Том 12. Лорд Дройтвич и другие
Шрифт:
— Я пришла насчет работы.
— Работы! — воскликнул мистер Пилкингтон. По-видимому, и он воспринимал разговор как чисто светский.
— В хоре, — пояснила Джилл.
Пилкингтон отшатнулся, будто слово это укусило его.
— В «Розе Америки» нет хора!
— Я думала, это музыкальная комедия. Пилкингтон опять содрогнулся.
— Нет! Это музыкальная фантазия! И хора в ней нет, — с оттенком укоризны добавил он. — А есть ансамбль из двенадцати изысканных девушек.
— Что, конечно же, — рассмеялась Джилл, — звучит гораздо красивее. А как вы считаете, я достаточно
— Буду счастлив, если вы присоединитесь к нам, — быстро ответил мистер Пилкингтон.
Но длинноволосый композитор смотрел с сомнением. Резко взяв дискантовую ноту, он крутанулся на табурете.
— С твоего позволения, Отис, позволь тебе напомнить, у нас уже есть двенадцать девушек.
— Значит, будет тринадцать! — твердо заявил Отис.
— Это несчастливое число!
— Мне все равно. Мы должны взять мисс Маринер. Ты же сам видишь — она именно того типа, что нам требуется.
Спорил он с огромным энтузиазмом. С того самого дня, как начался набор актеров, он тоскливо вспоминал вечер, когда состоялась премьера «Розы Америки» в доме его тети прошлым летом в Ньюпорте [40] со звездными любимцами светского общества и ансамблем, целиком набранным из дебютанток и неопытных матрон. Такую труппу он жаждал собрать и для профессиональной постановки, но до сегодняшнего дня его преследовали сплошные разочарования. Джилл показалась ему единственной девушкой в театральном Нью-Йорке, отвечавшей желаемому стандарту.
40
Ньюпорт — фешенебельный морской курорт в штате Род-Айленд (точнее назвать его «приокеанским», поскольку он расположен на берегу бухты Атлантического океана, носящей индейское название Наррагансет).
— Спасибо вам огромное, — сказала Джилл.
Повисла новая пауза. В атмосферу опять вползла светская нотка. Джилл ощутила желание хозяйки не дать угаснуть оживленной беседе.
— Я слышала, что эта комедия в стиле Гилберта и Салливана.
Мистер Пилкингтон обдумал замечание.
— Признаю, когда я писал пьесу, идеалом для меня был Гилберт. Достигли я успеха…
— Пьеса, — вмешался мистер Трэвис, пробегаясь по клавиатуре, — так же хороша, как любая у Гилберта.
— О, будет тебе, Роли! — скромно запротестовал Отис.
— И даже лучше, — настаивал мистер Трэвис — Во-первых, она современная.
— Да, я старался сделать посовременнее, — пробормотал мистер Пилкингтон.
— И ты избежал ошибки Гилберта — излишней надуманности.
— Верно. Гилберт, действительно, грешил излишней фантазией, — признал Отис— А музыка, — продолжил он, в великодушном порыве отплатить добром за добро, — обладает мелодичностью Салливана, но ей присуща новизна ритма, очень индивидуальная. Музыка вам понравится.
— Судя по вашим словам, — любезно заметила Джилл, — комедия обречена на шумный успех.
— Мы очень на это надеемся, — с чувством заметил мистер Пилкингтон. — Мы считаем, что наступило время, когда публике требуется что-нибудь получше, понеожиданнее. Люди потихоньку устают от безмозглой ерунды и бравурных мелодий, которыми их потчуют людишки вроде Уоллиса Мэйсона и Джорджа Бивэна. Публике хочется блеска… Точно так же было во времена Гилберта и Салливана. Они начали писать, когда музыкальные спектакли опустились до ужасающей легковесности. Театр был отдан на откуп бурлескам самого дурацкого толка. Публика жаждала спектаклей классом повыше. То же самое и сегодня. Но менеджеры не желают этого понимать. «Роза Америки» много месяцев странствовала по Бродвею, стучась в разные двери.
— Ей следовало войти без стука. Вот как я, — заключила Джилл и встала. — Что же, очень любезно с вашей стороны, что взяли меня на работу, хотя и вошла я так бесцеремонно. Но я чувствовала, что нет толку дожидаться на лестничной площадке. Я так рада, что все уладилось. До свидания.
— До свидания, мисс Маринер. — Отис почтительно взял протянутую руку, — Репетиция ансамбля назначена на… когда, Роли?
— На 11 утра послезавтра.
— Я приду. До свидания, и большое вам спасибо. Молчание, воцарившееся в кабинете после ее ухода, нарушил Трэвис:
— Вот это красоточка!
Вздрогнув, Отис очнулся от мечтаний.
— Что ты сказал?
— Да девица эта… Какая красотка!
— Мисс Маринер, — ледяным тоном отчеканил Отис, — самая очаровательная, утонченная, воспитанная и прелестная девушка, если ты это имеешь в виду.
— Ну да! — подтвердил мистер Трэвис— Именно это самое!
Джилл вышла на 42-ю стрит, окидывая улицу взглядом победителя. Мало что переменилось в Нью-Йорке с тех пор, как она вошла в театр «Готэм», но город показался ей совсем иным. Час назад она была тут чужой, бесцельно плыла по его быстринам. Теперь она в Нью-Йорке своя, а Нью-Йорк — ее город. Она смело сразилась с ним и отвоевала у него средства к существованию. Теперь она шагала по улице бойко и беспечно. Адрес, который дала ей Нелли, отсылал на восточную сторону Пятой авеню. Джилл отправилась туда по 42-й стрит. Какая веселая и оживленная улица! Она и не бывала на таких прежде. Музыкой звучал для нее перестук поездов метро, когда она пересекала Шестую авеню, и ей нравилась бурлящая вокруг толпа.
Джилл дошагала до угла Пятой авеню, когда полисмен на перекрестке взмахнул жезлом, разрешая машинам двигаться в центр. И мимо нее покатился поток машин, забивавший дорогу, насколько видел глаз. Ехали они двойным рядом — красные лимузины, синие, розовато-лиловые, зеленые. Джилл стояла, пережидая, пока иссякнет их поток, и в это время мимо неё проплыл самый большущий, самый красный лимузин. Огромнейшее авто с полярным медведем у руля, и еще одним с ним рядом. А сзади вольготно раскинулся, устремив благожелательный взор на массивную леди в норковом манто, — дядя Крис!
На секунду он оказался так близко от Джилл, что если б не поднятое стекло, она до него могла бы дотронуться. Но тут медведь за рулем, углядев просвет в потоке транспорта, надавил на акселератор и ловко вильнул в него. И машина, быстро набрав скорость, исчезла.
Джилл испустила глубокий вздох. Жезл взмахнул снова. Она перешла дорогу и зашагала дальше на поиски нужного дома. Пять минут спустя ей пришло в голову, что девушка практичная и сообразительная обязательно бы запомнила номер лимузина.