Том 17. Джимми Питт и другие
Шрифт:
— Тут такие дела, — сказал лорд Дривер.
Весьма разумно заметив в виде предисловия, что вел себя, как осел, он коротко изложил суть последних событий.
— Что! — сказал Джимми. — Вы учили Харгейта играть в пикет? Дорогой вы мой, он играл в пикет лучше всякого профессора, когда вы еще ходили в коротенькой рубашонке. Он в этом просто гений.
Его лордство сильно дернулся.
— Как это? Разве вы его знаете?
— Встречал в Нью-Йорке, в клубе «Ваганты». Один мой приятель, актер, — тот самый Мифлин, я о нем только что говорил, — привел его как своего гостя. Он за пикетом деньги лопатой загребал. А там, между прочим, были тоже неплохие
— Но тогда… тогда… черт побери все на свете, он же тогда, выходит, чертов проходимец!
— У вас талант на короткие и емкие формулировки, — сказал Джимми. — Вы с первого раза совершенно точно его определили.
— Ни пенни ему не заплачу, черт возьми!
— Ну конечно. Если станет возражать, адресуйте его ко мне.
У его лордства гора свалилась с плеч. Действие эликсира в основных его проявлениях уже истощилось, и теперь он понимал то, чего не замечал, находясь в приподнятом настроении, — какое подозрение неизбежно нависло бы над ним, как только пропажа банкнот будет обнаружена.
Он утер пот со лба.
— Вот ведь черт! Сразу легче стало! Проклятье, я готов землю рыть копытом, прямо как резвая двухлетка! Послушайте, Питт, вы чертовски хороший человек.
— Вы мне льстите, — сказал Джимми. — Но я стараюсь.
— Послушайте, Питт, а эта ерундовина, вот что вы нам сейчас рассказывали — насчет пари и прочее. Вы что, честно хотите сказать, что это все правда? То есть, я… Черт! У меня идея!
— В интересные времена мы живем!
— Вы говорили, этого вашего друга, актера, зовут Мифлин?
Джимми не успел ответить — лорд Дривер вдруг оборвал вопрос.
— Черт побери! — пробормотал он. — Что там? Господи, кто-то идет!
Он юркнул за занавеску, точно кролик. Ткань едва успела перестать раскачиваться, как дверь открылась и вошел сэр Томас Блант.
Глава XXVI БЕСПОКОЙНЫЕ ВРЕМЕНА ДЛЯ СЭРА ТОМАСА
Для человека, чьи намерения были настолько невинны и даже благотворны по отношению к бриллиантам и их владельцу, Джимми находился в на редкость компрометирующем положении. Даже и при более удачных условиях нелегко было' бы убедительно объяснить сэру Томасу свое присутствие в его гардеробной. Сейчас же все осложнялось тем, что его лордство, исчезая за занавеской, отшвырнул от себя ожерелье, точно пылающую головешку. Второй раз за последние десять минут ожерелье упало на ковер. Джимми наклонился его поднять и только что успел выпрямиться, когда сэр Томас его увидел.
Обладатель рыцарского звания стоял в дверях, и лицо его выражало живейшее изумление. Выпученные глаза уставились на бриллианты в руке Джимми. Джимми даже стало его жаль — так мучительно сэр Томас искал адекватные случаю слова. Сильные эмоции вредны для людей такого типа, с короткой и толстой шеей.
Джимми по доброте душевной попытался прийти к нему на помощь.
— Добрый вечер, — сказал он приветливо.
Сэр Томас начал заикаться. Слова мало-помалу пробивали себе дорогу наружу.
— Что… что… что…
— Так его, давайте, давайте, — сказал Джимми.
— …что…
— Был у меня один знакомый в Южной Дакоте, страшно заикался, — сказал Джимми. — Он, когда разговаривал, грыз собачьи сухари. Они ему очень помогли — и питательные к тому же. А вот еще хороший способ — сперва сосчитайте до десяти, а потом быстро выпаливайте, что хотели сказать.
— Вы… вы мерзавец!
Джимми аккуратно положил ожерелье на туалетный столик, затем повернулся к сэру Томасу, заложив руки в карманы. Поверх головы рыцаря было видно, как колышутся складки занавеси, словно их волнует нежнейший ветерок. Очевидно, драматизм сложившейся ситуации не ускользнул от Гильдебранда Спенсера, двенадцатого графа Дривера.
Не ускользнул он и от Джимми. Ситуация была как раз в его вкусе. У него уже сложился план действий. Джимми понимал, что бесполезно пытаться рассказать правду рыцарственному дядюшке. Бесхитростной доверчивости в характере сэра Томаса было не больше, чем в жилах его — нормандской крови. Лондонец по рождению, в этом он сильно напоминал уроженцев штата Миссури.
Положение, по всему, складывалось безвыходное, но Джимми считал, что выход у него все-таки имеется. А пока он просто наслаждался происходящим. Забавно, все это почти в точности повторяло главную сцену третьего акта пьесы «Любовь медвежатника», в которой Артур Мифлин с таким успехом исполнил роль обаятельного взломщика.
Теперь и Джимми предстояло исполнить роль обаятельного взломщика в собственной трактовке. Артур Мифлин на сцене закуривал сигарету и чередовал дымовые колечки с остроумными репликами. Сигарета, конечно, пришлась бы очень кстати, но Джимми был готов блеснуть и без реквизита.
— Так это… это вы, вот оно что? — пропыхтел сэр Томас.
— Кто вам сказал?
— Вор! Мелкий жулик!
— Ну что вы! — возразил Джимми. — Почему мелкий? Если в здешних краях я мало известен, это еще не причина меня обижать. Откуда вы знаете, может быть, в Америке у меня громкая репутация? Может быть, я сам Бостонский Билли, или Сакраменто Сэм, или еще кто-нибудь. Давайте все-таки обойдемся без оскорблений в нашей дискуссии.
— Я вас давно подозревал! С самого начала, как только услышал, что мой идиот-племянничек завел в Лондоне дружбу с каким-то случайным человеком. Так вот вы кто такой! Ворюга!
— Я лично не обращаю внимания на такие вещи, — перебил его Джимми, — но, если вам когда-нибудь в будущем случится беседовать с медвежатниками, вы уж, пожалуйста, не называйте их ворами. Они ужасно обидчивые. Понимаете ли, между этими двумя специальностями — огромная пропасть, приходится считаться с кастовыми предрассудками. Допустим, вы — театральный режиссер. Как бы вам понравилось, если бы вас обозвали капельдинером? Улавливаете разницу? Вы можете задеть их чувства. Скажем, обычный вор на моем месте, скорее всего, применил бы грубую силу. Но по этикету медвежатника, если я не ошибаюсь, применение грубой силы нежелательно, разве что в самых крайних случаях. Я очень надеюсь, что у нас до этого не дойдет. С другой стороны, честность вынуждает меня отметить, сэр Томас, что вы у меня на мушке.
В кармане пиджака у Джимми лежала курительная трубка. Он надавил черенком на ткань, так что карман оттопырился. Сэр Томас с тревогой посмотрел на выпуклость и слегка побледнел. Джимми свирепо насупился. Насупленные брови Артура Мифлина в третьем акте вызвали бурное восхищение среди публики.
— Как видите, — сказал Джимми, — револьвер у меня в кармане. Я всегда стреляю через карман и плюю на счета от портного. Мой малыш заряжен, курок взведен. Он нацелен прямо на бриллиант в вашей булавке для галстука. Роковое место! Ни один человек еще не выжил после прямого попадания в булавку для галстука. Мой палец на спусковом крючке. Поэтому я рекомендовал бы вам не звонить в звонок, на который вы смотрите. Против этого есть и другие причины, я к ним перейду немного позже.