Том 11. Монти Бодкин и другие
Шрифт:
— Ого! — произнес Реджи, совсем как пораженный громом Альберт Пизмарч.
— Очень благородно со стороны Амброза, — проговорил Монти, оживляясь. — Правда, широкий жест? Другой на его месте пальцем о палец бы не ударил, пустил бы дело на самотек, а в довершение еще бы и куш сорвал. Но старина Амброз не таков.
— Резонно, — согласился Реджи.
— Амброз встал на дыбы. Изъял у нее незаконно присвоенную собственность. Весьма благородно с его стороны, по-моему. Так я ему и сказал.
Помолчали. Монти отвернул Микки Маусу голову, прикрутил ее на место
— Ну да Бог с ним… — сказал Реджи.
— А?..
— Давай лучше поговорим о тебе.
— Обо мне?
— Ты-то почему не скачешь до потолка, а сидишь здесь, как пень? Микки этот у тебя. Что-то бурной радости не вижу…
Монти горько усмехнулся:
— Что радоваться-то? Есть Микки— нет Микки, мне теперь все равно. Все кончено.
— Кончено? — выдохнул Реджи, словно ему наподдали по мягкому месту. — Как это, кончено?!
Реджи вытаращил глаза. Если он верно уловил смысл выражения, то это означает полнейший крах. Плакали две тысячи вместе с голубой мечтой составить партию на зависть всему Голливуду.
— Кончено? — голос его дрогнул, пальцы онемели. — У тебя с Гертрудой?
— Да.
— Почему?
Монти открутил Микки Маусу голову, затем прикрутил ее на место и опять принялся откручивать.
— Сейчас расскажу. Когда ты разработал эту чертовски хитрую схему — подослать меня к Фуксии во второй класс, — ты не учел одной немаловажной детали, а именно: в этот день там был концерт. А на концерте выступал Альберт Пизмарч, и ты, конечно, не мог предвидеть, что он попросит Гертруду прийти и поддержать его аплодисментами…
— Ужас какой! И Гертруда потащилась во второй класс…
— Точно.
— И застукала тебя с Фукси?
— Нет, не застукала. Я успел перехватить Альберта Пизмарча и велел ему Фукси увести. Он так и сделал, а потом случилось вот что. Стоим мы с Гертрудой, разговариваем, и вдруг — откуда ни возьмись — Альберт, берет под козырек и рапортует: все в полном порядке, с мисс Флокс он виделся, передал, что свидание отменяется, а она ответила, ничего страшного, она будет ждать меня в своей каюте часиков этак в одиннадцать.
— Ничего себе!
— Так-то.
— С ума сойти!
— Ага.
— Бывают же такие дураки!
— Да, не самое блестящее проявление savoir-faire, [79] — поддержал Монти. — На Гертруду эти несколько слов сильно подействовали. Читал про взрыв газа в Лондоне, когда ухлопало четверых? Так вот, наши отношения развивались примерно в том же ключе. Если ты не против, я не стану воспроизводить то, что она наговорила, поскольку мне не хотелось бы заострять внимание на деталях. Но поверь на слово, между нами все кончено — решительно, окончательно и бесповоротно.
79
Умение, сноровка (франц.).
Каюта погрузилась в тишину. Реджи сидел в кресле, впившись в подлокотники. Монти тем временем
— Жалко, — наконец проговорил Реджи.
— Спасибо за сочувствие. Конечно, приятного мало.
— Знаешь, я тут подумал, — сказал Реджи, вставая, — пойду-ка прогуляюсь по палубе.
Через несколько минут после его ухода в дверь постучали, и вошла Мейбл Спенс.
— Надеюсь, не потревожила? Реджи Теннисон здесь?
— Только что вышел, — ответил Монти, — он на шлюпочной палубе.
— Спасибо.
Гулять по шлюпочной палубе было приятно, вернее, было бы приятно человеку, жизнь которого не пошла под откос, а надежды не разлетелись вдребезги. Веял легкий ветерок, на безоблачном небе сверкали тихие звезды. Но Реджи не чувствовал дуновения ветра, не замечал звезд. Мертвой хваткой, какой недавно цеплялся за кресло, он впился в поручни. В подобные жизненные моменты человек хватается за любую деревяшку.
Здесь его и нашла Мейбл Спенс. При звуке ее шагов он обернулся, выпустил поручни и застыл, не отрывая от нее глаз.
По ночам на палубе не видно ни зги, но любовь придает зрению остроту, и сквозь лиловатый сумрак, обволакивающий девичий стан, Реджи разглядел, что Мейбл Спенс выглядит на миллион долларов. Смелая девушка, свято верившая, что свежий воздух полезен для кожи, была без накидки. В свете звезд ее шея и руки отливали белизной. И при мысли, что вся эта красота вскоре отправится в Южную Калифорнию, в то время как он будет прозябать в Монреале, Реджи пронзило такой острой горечью, что палуба заколыхалась под его ногами подобно трясине, а из груди вырвался глухой стон.
Мейбл выглядела озабоченной.
— Что с тобой? — спросил он.
— Ничего.
— Такой ночью не может укачать.
— Меня не укачало. Это просто…
— Просто что?
— Ой, не знаю.
— Любовь? — Реджи сильнее впился в поручни. Мейбл Спенс не имела привычки ходить вокруг да около.
Она всегда брала быка за рога. Когда на повестке дня вставал неотложный вопрос, она, не теряя времени даром, действовала спокойно и уверенно, за что ее недолюбливал свояк Айвор Лльюэлин, но ценило большинство знакомых.
— Я только что от Фуксии. Она говорит, ты в меня влюблен.
Реджи попытался было что-то ответить, но голос его не слушался.
— Я решила тебя найти и выяснить, правда ли это. Ну и?
— Э-э-э…
— Это правда?
Реджи был настолько обескуражен такой абсурдной постановкой вопроса, что каким-то чудом обрел дар речи. Чертовски глупо, подумал он, спрашивать о подобных вещах, когда вот уже несколько дней он специально мельтешит у нее перед глазами, чтобы продемонстрировать свои чувства в наиболее наглядной форме. Такая разумная девушка, как она, так и подмывало его сказать, могла бы сама догадаться, что молодые люди не бросают таких взоров, какие он на нее бросал, не пожимают руки так, как он пожимал, не целуют на темных палубах так, как он целовал, если ничего не имеют в виду.