Чтение онлайн

на главную

Жанры

Шрифт:

Мистер Z. только улыбнулся.

— Что значит ваша улыбка, сэр?

— Ах, милорд… Я удивляюсь, как вы с вашим умом не объяснили моего молчания.

— Что ж оно означает?

— Преданность, одну преданность и ничего более!..

Однажды я сидел в кабинете мистера Z. Он только что готовился отправить лично составленную им записку к своему патрону по какому-то вопросу, как ему подают записку от патрона. Мистер Z. хладнокровно прочел ее, аккуратно сложил, спрятал к месту и приказал позвать своего секретаря.

— Эта записка, над которою мы работали, не годится. Приказано разобрать этот вопрос в другом направлении, и потому нам приходится завтра же этим заняться.

— Но как же… То направление, которое придано этой записке, основано на началах науки.

— Главное, не рассуждайте и делайте, что приказано… Наука?.. Наука должна служить государству, а не государство науке.

Молодой секретарь почтительно поклонился и ушел.

— А какое ваше мнение

по этому вопросу? — спросил я.

— У меня, милорд, нет мнения… Я исполняю, что приказывают.

— Но как же однако?

— Очень просто: я не рассуждаю и, признаюсь, считаю нелепостью рассуждать… Я служу и более ничего.

— Конечно, это просто, но, с другой стороны, такой индифферентизм может лечь нравственной ответственностью…

— У вас — быть может, а у нас, милорд, нет… Какая ответственность, когда приказание мне дано на бумаге и даже за нумером? Я исполнитель — и в этом вся моя роль. Если бы я рассуждал, милорд, то…

Он не досказал и умолк». [51]

Действие происходило в Петербурге, записка была «с направлением», то есть общего, руководящего свойства; по этим признакам читателю нетрудно было догадаться, что «мистер Z» занимает какой-то очень важный пост, а его патрон, вероятнее всего, не меньше, чем министр. Но ведь и те, кому было поручено наблюдать за радикальным журналом, тоже могли догадываться.

Журнал «Дело» с самого возникновения был у властей на особом счету; многие знали, что он является прямым продолжением знаменитого «Русского слова», что подтверждалось, между прочим, и тем, что бывший редактор этого журнала Г. Е. Благосветлов стал фактическим редактором-издателем «Дела». Среди сотрудников журнала некоторое время был только что вышедший из Петропавловской крепости Д. И. Писарев; тайная полиция имела сведения, что «Дело» печатает на своих страницах статьи и корреспонденции видных революционеров-эмигрантов — П. Л. Лаврова, П. Н. Ткачева, С. М. Степняка-Кравчинского. Вполне естественно, что когда Станюкович занял в журнале место ведущего публициста, цензура и тайная полиция стали уделять ему особое внимание. «Уличающих» фактов накопилось за несколько лет наблюдений много, и поэтому, когда после смерти Г. Е. Благосветлова Станюкович возбудил ходатайство о разрешении на право издания «Дела», ему было отказано. Правда, через некоторое время разрешение было все-таки выдано, но, по-видимому, тогда же судьба журнала была предрешена. Тайная полиция теперь имела неоспоримые данные о том, что Станюкович во время своих поездок за границу встречается с П. Л. Лавровым, П. А. Кропоткиным, В. И. Засулич, С. М. Степняком-Кравчинским и другими видными революционерами-эмигрантами. Ждали удобного случая, и он подвернулся: 21 апреля 1884 года Станюкович был арестован на пограничной станции Вержболово и доставлен в Петербург. Целый год его держали в Доме предварительного заключения под следствием, а затем в административном порядке сослали на три года в Томск. Он отправился в третье вынужденное путешествие, на этот раз в Сибирь — в те места, через которые он двадцать два года назад возвращался из своего первого путешествия.

51

К. М. Станюкович. Полн. собр. соч., т. IX, СПб, 1907, стр. 96–97.

Несчастья и невзгоды обрушивались на Станюковича одно за другим. Он тяжело пережил разгром народовольцев и наступление реакции; пока он находился под следствием, умерла его дочь — Любовь Константиновна; арест и ссылка лишили его журнала и средств к существованию. И все-таки Станюкович нашел в себе достаточно сил, чтобы с достоинством, мужественно перенести все эти удары. В ссылке, чтобы как-то сводить концы с концами, он должен был снова на некоторое время поступить на службу. Но главным его делом и здесь была литература. Он стал постоянным сотрудником тамошней «Сибирской газеты» и на ее страницах напечатал ряд статей, фельетонов и роман «Места не столь отдаленные» (окончательное название «В места не столь отдаленные»). Некоторые из написанных им в ссылке произведений — среди них книга путевых очерков «В дальние края» и несколько морских рассказов — были тогда же опубликованы в столичной печати.

9

27 июня 1888 года, отбыв срок ссылки, Станюкович, как сообщила «Сибирская газета», «выехал в Россию» [52] . К этому времени Людмила Николаевна получила небольшое наследство, что дало возможность Станюковичу вместе с семьей поехать во Францию, чтобы поправить расшатавшееся здоровье.

В феврале 1889 года он вернулся в Петербург и начал хлопоты по устройству своих литературных дел. Прежде всего он стремился возобновить публицистический диалог с читателем, для чего необходима была прочная связь с одним из тогдашних ведущих прогрессивных журналов. Но эта задача оказалась трудноразрешимой. Обстановка в журналистике стала еще более тяжелой, чем пять лет назад. На страницах «Русского вестника», «Московских ведомостей», «Нового времени» и других — рангом пониже — реакционных органов велось систематическое глумление над всем, в чем замечалось хотя бы отдаленное подобие освободительных идей. Те газеты и журналы, которые были подозреваемы властями в оппозиционности, подвергались особому цензурному и полицейскому досмотру. Выступления публицистов, все-таки еще претендовавших на то, чтобы в обществе их считали за либералов, отличались незначительностью тем и уклончивостью тона. С журналами и газетами, в которых Станюкович находил возможным сотрудничать, не поступаясь своими взглядами, его отношения складывались двояко: для его беллетристики охотно открывали свои страницы такие влиятельные журналы, как «Русское богатство», «Вестник Европы», «Мир божий», «Журнал для всех», «Нива», «Родник», «Всходы», «Детское чтение», «Юный читатель» и др.; одна из самых распространенных газет — «Русские ведомости» — печатала беллетристические произведения Станюковича из года в год, из месяца в месяц — вплоть до последних дней его жизни. А к Станюковичу-публицисту руководители тех же самых журналов и газет относились более или менее прохладно, а то и настороженно. Лишь через несколько лет, когда в России наметился новый подъем оппозиционных настроений, журнал «Русская мысль» стал более или менее систематически печатать фельетоны Станюковича под общим заглавием «Картинки современных нравов» (в эту серию входили и новые «Письма знатного иностранца»).

52

К. М. Станюкович. Собр. соч… т. 6, ГИХЛ, М., 1959, стр. 755.

Не имея на протяжении ряда лет постоянной публицистической трибуны, Станюкович, естественно, большую часть своего времени уделял беллетристике. В последние четырнадцать лет жизни Станюкович работал с удивительной интенсивностью. За эти годы он написал подавляющее большинство морских рассказов и повестей, три романа, несколько повестей и больше двадцати рассказов на материале тогдашней общественной жизни.

Романы и «неморские» повести и рассказы этого времени так же, как и большинство произведений Станюковича семидесятых — начала восьмидесятых годов, открыто публицистичны, а в некоторых из них явно проступает памфлетная нацеленность. По общему своему характеру и тематика этих произведений осталась прежней. Станюкович продолжал внимательно присматриваться к одному из самых значительных и зловещих социальных процессов второй половины XIX столетия — к процессу сближения сановного дворянства и высшей бюрократии с новым богачом — буржуа-промышленником и банковским воротилой. Его отношение к обеим этим социальным группам в основном не изменилось, а моменты различия предопределялись самим ходом указанного процесса. С Кузькой Кривошейновым его вельможные покровители обращались все-таки как с выскочкой, да он и сам смотрел на них еще снизу вверх; в возможность покровительственного отношения к Василию Захаровичу Трифонову (роман «Откровенные») никто из его чиновных и титулованных приятелей и помыслить не может; к искателям руки и сердца (то есть миллионного приданого) его дочери Ксении он относится с одинаковым презрением — будь то князь Сицкий, или завтрашний министр Павлищев, или безродный, еще только начинающий делать карьеру Марк Борщев. Станюкович убеждает читателя, что это презрение вполне заслуженно.

Конечно, эти внезапные богатства вчерашних мужиков заключали в себе невольный соблазн, но ведь поддающиеся ему — все эти потомки «Рюриковичей и гедиминовичей», все эти государственные деятели и думать не хотели, чтобы в подлости своей сохранить, по слову Пушкина, хотя бы «осанку благородства». Они были омерзительнее новых богачей. По сравнению с развратным паразитом Козельским, старавшимся выдать свою дочь Тину за молодого Гобзина и таким образом «породниться» с миллионами его отца Прокофия Лукича Гобзина, этот последний выглядит не только крупнее, но даже человечнее: он по крайней мере деятелен и умеет ценить в людях трудолюбие и знания.

Само собой разумеется, к такого рода сопоставлениям Станюкович прибегал не ради того, чтобы возвысить и оправдать новых богачей. В своих произведениях девяностых годов он последовательно развивает ту мысль, что процесс сближения двух этих социальных групп является в то же время и процессом нравственного распада правящих верхов тогдашней России. Одним из симптомов этого распада было и то, что люди, сколько-нибудь порядочные и деятельные (такие, например, как Григорий Александрович Никодимцев из того же романа «Равнодушные»), там, наверху, не уживались.

Тема нравственного разложения правящих верхов важна, конечно, не сама по себе; во второй половине XIX века она привлекала внимание русских писателей, в том числе и М. Е. Салтыкова-Щедрина и Л. Н. Толстого, главным образом потому, что была частью более общей и несравнимо более важной темы — темы судеб России. Ведь тлетворное влияние этого разложения сказывалось на жизни всей страны и, в частности, на нравственном состоянии так называемых образованных слоев общества. Именно об этом написан роман «Жрецы».

Поделиться:
Популярные книги

Гром над Империей. Часть 2

Машуков Тимур
6. Гром над миром
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
5.25
рейтинг книги
Гром над Империей. Часть 2

Возвращение Низвергнутого

Михайлов Дем Алексеевич
5. Изгой
Фантастика:
фэнтези
9.40
рейтинг книги
Возвращение Низвергнутого

Отмороженный 5.0

Гарцевич Евгений Александрович
5. Отмороженный
Фантастика:
боевая фантастика
рпг
5.00
рейтинг книги
Отмороженный 5.0

Ваше Сиятельство 8

Моури Эрли
8. Ваше Сиятельство
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Ваше Сиятельство 8

Мымра!

Фад Диана
1. Мымрики
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Мымра!

Сердце Дракона. Том 11

Клеванский Кирилл Сергеевич
11. Сердце дракона
Фантастика:
фэнтези
героическая фантастика
боевая фантастика
6.50
рейтинг книги
Сердце Дракона. Том 11

Черный маг императора

Герда Александр
1. Черный маг императора
Фантастика:
юмористическая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Черный маг императора

Курсант: назад в СССР 9

Дамиров Рафаэль
9. Курсант
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Курсант: назад в СССР 9

Специалист

Кораблев Родион
17. Другая сторона
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Специалист

Неудержимый. Книга XVII

Боярский Андрей
17. Неудержимый
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Неудержимый. Книга XVII

Ученичество. Книга 1

Понарошку Евгений
1. Государственный маг
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Ученичество. Книга 1

Купидон с топором

Юнина Наталья
Любовные романы:
современные любовные романы
7.67
рейтинг книги
Купидон с топором

Возвышение Меркурия

Кронос Александр
1. Меркурий
Фантастика:
героическая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Возвышение Меркурия

Ротмистр Гордеев

Дашко Дмитрий Николаевич
1. Ротмистр Гордеев
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Ротмистр Гордеев