы.
— Помнишь старую песенку «То были фиалки».
— Лаванда.
— Я всегда думал, фиалки.
— Нет, лаванда.
— Ладно, будь по-твоему. Что с ним делать-то?
— Отведем его к мистеру Куку.
Перспектива встречи с мистером Куком в подобной ситуации и после того, что между нами произошло, естественно, не привела меня в восторг, но, похоже, избежать ее было уже не в моей власти, так как Генри ухватил меня за воротник и повел, а его напарник сзади подталкивал ружьем.
Так мы дошли до дома, где нас неприветливо встретил дворецкий, раздосадованный тем, что его оторвали от любимой трубки в час отдыха. Вдобавок он злился за то, что ему, как он выразился, приводят тут всяких бродяг, от которых запах, будто прорвало канализацию. Не знаю, во что меня угораздило вляпаться, но только становилось все более очевидно, что это было нечто специфическое, о чем свидетельствовала характерная реакция окружающих на мое присутствие в их обществе.
Дворецкий был настроен решительно. Нет, они не могут видеть мистера Кука. Неужели, возмутился он, они воображают, что мистер Кук ходит в противогазе? И все равно, добавил он, даже если бы я благоухал, как свежее сено, мистера Кука нельзя беспокоить, у него посетитель. Заприте парня в каком-нибудь стойле, посоветовал дворецкий, давно бы сами додумались, и мои пропонент с секундантом [131] не замедлили исполнить его указание.
131
Пропонент — член избирательного комитета, предлагающий кандидата в Парламент; его предложение должно быть поддержано вторым лицом — секундантом.
Если кто-то из моих читателей подумывает, не побыть ли немного под замком в конюшне, я от души ему этого не советую — никчемное дело. Там душно, темно, и там негде сидеть, кроме как на полу. Время от времени слышишь странные попискивания и зловещие шорохи, наводящие на мысль, что крысы нагуливают аппетит перед тем, как начать обгладывать тебя до костей. После того как мой эскорт удалился, я стал расхаживать из угла в угол, размышляя о том, как бы мне выбраться из этой ловушки, давящей мне на психику. Но единственное, что приходило в голову, это поймать крысу и выдрессировать ее так, чтобы она прогрызла в двери Дыру. Однако на это потребовалось бы время, а мне ужасно хотелось поскорее добраться до дома и лечь в постель.
Занятый мыслями о крысе и о том, не может ли все же из этого что-нибудь выйти, я случайно нащупал дверь и рассеяно повернул ручку, просто так, от нечего делать, совершенно не рассчитывая на какой-нибудь результат — и будь я проклят, если дверь не открылась.
Сначала я подумал, что это мой ангел-хранитель, который вплоть до настоящей минуты пребывал в летаргическом сне, теперь глотнул сильнодействующего витамина и превратился в огненный шар, каким ему и полагалось быть, но потом, по здравом размышлении, я догадался, чтб на самом деле произошло. Между моими двумя конвоирами возникло непонимание по причине несогласованного планирования. Каждый полагал, что другой повернул ключ в замке, и в результате дверь осталась незапертой. Это лишний раз доказывает, что нельзя приступать к какому-либо 'предприятию, не обменявшись сначала мнениями за круглым столом в атмосфере полной сердечности. Трудно представить себе, кто из них двоих станет отчаяннее рвать на себе волосы, когда обнаружится, что они упустили своего Бертрама.
И хотя я был теперь свободен, как ветер, мне надлежало, — если я правильно выбрал слово, — соблюдать величайшую осторожность. Глупо было бы снова наткнуться на Генри с товарищем и вновь оказаться в узилище, или как там это называется. Надо избавиться от них раз и навсегда. Возможно, если познакомиться с ними поближе, они и неплохие ребята, но определенно не моего поля ягода.
Их сфера влияния, естественно, ограничивалась конным двором и окрестностями, поэтому безопаснее всего было бы вернуться тем же путем, каким пришел, но мне страшно было подумать, что я опять могу угодить в ту мерзкую грязь. Не оставалось ничего иного, как только брести наугад, пока не выйду на подъездную аллею, а затем по ней дойти до того места, где меня ждал автомобиль. Именно так я и поступил. Обогнув дом, я пошел через лужайку. Неожиданно впереди что-то блеснуло, и, не успев ничего сообразить, я плюхнулся в плавательный бассейн.