Том 15. Сестра милосердная
Шрифт:
Старый финн, дедушка Иды, говоривший немного по-русски, нашел возможным связать несколько слов, адресованных Славе.
— Бог с тобою… зиви, малюсенький, ангел, стоби радивать нас… — произнес он, вынимая изо рта свою вечную трубку.
— А теперь надо королеве выбрать на танцы партнеров… — произнес, улыбаясь Сорин. — Видите, вас уже приглашают… Не решаются только подойти поближе! — указал он на нерешительно топтавшихся в стороне парней.
— Да, если королева праздника откажется протанцевать с ними, ее временные поданные, чего доброго, и обидятся, — присоединил свое мнение доктор.
На минуту Ира смутилась. Ей показалось как-то странно танцевать с этими грубоватыми неуклюжими, хотя и чрезвычайно
Он с поклоном принял ее руку, обнял за талию, и под звуки пронзительно пиликающих скрипок и оглушительно рокочущего барабана они понеслись… За ними чинно и бесшумно в «немецкой» польке запрыгали другие пары, финские девицы со своими кавалерами. Пламя костров освещало кружащиеся пары, придавая им причудливо-фантастический вид. Финны танцевали чинно и торжественно и перед началом и после окончания каждого танца отвешивали поклоны и книксены. Ире было весело прыгать и кружиться с этими честными добродушными работниками, гораздо более приятно, нежели на том костюмированном балу у Нетти, когда кавалерами ее были пустые, бесцветные глупо-самодовольные молодые люди вроде князька Валерьяна, Димы Николаева и Пестольского. За первым танцором к Ире подошел второй, третий… Все желали танцевать с королевой праздника. Даже старый дедушка Иды тряхнул стариной и отплясал с «парисьней» нечто похожее на польку-мазурку, вызывая бурные аплодисменты своим лихим исполнением. Каждую свободную от танцев минуту Ира подбегала к Славе, перекинуться словом.
После танцев водили хороводы: прыгали, взявшись за руки через костры, бегали в горелки.
Наконец, и старики и молодые уселись на берегу и принялись за угощенье. Ира не могла отказаться от стопки крепкого шведского пунша, которую поднес ей первый танцор окрестностей. Не могла не закусить вкусным шведским пряником.
А костры горели по-прежнему, и багровым казалось ночное небо от их жарких огней.
— Вы не устали, Славушка? — озабоченно спрашивала Ира.
— Ах, нет же, совсем нет, уверяю вас, Ирина Аркадьевна, я никогда не чувствовал себя так хорошо и бодро, как сегодня, — говорил мальчик.
— Уж пусть останется до конца праздника, раз так, — махнув рукой, произнес Алексей Алексеевич, с нежностью глядя на своего сынишку. — Вот и доктор ничего не имеет против. Уж кутить, так кутить…
— Парисьня, нас люти хоцют за твой сдорофья выпить, — услышала Ира чей-то голос.
Это пришла за нею Ида со своим дедом. Через минуту, закутав Славушку теплою шалью, она снова присоединилась к пирующим.
Теперь финны уже не были одни. Пока Ира беседовала с Сориным и доктором, подкатила коляска. Из нее вышли два господина. Один высокий бритый с энергичным лицом, обвеянным северными ветрами, — сам барон Арнгольд, другой высокий старик в очках с тщательно расчесанными и совершенно белыми, как снег, бакенбардами.
Увидя Иру, они сняли шляпы и почтительно склонили перед ней головы.
Их приветствовали самым радушным образом собравшееся на берегу финны.
Ира хотела было занять свое прежнее место между старым дедом Иды и его внучкой на пне срубленной сосны, но барон Арнгольд предупредил ее намерение. Он приблизился к девушке со шляпой в руке и, склонившись перед нею, заговорил тем изысканным несколько вычурным немецким языком, каким, вероятно, когда-то рыцари беседовали с дамами.
— Приветствую прелестную королеву праздника. Я слышал уже, что здешние жители выбрали на сегодняшний праздник вас. Разрешаю себе смелость представиться вам и представить своего школьного товарища, профессора Императорской клиники в Берлине, профессора Адольфа Франка, который проездом через Швецию и Финляндию гостит у меня на мызе.
Седой господин с белыми баками, как и барон, почтительно склонился перед Ирой в утонченно-рыцарском поклоне. Он только вчера приехал к своему товарищу юности барону Иоанну Арнгольду и был счастлив, что попал на здешний праздник и мог познакомиться с обычаями чужой страны. Сам он, немец по крови, всю жизнь провел в Германии, изредка путешествуя по Европе. Барон Арнгольд, швед по отцу и финн по матери, подружился с Франком, во время своего пребывания в германской академии. Профессор Франк в свою очередь заявил, что он очень доволен случаем встретить здесь такую изящную, такую симпатичную царицу праздника, Иру…
Но она не слышала, что он говорит…
"Франк… Профессор Франк… Да неужели же этот старик в очках с белыми баками и длинными волосами и есть тот знаменитый профессор, тот великий ученый, о котором говорит вся Европа, чьи важнейшие открытия в области медицины разносятся по всему миру. Неужели же это он сам?… Он делающий настоящие чудеса в области хирургии?"
— Неужели же вы профессор Франк? Тот самый великий профессор, которого знает вся Европа, весь мир?
Неуловимая улыбка пробежала по лицу профессора.
— Вы, по всей вероятности, слышали обо мне, фрейлейн, — скромно ответил старик, — если хотите, то мои труды имели успех и…
Ира не дала закончить профессору и быстро заговорила по-немецки.
— Простите меня, ради Бога: простите мою назойливость, мою дерзость… Но у меня, лишь только я услышала ваше имя, появилась одна идея… Вот видите, господин профессор, ту группу людей? Видите ее? Это здешний помещик Сорин, тоже профессор ботаники, его сын и доктор, лечащий сына. Дело в том, что маленький Сорин давно приговорен докторами к смерти. Он не должен умереть! Он ни в коем случае не должен умереть, господин профессор, так рано!
— Вы хотите, чтобы я взглянул на вашего воспитанника? В таком случае пойдемте к нему, — сказал профессор и, не дожидаясь ответа Иры, двинулся по направлению освещенной костром маленькой группы.
Когда профессор Франк приблизился к креслу больного Славы, мальчик находился в радостном возбуждении под впечатлением праздника. Венок, принесенный Идой, съехал ему на лоб и еще более оттенял прозрачную бледность лица.
— Какой прелестный ребенок! — сказал профессор Франк.
Когда Алексей Алексеевич услышал фамилию знаменитости, он встрепенулся. И в голове Сорина промелькнула та же мысль, которая пришла на ум Ире в первую минуту ее знакомства с Франком: что, может быть, недаром посылает судьба так случайно и неожиданно сюда к ним знаменитого ученого, который, может статься, пожелает спасти его ненаглядного Славушку… Недаром же сам он, профессор Сорин, так тянулся в Берлин, к Франку и был в отчаянии, что все последние годы знаменитый доктор не лечил никого, занимаясь учеными исследованиями. И вот теперь… такая встреча.
Алексей Алексеевич даже ушам своим не поверил, когда знаменитый профессор, поговорив с ним о болезни Славы, сам назначил день и час своего визита на мызу к Сориным.
Что-то дрогнуло в груди отца, робкая надежда на выздоровление сына затеплилась у него в груди.
Решено было, что завтра в два часа дня профессор Франк приедет на мызу осматривать Славу.
Глава 10